Шагах в ста от них, у самых тростников, стояла на якоре нарядная белая яхта. Несмотря на небольшие размеры, она казалась поместительной и удобной. Из трубы печурки поднимался дым. На корме было выведено золотыми буквами название яхты — «Скиталец». На рубке, греясь в лучах солнца, лежали женщина в розовом шарфе и мужчина. Мужчина читал вслух, женщина шила. Рядом с ними растянулся фокстерьер.
— Да, им не нужно торчать в городах, чтобы быть счастливыми, — заметил Билл.
Из каюты на палубу вышел японец, сел на носу и принялся ощипывать курицу. Перья уплывали длинной вереницей к устью реки.
— Посмотри, Билл! Он ловит рыбу! Он привязал лесу к пальцу ноги! — удивленно воскликнула Саксон.
Мужчина отложил книгу и взялся за лесу, женщина подняла глаза, терьер залаял. Рыболов, перебирая руками, стал вытягивать лесу, и на крючке оказалась крупная рыба. Когда рыба была снята с крючка и леса с новой приманкой закинута в воду, мужчина снова обмотал ее вокруг пальца ноги и снова взялся за книгу.
С берега на мостки сошел другой японец, остановился рядом с Саксон и Биллом и окликнул людей на яхте. Он нес свертки с мясом и овощами; один карман его был набит письмами, другой — газетами. В ответ на его зов сидевший на носу японец встал, продолжая держать в руках полуощипанную курицу. Лежавший на крыше каюты человек сказал ему что-то, отложил книгу и, вскочив в привязанный к корме белый ялик, принялся грести к берегу. Подведя лодку к мосткам, он сложил весла, взялся за причал и приветливо поздоровался с Биллом и Саксон.
— О, я ведь вас знаю! — к немалому изумлению Билла воскликнула Саксон. — Вы…
Но тут она смутилась и смолкла.
— Что же вы? Продолжайте, — еще приветливее улыбнулся незнакомец.
— Вы — Джон Хастингс, я уверена. Я видела вашу фотографию в газетах, когда вы были корреспондентом во время русско-японской войны. Вы написали очень много книг, хотя я ни одной из них не читала.
— И хорошо сделали, — отозвался он. — А как вас зовут?
Саксон назвала себя и представила Билла; заметив, что писатель смотрит на их поклажу, она вкратце описала все их странствие. Ферма в лунной долине, видимо, пленила его воображение, и хотя японец со всеми пакетами уже благополучно сидел в ялике, Хастингс все еще медлил. Когда Саксон упомянула Кармел, то оказалось, что он знает всю компанию Холла, а услышав, что они собираются в Рио-Виста, немедленно пригласил их на яхту.
— Да ведь мы сами туда едем; мы отойдем через час, как только кончится отлив! — воскликнул он. — Вот и отлично! Едемте! Если будет хоть малейший ветерок, мы попадем туда к четырем. Садитесь в ялик. Моя жена там, на яхте; миссис Холл одна из ее самых близких подруг. Мы ездили в Южную Америку и только сейчас возвращаемся, а то бы мы встретились в Кармеле. Холл писал нам о вас обоих.
Итак, Саксон второй раз в жизни очутилась в ялике, а «Скиталец» был первой яхтой, на которую она вступила. Жена писателя, — он звал ее Клара, — сердечно встретила их; Саксон влюбилась в нее с первого взгляда, и эта влюбленность оказалась взаимной. Между обеими молодыми женщинами было такое поразительное сходство, что Хастингс сразу же обратил на него внимание. Он поставил их рядом и принялся сравнивать их глаза, рот, уши, внимательно разглядывал руки, волосы и щиколотки, уверяя, что рухнула его самая заветная мечта, — он всегда считал, что природа, сотворив Клару, разбила форму, в которой она была отлита.
Клара высказала предположение, что природа отлила их обеих в одной и той же форме, и они принялись рассказывать друг другу свои биографии. Обе происходили от первых пионеров. Мать Клары, так же как и мать Саксон, ехала на волах через прерии и зимовала в Солт-Лейк-сити. Вместе со своими сестрами она открыла в этой твердыне мормонов первую школу для благородных девиц. И если отец Саксон участвовал в восстании на Сономе, то в той лее Сономе отец Клары в Гражданскую войну навербовал отряд и дошел с ним до Солт-Лейк-сити, а когда вспыхнуло восстание мормонов, был назначен начальником военной полиции. В довершение всего Клара принесла из каюты свое укулеле из дерева коа — это был близнец укулеле Саксон, — они вдвоем спели «Сорванец из Гонолулу».
Хастингс решил пообедать до того, как они снимутся с якоря, — он, по-старомодному, называл дневную трапезу обедом. Когда Саксон спустилась в крошечную каюту, царивший в ней комфорт восхитил ее. Билл только-только мог стоять здесь во весь рост. Каюту делила пополам перегородка, и к ней на петлях был приделан стол, за который они и уселись. Низкие койки, обитые веселенькой зеленой материей, тянулись во всю длину каюты и днем служили для сиденья. В потолок были вбиты крючки, на них висела занавеска, — на ночь она задергивалась и часть каюты превращалась в спальню миссис Хастингс. На другой стороне спали японцы, а на носу, под палубой, находился камбуз. Он был так тесен, что кок едва в нем помещался, да и то вынужден был готовить сидя на корточках. Второй японец, тот, который доставил на борт покупки, прислуживал за столом.
— И вот они ходят и ищут ферму в лунной долине, — объяснил Хастингс жене, заканчивая рассказ о странствиях своих гостей.
— О! Неужели вы не знаете… — воскликнула она, но муж не дал ей продолжать.
— Тсс! — повелительно прервал он ее, затем обратился к гостям. — Слушайте. В истории насчет лунной долины кое-что есть, но пока еще это тайна! У нас имеется ранчо в долине Сономы, милях в восьми от города Сономы, где когда-то сражались ваши отцы, Саксон и Клара; и если вы зайдете к нам на ранчо, вы узнаете эту тайну. Поверьте мне, она тесно связана с вашей лунной долиной… Разве не правда, дружок?
Так они с Кларой называли друг друга.
Она улыбнулась, потом рассмеялась и кивнула головой.
— Может быть, наша долина и окажется той самой, которую вы ищете,
— заметила она.
Но Хастингс укоризненно покачал головой, чтобы удержать ее от дальнейших объяснений. Она обратилась к фокстерьеру — пусть служит, если хочет получить кусочек мяса.
— Собаку зовут Пегги, — рассказала она Саксон. — Когда мы жили в Океании, у нас было два ирландских терьера, брат и сестра, но они околели. Мы звали их Пегги и Поссум. Эту собаку назвали Пегги в честь той.
Билл поражался, как несложно управлять яхтой и как она послушна. Пока они не спеша обедали, оба японца, по приказанию Хастингса, поднялись на палубу. Билл слышал, как они отпустили фалы, ослабили сезни и крохотным воротом подняли якорь. Через несколько минут один из японцев крикнул вниз, что все готово, и хозяева с гостями вышли на палубу. Поднять паруса и тали было делом нескольких мгновений. Потом кок и слуга занялись якорем, и пока один закреплял его, другой поднял кливер. Хастингс, стоя у штурвала, поправил шкот. «Скиталец» слегка накренился, паруса его надулись, он легко и плавно скользнул по водной глади и понесся к устью реки. Японцы свернули фалы и пошли обедать.
— Прилив только начинается, — заметил Хастингс, указывая на полосатый буй около берега: буй слегка покачивался.
Беленькие домики Коллинсвилла, к которым они направлялись, исчезли за низким островом, но длинная спокойная гряда Монтезумских холмов дремала на горизонте в такой же недостижимой дали.
Когда «Скиталец» прошел мимо устья Монтезумы и вошел в Сакраменто, они оказались возле самого Коллинсвилла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129