Гестапо Линца и Зальцбурга страшилось входить с такого рода предложением: в ярости Кальтенбруннер был неуправляем. Его реакцию нельзя было просчитать – в секретной службе знали, что на него работают в Альт Аусзее люди, отобранные лично им. Потому-то так и тянулось все это дело и никаких действий не предпринималось...
А между тем в Альт Аусзее, в штате Кальтенбруннера, действительно работал офицер СД, завербованный американской секретной службой в декабре сорок четвертого...
19. НЕОБХОДИМОСТЬ КАРДИНАЛЬНОГО РЕШЕНИЯ
Начальник советской разведки дважды перечитал шифровку полковника Исаева, известного как «Штирлиц» лишь одному его помощнику, с которым он начинал работу в ГПУ еще с Берзинем и Пузицким; раздраженно отодвинул от себя красную папку, в которой ему принесли сообщение, и, сняв трубку кремлевского телефона, спросил:
– Что там мудрит Девятый?
– Он не умеет мудрить, он просто сообщает все, что собрал.
– Товарищ Сталин требует точных данных, а что мне ему докладывать? Мне сдается, вы не очень-то понимаете, как может кончиться игра Девятого. А сейчас нужны точные данные.
С этим он и поехал в Кремль.
– Ну и что вы хотите мне всем этим доказать? – медленно спросил Сталин. – Я не до конца понимаю, что передает этот ваш человек? Либо он наталкивает нас на то, чтобы мы предприняли новый, еще более жесткий демарш против Рузвельта, либо намекает на необходимость нашего контакта с гитлеровскими бандитами. Нельзя ли предложить вашему человеку прибыть в Москву? Пусть доложит ситуацию, сложившуюся в Берлине, подробно, глядя нам в глаза...
Вернувшись к себе, начальник разведки хотел было составить телеграмму, смысл которой сводился к тому, чтобы Исаев постарался вернуться домой, но, ознакомившись с его последней информацией из Берлина, принял решение прямо противоположное изначальному: аппарат умеет коррегировать данности надежнее всех параграфов и указаний.
– Видимо, – сказал начальник разведки своему помощнику, – дни Исаева сочтены, но он понимал, на что шел, согласившись вернуться в Берлин. Продолжим игру – как это ни жестоко. Поскольку кто-то постоянно пугает нас, позволяя нам через Исаева узнавать о факте сепаратных переговоров с союзниками, – мы испугаемся. Мы очень испугаемся... Пусть службы тщательно продумают тексты предстоящих шифровок, которые мы станем отправлять в Берлин. Если Исаев поймет наш ход, он ответит так, как уже однажды было. Я имею в виду его смелый пассаж о переводе денег на его счета... Однако, – он медленно закурил, тяжело затянулся, – лучше, чтобы он не понял... Да, именно так, генерал... За всем этим делом, которое разыгрывается в Берне, Стокгольме и Любеке, стоят жизни миллионов...
– Готовить спецсообщение для товарища Сталина?
Начальник разведки поднялся из-за стола, походил по кабинету, усмехнулся чему-то, одному ему понятному, и, наконец, ответил:
– Семь бед, один ответ...
– Пока подождем? – спросил помощник.
– Наоборот, сделайте это по возможности быстро.
– Ну и что это нам даст? – спросил Сталин, прочитав страничку, подготовленную начальником разведки. – Ничего это нам не даст, а противнику – если вами играют, а не вы ими играете – даст многое. Черчилль вполне может раздуть дело о нашей неверности, о том, что мы, а не они вступаем в переговоры с Берлином... Нет, я думаю, это ненужная затея... Сообщите вашему полковнику, чтобы он возвращался на Родину, тут мы его и послушаем.
– Если в Берлине получат такую телеграмму и он решится бежать, он погибнет.
– Почему? – Сталин пожал плечами. – Жуков стоит в ста двадцати километрах от Берлина, вполне можно уйти.
– Гестапо, видимо, читает наши телеграммы. А в своих телеграммах наш человек начал свою игру, не дожидаясь приказания... Он в положении чрезвычайном... Гестапо, видимо, хочет использовать его как канал дезинформации... А может, и самой достоверной информации...
– Я не умею понимать двузначные ответы, – глухо сказал Сталин и тяжело закашлялся. – Или дезинформация, игра, хитрость или безусловно достоверная информация. Этот ваш полковник сможет дать определенный ответ: играют нацисты либо дают достоверную информацию? Или – или?
Начальник разведки сразу же понял, что именно этот раздраженный вопрос Сталина позволяет ему добиться того, в чем Верховный Главнокомандующий был готов – это совершенно очевидно – отказать ему. Поэтому он ответил сразу же:
– Я убежден, что такого рода ответ будет от него получен.
– И вы готовы поручиться перед Государственным Комитетом Обороны, что это будет абсолютно точный ответ?
Начальник разведки на какое-то мгновение споткнулся, понимая, какую он берет на себя ответственность, но, будучи профессионалом, одним из немногих, кто остался в живых с времен Дзержинского, он понимал, какие огромные возможности на будущее даст ему игра, начатая гестапо и разгаданная – в самом начале – советской разведкой. Поэтому он ответил, внимательно посмотрев в глаза Сталину:
– Я беру на себя всю ответственность.
– Не вы, а я, – заключил Сталин. – Мне предстоит принять политические решения на основании ваших материалов. То, что вам забудется историей, мне – нет.
Сразу же после того как начальник разведки ушел, Сталин позвонил по ВЧ Жукову и Рокоссовскому. С Жуковым у него были сложные отношения, а Рокоссовского он любил, запрещая себе, впрочем, признаваться в том, что в подоплеке этой любви было и чувство вины. Попросив Рокоссовского так же, как и Жукова, срочно вылететь в Москву, он сказал ему:
– Я угощу вас настоящим карским шашлыком, а то вы ныне на европейской кухне, а она – пресная. Я всегда страдаю от ее серой безвкусности.
Первым он принял Жукова.
Рассказав о факте переговоров западных союзников с нацистами, Сталин спросил:
– Как вам кажется, Жуков, возможно ли мирное противостояние англо-американцев с немцами в Берлине?
– Солдаты Эйзенхауэра и Монтгомери не смогут соединиться с нацистами, товарищ Сталин, это противоестественно; химические реакции возможны только среди тех реактивов, которые имеют элементы совпадаемости...
– Черчилль, первым провозгласивший крестовый поход против нашей страны в восемнадцатом, не имеет, таким образом, ничего общего с Гитлером – в своем отношении к Советам?
– Я имею в виду солдат...
– А кому солдаты подчиняются? Это хорошо, что вы помягчели сердцем, но война еще не кончена... Словом, я полагаю, что сейчас решающее слово за армией, надо войти в Берлин первыми и как можно раньше... Сможем?
– Сможем, товарищ Сталин...
– То есть армия сейчас должна принять главное политическое решение, утвердить статус-кво, взять Берлин и, сломав сопротивление фашистов, продиктовать им условия безоговорочной капитуляции... Но все это время с запада будут идти англо-американцы, не встречая сопротивления, по хорошим трассам – Гитлер думал о войне впрок, строил автострады...
– Черчилль знает, что вам известно о сепаратных переговорах, товарищ Сталин?
Сталин не любил, когда ему задавали столь прямые вопросы, поэтому ответил коротко:
– Он знает то, что ему надлежит знать... Хотите Первомай встретить возле рейхстага? Если хотите, думаю, тыл сможет сделать все, чтобы помочь вам... Да и миру от этого будет легче в будущем: лишь доказав свою силу, можно требовать достойного уважения со стороны политиков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105