оговаривались встречи, трогались проблемы, представляющие интерес, не всегда, впрочем, взаимный, проходил обмен точно выверенной и столь же точно дозированной информацией.
От Зотова, обменявшись несколькими любезными фразами с советником по культуре, засвидетельствовав свой восторг дирижеру оркестра, Глэбб подошел к Славину, обнял его дружески, пошутил:
– Когда гора не идет к Магомету, тогда Будда собирает конференцию неприсоединившихся! Здравствуйте, дорогой Вит, где вы пропадаете?!
– Это вы пропадаете, а я пытаюсь работать.
– Ах, эта дьявольская работа!
– Уж не такая она дьявольская.
– Я имею в виду нагрузки, а не цели, Вит.
– И я то же самое, только нагрузки вовсе не дьявольские. Другое дело, нагрузки, которые приходится испытывать моему «фиатику» – пока-то оторвешься от любопытных глаз. Здесь очень любопытные люди, нет?
– Следят неотрывно? – вздохнул Глэбб. – Ничего не поделаешь, привыкайте. Они следят за мной даже в туалете. Пилар нас ждет сегодня на спагетти. Любите спагетти?
– Люблю, если много. Одна умная французская актриса точно определила разницу между московским столом и западным: «У вас, говорит, в Москве витрины – просто срам, ничего интересного нет, а придешь к любому в гости – и балык тебе, и ветчина, и икра, а у нас витрины ломятся, а зайдешь в гости – печенье предложат и чашку чая». Ничего, а?
Глэбб рассмеялся:
– Ничего. Зло, но справедливо. Спагетти будет не только с сыром, я скажу Пилар, чтобы она разорилась и на мясо... Сами приедете или мне украсть вас из-под опеки здешних пинкертонов?
– Украдите. Это будет очень любезно с вашей стороны.
– Хорошо, сначала я заберу вашего человека, а потом поднимусь к вам.
– Мой человек осталась в Москве, Джон.
– Я говорил о Поле.
– Ах, он уже мой человек? Поздравьте меня – иметь Пола Дика своим человеком весьма почетно.
– Он измучил меня разговорами о несчастном русском...
– Каком русском?
– О том, который чинил вам ракетку.
– Ах, Белью. Он действительно русский?
– Да. И звали его точно так, как Пол зовет вас, – Иван, Айвен.
– Сообщения о его гибели уже появились в газетах?
– Пока, видимо, не появятся. Мои друзья из здешнего ФБР полагают, что еще рано печатать сообщение, мало данных, они убеждены, что дело слишком интересно, чтобы сразу комментировать.
– Если узнаете что-нибудь новое – скажете?
– Собираетесь написать о судьбе несчастного перемещенца?
– Если интересная судьба, отчего не написать? Конечно, напишу.
– Кстати, читали заявление мистера Огано?
– Он делает слишком много заявлений, какое именно?
– Сегодняшнее. К нему пробились наши ребята, он ведь наших гоняет, империалистическая пресса и все такое прочее...
Славин усмехнулся:
– Он, между прочим, в пинг-понг не играет?
Глэбб не сразу понял, чуть подался – по обыкновению – к собеседнику:
– Пинг-понг? Почему? Что вы имеете в виду?
– Я имею в виду дипломатию, – ответил Славин. – Помните такую?
– Ах, это игры доктора Киссинджера?! С вами трудно говорить, вы слишком компетентны для журналиста, Вит.
– Некомпетентный журналист – это бессмыслица. Так что же заявил мистер Огано?
– Он сказал, что ни ваши советники, ни поставки Нагонии не спасут Грисо от краха. Он сказал, что это вопрос ближайших трех-четырех месяцев.
– Он, по-моему, и раньше говорил это.
– Говорил. Только ни разу не называл дату.
«Значит, у них определен точный срок, – понял Славин. – Он не зря мне отдал эти три-четыре месяца. Они начнут значительно раньше».
Вернувшись домой, Глэбб сразу же прошел в свой кабинет, опустил жалюзи, включил музыку, достал из кармана маленький диктофон – микрофон вмонтирован в часы, очень удобно, подключил его к специальной аппаратуре и начал прослушивать запись. Фразы Зотова «у нас поганый ксерокс, я, видимо, сделаю фотокопию», «спасибо, Джон, я вам обязан, право», «я это устрою», «я бы оказал», «бесспорно», «звоните завтра, часа в три, о'кэй?» он переписал на пленку повышенной чувствительности и спрятал ее в сейф.
Потом, переодевшись, заехал к Пилар, передал ей второй микродиктофон и сказал:
– Гвапенья, тебе надо будет поцеловать Зотова, сказать ему «милый» и так повести беседу, чтобы он сказал тебе следующие слова: «устал», «больше не могу», «пусть все идет к черту». У тебя есть три часа, чтобы поработать над сценарием. Успеешь? Продумай все хорошенько, потому что в диктофоне сорок минут звучания пленки, ясно? И пусть Элиса сварит побольше мяса к спагетти – этот Славин умеет требовать то, чего ему хочется. Побалуем его пока что, ладно?
ПОИСК-IV
Гмыря, поговорив с Константиновым по телефону из Одесского управления, зашел в кассу Аэрофлота и взял билет на вечерний рейс.
«С паршивой овцы хоть шерсти клок, – подумал он, вынимая из портфеля плавки. – Прилететь в Одессу и не выкупаться – глупо. Тем более что Шаргин, к счастью, отпал. Никаких забот – неожиданный «ваканс».
Ему очень нравилось это французское слово; свои поездки на охоту он называл только так; «ваканс» – и всё тут. Впрочем, за все те годы, что Гмыря работал в контрразведке, а работал он здесь уже двадцать пять календарных лет из своих сорока семи, истинного «ваканса» не имел ни разу. Летний сезон не прельщал, трагедии с путевками были ему чужды. Одну неделю он брал на открытие утиной охоты в конце августа, две недели – кабан, это ноябрь и, если разрешали весеннюю охоту, уезжал в Ахтыри на конец апреля – тогда именно подходит северный гусь.
Гмыря умел рассчитывать время, охота приучила его к абсолютной «временной точности»; поэтому, закончив разговор с Москвой, он зашел в буфет: плавленый сырок, чашка кофе, молочный коктейль, потом на автобусную станцию, оттуда рейсы идут на пляж, выяснить, как добраться с пляжа на аэродром («зачем лишний раз просить ребят из управления, будешь чувствовать себя связанным, да здравствует свобода»), сдать портфель в камеру хранения, наплаваться вдоволь и вернуться в Москву загоревшим.
Гмыря зашел в бар и здесь столкнулся с Шаргиным; тот рассеянно пропустил его первым, следующим вошел Ван Зэгер из «Трэйд корпорэйшн», а уж заключил он, Леопольд Никифорович.
В баре было пусто, посетители отеля разъехались по долам, отдыхающие жарились на пляже; Шаргин сел с Ван Зэгером возле окна, рядом с пальмой, которая, словно бы в отместку за то, что ее вывезли из Африки, росла только вверх – еще полметра, и упрется в потолок.
«А почему здесь Ван Зэгер? – подумал Гмыря. – Шаргин ведь вылетел один?»
Между тем за столиком беседовали тихо, по-английски.
– Это не по-джентльменски, – говорил Шаргин, – вы меня подведете под монастырь, Шарль...
– Что значит «подвести под церковь»? – не понял тот; Шаргин говорил до того правильно, так точно соблюдал грамматические правила, что понять его академический английский было, действительно, довольно трудно.
– Это значит, что я впредь не смогу вам помогать так, как делал это раньше.
– Очень плохо, Лео. Это будет плохо и для вас и для нас.
– Тогда выполняйте свои обещания.
– Вы думаете, это зависит только от одного меня?
– Но вы здесь представляете интересы конторы, разве нет?
– Я пытаюсь это делать, Лео, но разве все от меня зависит? Я не всемогущ, как это кажется с первого взгляда. Престижность – это обман, и чем хуже дела наверху, тем роскошнее машины мне сюда присылают, тем больше дают денег, чтобы я день и ночь поил контрагентов у меня в оффисе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
От Зотова, обменявшись несколькими любезными фразами с советником по культуре, засвидетельствовав свой восторг дирижеру оркестра, Глэбб подошел к Славину, обнял его дружески, пошутил:
– Когда гора не идет к Магомету, тогда Будда собирает конференцию неприсоединившихся! Здравствуйте, дорогой Вит, где вы пропадаете?!
– Это вы пропадаете, а я пытаюсь работать.
– Ах, эта дьявольская работа!
– Уж не такая она дьявольская.
– Я имею в виду нагрузки, а не цели, Вит.
– И я то же самое, только нагрузки вовсе не дьявольские. Другое дело, нагрузки, которые приходится испытывать моему «фиатику» – пока-то оторвешься от любопытных глаз. Здесь очень любопытные люди, нет?
– Следят неотрывно? – вздохнул Глэбб. – Ничего не поделаешь, привыкайте. Они следят за мной даже в туалете. Пилар нас ждет сегодня на спагетти. Любите спагетти?
– Люблю, если много. Одна умная французская актриса точно определила разницу между московским столом и западным: «У вас, говорит, в Москве витрины – просто срам, ничего интересного нет, а придешь к любому в гости – и балык тебе, и ветчина, и икра, а у нас витрины ломятся, а зайдешь в гости – печенье предложат и чашку чая». Ничего, а?
Глэбб рассмеялся:
– Ничего. Зло, но справедливо. Спагетти будет не только с сыром, я скажу Пилар, чтобы она разорилась и на мясо... Сами приедете или мне украсть вас из-под опеки здешних пинкертонов?
– Украдите. Это будет очень любезно с вашей стороны.
– Хорошо, сначала я заберу вашего человека, а потом поднимусь к вам.
– Мой человек осталась в Москве, Джон.
– Я говорил о Поле.
– Ах, он уже мой человек? Поздравьте меня – иметь Пола Дика своим человеком весьма почетно.
– Он измучил меня разговорами о несчастном русском...
– Каком русском?
– О том, который чинил вам ракетку.
– Ах, Белью. Он действительно русский?
– Да. И звали его точно так, как Пол зовет вас, – Иван, Айвен.
– Сообщения о его гибели уже появились в газетах?
– Пока, видимо, не появятся. Мои друзья из здешнего ФБР полагают, что еще рано печатать сообщение, мало данных, они убеждены, что дело слишком интересно, чтобы сразу комментировать.
– Если узнаете что-нибудь новое – скажете?
– Собираетесь написать о судьбе несчастного перемещенца?
– Если интересная судьба, отчего не написать? Конечно, напишу.
– Кстати, читали заявление мистера Огано?
– Он делает слишком много заявлений, какое именно?
– Сегодняшнее. К нему пробились наши ребята, он ведь наших гоняет, империалистическая пресса и все такое прочее...
Славин усмехнулся:
– Он, между прочим, в пинг-понг не играет?
Глэбб не сразу понял, чуть подался – по обыкновению – к собеседнику:
– Пинг-понг? Почему? Что вы имеете в виду?
– Я имею в виду дипломатию, – ответил Славин. – Помните такую?
– Ах, это игры доктора Киссинджера?! С вами трудно говорить, вы слишком компетентны для журналиста, Вит.
– Некомпетентный журналист – это бессмыслица. Так что же заявил мистер Огано?
– Он сказал, что ни ваши советники, ни поставки Нагонии не спасут Грисо от краха. Он сказал, что это вопрос ближайших трех-четырех месяцев.
– Он, по-моему, и раньше говорил это.
– Говорил. Только ни разу не называл дату.
«Значит, у них определен точный срок, – понял Славин. – Он не зря мне отдал эти три-четыре месяца. Они начнут значительно раньше».
Вернувшись домой, Глэбб сразу же прошел в свой кабинет, опустил жалюзи, включил музыку, достал из кармана маленький диктофон – микрофон вмонтирован в часы, очень удобно, подключил его к специальной аппаратуре и начал прослушивать запись. Фразы Зотова «у нас поганый ксерокс, я, видимо, сделаю фотокопию», «спасибо, Джон, я вам обязан, право», «я это устрою», «я бы оказал», «бесспорно», «звоните завтра, часа в три, о'кэй?» он переписал на пленку повышенной чувствительности и спрятал ее в сейф.
Потом, переодевшись, заехал к Пилар, передал ей второй микродиктофон и сказал:
– Гвапенья, тебе надо будет поцеловать Зотова, сказать ему «милый» и так повести беседу, чтобы он сказал тебе следующие слова: «устал», «больше не могу», «пусть все идет к черту». У тебя есть три часа, чтобы поработать над сценарием. Успеешь? Продумай все хорошенько, потому что в диктофоне сорок минут звучания пленки, ясно? И пусть Элиса сварит побольше мяса к спагетти – этот Славин умеет требовать то, чего ему хочется. Побалуем его пока что, ладно?
ПОИСК-IV
Гмыря, поговорив с Константиновым по телефону из Одесского управления, зашел в кассу Аэрофлота и взял билет на вечерний рейс.
«С паршивой овцы хоть шерсти клок, – подумал он, вынимая из портфеля плавки. – Прилететь в Одессу и не выкупаться – глупо. Тем более что Шаргин, к счастью, отпал. Никаких забот – неожиданный «ваканс».
Ему очень нравилось это французское слово; свои поездки на охоту он называл только так; «ваканс» – и всё тут. Впрочем, за все те годы, что Гмыря работал в контрразведке, а работал он здесь уже двадцать пять календарных лет из своих сорока семи, истинного «ваканса» не имел ни разу. Летний сезон не прельщал, трагедии с путевками были ему чужды. Одну неделю он брал на открытие утиной охоты в конце августа, две недели – кабан, это ноябрь и, если разрешали весеннюю охоту, уезжал в Ахтыри на конец апреля – тогда именно подходит северный гусь.
Гмыря умел рассчитывать время, охота приучила его к абсолютной «временной точности»; поэтому, закончив разговор с Москвой, он зашел в буфет: плавленый сырок, чашка кофе, молочный коктейль, потом на автобусную станцию, оттуда рейсы идут на пляж, выяснить, как добраться с пляжа на аэродром («зачем лишний раз просить ребят из управления, будешь чувствовать себя связанным, да здравствует свобода»), сдать портфель в камеру хранения, наплаваться вдоволь и вернуться в Москву загоревшим.
Гмыря зашел в бар и здесь столкнулся с Шаргиным; тот рассеянно пропустил его первым, следующим вошел Ван Зэгер из «Трэйд корпорэйшн», а уж заключил он, Леопольд Никифорович.
В баре было пусто, посетители отеля разъехались по долам, отдыхающие жарились на пляже; Шаргин сел с Ван Зэгером возле окна, рядом с пальмой, которая, словно бы в отместку за то, что ее вывезли из Африки, росла только вверх – еще полметра, и упрется в потолок.
«А почему здесь Ван Зэгер? – подумал Гмыря. – Шаргин ведь вылетел один?»
Между тем за столиком беседовали тихо, по-английски.
– Это не по-джентльменски, – говорил Шаргин, – вы меня подведете под монастырь, Шарль...
– Что значит «подвести под церковь»? – не понял тот; Шаргин говорил до того правильно, так точно соблюдал грамматические правила, что понять его академический английский было, действительно, довольно трудно.
– Это значит, что я впредь не смогу вам помогать так, как делал это раньше.
– Очень плохо, Лео. Это будет плохо и для вас и для нас.
– Тогда выполняйте свои обещания.
– Вы думаете, это зависит только от одного меня?
– Но вы здесь представляете интересы конторы, разве нет?
– Я пытаюсь это делать, Лео, но разве все от меня зависит? Я не всемогущ, как это кажется с первого взгляда. Престижность – это обман, и чем хуже дела наверху, тем роскошнее машины мне сюда присылают, тем больше дают денег, чтобы я день и ночь поил контрагентов у меня в оффисе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77