Мы знаем только непрерывность и никогда не знаем ее противоположности. Мы знаем непрерывность опыта, памяти, отдельных событий, но не знаем того состояния, при котором эта непрерывность отсутствует. Мы называем такое состояние смертью, неизвестным, таинственным и т.д.; давая ему название, мы надеемся в какой-то степени овладеть этим состоянием, что опять-таки есть желание непрерывности.
Самосознание — это опыт, наименование опыта, а также его воспроизведение; этот процесс совершается на различных уровнях ума. Мы цепляемся за процесс самосознания, несмотря на его преходящие радости, нескончаемый конфликт, хаос и страдание. Ведь это есть то, что мы знаем; это — наше существование, непрерывность самого нашего бытия, это — идея, память, слово. Идея, полностью или частично, имеет характер непрерывности, именно та идея, которая создает «я»; но несет ли эта непрерывность свободу, в которой единственно происходит раскрытие и обновление?
То, что обладает непрерывностью, никогда не может быть иным, не таким, каким оно существует с определенными видоизменениями; но эти видоизменения не прибавляют новизны. Оно может принять иной покров, иной цвет; но это все еще идея, память, слово. Этот центр непрерывности не есть духовная сущность, так как он продолжает находиться в поле мысли, памяти, а следовательно, в поле времени. Он может делать предметом опыта только свои собственные проекции, а через опыт, являющийся проекцией себя, создавать дальнейшую непрерывность своего бытия. Таким образом, пока этот центр существует, он никогда не может иметь опыт вне самого себя. Он должен умереть, он должен перестать с помощью идеи, памяти, слова создавать для себя непрерывное существование. Непрерывность — это гниение, распад, и существует жизнь только в смерти. Обновление происходит только с прекращением центра; тогда возрождение — это уже не непрерывность; тогда смерть, как и жизнь, является обновлением в каждый данный момент. Это обновление есть творчество.
САМОЗАЩИТА
Это был хорошо известный человек, который мог по своему положению причинять зло другим, что он и не колебался делать. Он был хитер и неглубок, лишен благородства и работал для своей личной выгоды. Он сказал, что не обладает настолько острым умом, чтобы рассказать все как следует, но что обстоятельства заставили его прийти, и вот он здесь. Из всего того, что он говорил и о чем умолчал, было вполне очевидно, что это весьма честолюбивый человек, который делал с окружающими его людьми все, что хотел. Он был безжалостен, когда ему должны были платить, и любезен, когда ему необходимо получить что-нибудь от других. Он был подобострастен по отношению к стоявшим выше его, с равным обращался со снисходительной терпимостью, а тех, кто стоял ниже, он просто не замечал. Он ни разу не посмотрел на шофера, который его возил. Деньги сделали его подозрительным, поэтому у него было мало друзей. О своих детях он говорил так, как если бы это были игрушки для его забавы; но он, по его словам, не мог переносить одиночества. Кто-то ему сильно навредил; он не мог отплатить тем же, так как это лицо пребывало вне поля его достижения; поэтому он вымещал свое раздражение на тех, кто был рядом. Он не мог понять, чем вызывается его, не обусловленное особой необходимостью жестокосердие, и не мог уяснить, почему он готов был делать зло даже тем, кого, по его словам, любил. Пока он говорил, он постепенно оттаивал и стал почти совершенно доброжелательным. Это была внезапная вспышка добрых чувств; теплота их могла мгновенно прекратиться, если бы ему что-то угрожало или если бы у него что-нибудь попросили. Но так как никто у него ничего не просил, он продолжал чувствовать себя легко и добросердечно, по крайней мере, на данное время.
Желание причинить зло, нанести вред другому словом или жестом, тем или более тонким способом, достаточно сильно у большинства из нас; оно встречается довольно часто и чрезвычайно приятно. Стремление избежать вреда, который может быть нанесен нам самим, заставляет нас причинять зло другим; вредя другим, мы защищаем самих себя. Эта самозащита принимает различные формы в зависимости от обстоятельств и наклонностей. Как легко ранить другого, но какая требуется доброта, чтобы не причинить зла! Мы раним других, так как нам самим нанесена рана, мы больно ушиблены нашими собственными конфликтами и скорбями. Чем больше мы терзаемся внутри самих себя, тем больше в нас стремление к бурным внешним проявлениям. Внутренняя смута толкает нас на поиски внешней защиты, и чем больше мы стараемся себя защитить, тем сильнее атакуем других.
Что же это такое, то, что мы защищаем и так тщательно оберегаем? Это, несомненно, идея о нас самих, на каком бы то ни было уровне. Если бы мы не сохранили идею, центр накопления, не было бы никакого «я» или «моего». Вот тогда мы сделались бы в высокой степени чувствительными, открытыми в отношении к проявлениям нашей собственной жизни, как сознаваемым, так и скрытым. Но большинство из нас не испытывает желания раскрыть процесс своего «я», поэтому мы сопротивляемся любому покушению на идею нашего «я». Идея «я» имеет исключительно поверхностный характер, а так как большинство из нас живет поверхностно, мы удовлетворяемся иллюзиями.
Желание ранить другого глубоко инстинктивно. Мы накапливаем чувство возмущения, а это создает источник особой жизненности, особое чувство активности и жизни. То, что было накоплено, должно найти разрядку в виде гнева, оскорбления, унижения другого, настойчивых требований или в форме их противоположностей. Этот же процесс накопления чувства возмущения обусловливает прощение; если нет накопления зла, нет и необходимости прощать.
Почему мы копим лесть и оскорбления, обиды и привязанности? Без этого накопления опыта и его ответов мы — ничто, мы не существуем; мы — ничто, если у нас нет имени, нет привязанностей, нет веры. Именно страх быть ничем побуждает нас производить накопления; но как раз этот же страх, несмотря на деятельность, направленную к накоплению, сознательно или бессознательно, приводит к разложению и гибели. Если мы сможем осознать истину этого страха, то сама истина освобождает нас от него, но никак не наше целеустремленное решение стать свободным.
Вы — ничто. Вы можете иметь имя и титул, собственность и текущий счет в банке; вы можете обладать властью и быть знаменитым, но, несмотря на все это, вы — ничто. Вы, может быть, совсем не сознаете этой пустоты, этого ничто; возможно, что вы просто не хотите осознать ее; но она здесь, как бы вы ни хотели ее избежать. Вы можете пытаться убежать от нее окольными путями, с помощью либо индивидуального, либо коллективного насилия или поклонения, с помощью знания или развлечений, но, независимо от того, находитесь ли вы в состоянии сна или бодрствования, эта пустота постоянно присутствует в вас. Вы можете подойти к вашему отношению с этим ничто и его страхами лишь тогда, когда у вас будет осознание своего стремления от него спастись. Вы не можете установить отношение с этим ничто на правах отдельной сущности; вы — не тот, кто наблюдает это ничто; без вас, без мыслящего, наблюдающего, это ничто не существует. Вы и ничто — одно и то же; вы и ничто — единый феномен, а не два различных процесса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156
Самосознание — это опыт, наименование опыта, а также его воспроизведение; этот процесс совершается на различных уровнях ума. Мы цепляемся за процесс самосознания, несмотря на его преходящие радости, нескончаемый конфликт, хаос и страдание. Ведь это есть то, что мы знаем; это — наше существование, непрерывность самого нашего бытия, это — идея, память, слово. Идея, полностью или частично, имеет характер непрерывности, именно та идея, которая создает «я»; но несет ли эта непрерывность свободу, в которой единственно происходит раскрытие и обновление?
То, что обладает непрерывностью, никогда не может быть иным, не таким, каким оно существует с определенными видоизменениями; но эти видоизменения не прибавляют новизны. Оно может принять иной покров, иной цвет; но это все еще идея, память, слово. Этот центр непрерывности не есть духовная сущность, так как он продолжает находиться в поле мысли, памяти, а следовательно, в поле времени. Он может делать предметом опыта только свои собственные проекции, а через опыт, являющийся проекцией себя, создавать дальнейшую непрерывность своего бытия. Таким образом, пока этот центр существует, он никогда не может иметь опыт вне самого себя. Он должен умереть, он должен перестать с помощью идеи, памяти, слова создавать для себя непрерывное существование. Непрерывность — это гниение, распад, и существует жизнь только в смерти. Обновление происходит только с прекращением центра; тогда возрождение — это уже не непрерывность; тогда смерть, как и жизнь, является обновлением в каждый данный момент. Это обновление есть творчество.
САМОЗАЩИТА
Это был хорошо известный человек, который мог по своему положению причинять зло другим, что он и не колебался делать. Он был хитер и неглубок, лишен благородства и работал для своей личной выгоды. Он сказал, что не обладает настолько острым умом, чтобы рассказать все как следует, но что обстоятельства заставили его прийти, и вот он здесь. Из всего того, что он говорил и о чем умолчал, было вполне очевидно, что это весьма честолюбивый человек, который делал с окружающими его людьми все, что хотел. Он был безжалостен, когда ему должны были платить, и любезен, когда ему необходимо получить что-нибудь от других. Он был подобострастен по отношению к стоявшим выше его, с равным обращался со снисходительной терпимостью, а тех, кто стоял ниже, он просто не замечал. Он ни разу не посмотрел на шофера, который его возил. Деньги сделали его подозрительным, поэтому у него было мало друзей. О своих детях он говорил так, как если бы это были игрушки для его забавы; но он, по его словам, не мог переносить одиночества. Кто-то ему сильно навредил; он не мог отплатить тем же, так как это лицо пребывало вне поля его достижения; поэтому он вымещал свое раздражение на тех, кто был рядом. Он не мог понять, чем вызывается его, не обусловленное особой необходимостью жестокосердие, и не мог уяснить, почему он готов был делать зло даже тем, кого, по его словам, любил. Пока он говорил, он постепенно оттаивал и стал почти совершенно доброжелательным. Это была внезапная вспышка добрых чувств; теплота их могла мгновенно прекратиться, если бы ему что-то угрожало или если бы у него что-нибудь попросили. Но так как никто у него ничего не просил, он продолжал чувствовать себя легко и добросердечно, по крайней мере, на данное время.
Желание причинить зло, нанести вред другому словом или жестом, тем или более тонким способом, достаточно сильно у большинства из нас; оно встречается довольно часто и чрезвычайно приятно. Стремление избежать вреда, который может быть нанесен нам самим, заставляет нас причинять зло другим; вредя другим, мы защищаем самих себя. Эта самозащита принимает различные формы в зависимости от обстоятельств и наклонностей. Как легко ранить другого, но какая требуется доброта, чтобы не причинить зла! Мы раним других, так как нам самим нанесена рана, мы больно ушиблены нашими собственными конфликтами и скорбями. Чем больше мы терзаемся внутри самих себя, тем больше в нас стремление к бурным внешним проявлениям. Внутренняя смута толкает нас на поиски внешней защиты, и чем больше мы стараемся себя защитить, тем сильнее атакуем других.
Что же это такое, то, что мы защищаем и так тщательно оберегаем? Это, несомненно, идея о нас самих, на каком бы то ни было уровне. Если бы мы не сохранили идею, центр накопления, не было бы никакого «я» или «моего». Вот тогда мы сделались бы в высокой степени чувствительными, открытыми в отношении к проявлениям нашей собственной жизни, как сознаваемым, так и скрытым. Но большинство из нас не испытывает желания раскрыть процесс своего «я», поэтому мы сопротивляемся любому покушению на идею нашего «я». Идея «я» имеет исключительно поверхностный характер, а так как большинство из нас живет поверхностно, мы удовлетворяемся иллюзиями.
Желание ранить другого глубоко инстинктивно. Мы накапливаем чувство возмущения, а это создает источник особой жизненности, особое чувство активности и жизни. То, что было накоплено, должно найти разрядку в виде гнева, оскорбления, унижения другого, настойчивых требований или в форме их противоположностей. Этот же процесс накопления чувства возмущения обусловливает прощение; если нет накопления зла, нет и необходимости прощать.
Почему мы копим лесть и оскорбления, обиды и привязанности? Без этого накопления опыта и его ответов мы — ничто, мы не существуем; мы — ничто, если у нас нет имени, нет привязанностей, нет веры. Именно страх быть ничем побуждает нас производить накопления; но как раз этот же страх, несмотря на деятельность, направленную к накоплению, сознательно или бессознательно, приводит к разложению и гибели. Если мы сможем осознать истину этого страха, то сама истина освобождает нас от него, но никак не наше целеустремленное решение стать свободным.
Вы — ничто. Вы можете иметь имя и титул, собственность и текущий счет в банке; вы можете обладать властью и быть знаменитым, но, несмотря на все это, вы — ничто. Вы, может быть, совсем не сознаете этой пустоты, этого ничто; возможно, что вы просто не хотите осознать ее; но она здесь, как бы вы ни хотели ее избежать. Вы можете пытаться убежать от нее окольными путями, с помощью либо индивидуального, либо коллективного насилия или поклонения, с помощью знания или развлечений, но, независимо от того, находитесь ли вы в состоянии сна или бодрствования, эта пустота постоянно присутствует в вас. Вы можете подойти к вашему отношению с этим ничто и его страхами лишь тогда, когда у вас будет осознание своего стремления от него спастись. Вы не можете установить отношение с этим ничто на правах отдельной сущности; вы — не тот, кто наблюдает это ничто; без вас, без мыслящего, наблюдающего, это ничто не существует. Вы и ничто — одно и то же; вы и ничто — единый феномен, а не два различных процесса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156