Я никогда не был
рьяным читателем, но всегда любил книги, а в это утро все они казались
мне несносными, и я, едва раскрыв, бросал их. Позднее даже разговаривать
стало невозможно. Все время то один, то другой из нас прислушивался к
какому-нибудь звуку или оглядывал сквозь верхнее окно пустые отмели. А
между тем ничто не говорило о присутствии итальянцев.
Снова и снова обсуждалось мое предложение относительно денег, и будь
мы способны рассуждать здраво, мы, конечно, отвергли бы этот план как
неразумный, но мы были настолько поглощены тревогой, что ухватились за
последнюю соломинку и решили попытать счастья, хотя это только выдавало
присутствие мистера Хеддлстона.
Деньги были частью в звонкой монете, частью в банкнотах, частью же в
чеках на имя некоего Джеймса Грегори. Мы достали все, пересчитали, вло-
жили снова в сундучок Норсмора и заготовили письмо итальянцам, которое
прикрепили к ручке. В нем было клятвенное заявление за подписью нас обо-
их, что здесь все деньги, спасенные от банкротства Хеддлстона. Быть мо-
жет, это был безумнейший из поступков, на который способны были два, по
их собственному мнению, здравомыслящих человека. Если бы сундучок попал
не в те руки, для которых он предназначался, выходило, что мы письменно
сознавались в преступлении, совершенном не нами. Но, как я уже говорил,
тогда мы не способны были здраво судить о вещах и страстно желали хоть
чем-нибудь - все равно, дурным или хорошим - нарушить нестерпимое ожида-
ние беды. Более того, так как мы оба были уверены, что впадины между дю-
нами полны лазутчиков, наблюдающих за каждым нашим шагом, то мы надея-
лись, что наше появление с сундучком может привести к переговорам и, как
знать, даже к соглашению.
Было около трех часов дня, когда мы вышли из павильона. Дождь прекра-
тился, светило солнце. Я никогда не видел, чтобы чайки летали так низко
над домом и так безбоязненно приближались к людям. Одна из них тяжело
захлопала крыльями над моей головой и пронзительно прокричала мне в са-
мое ухо.
- Вот вам и знамение, - сказал Норсмор, который, как все вольнодумцы,
был во власти всяческих суеверий. - Они думают, что мы уже мертвы.
Я ответил на это шуткой, но довольно натянутой, потому что обстановка
действовала и на меня.
Мы поставили наш сундучок за два или три шага от калитки на лужайку
мягкого дерна, и Норсмор помахал в воздухе белым платком. Никто не отоз-
вался. Мы громко кричали по-итальянски, что посланы, чтобы уладить дело,
но тишина нарушалась только чайками и шумом прибоя. У меня было тяжело
на душе, когда мы прекратили наши попытки, и я увидел, что даже Норсмор
был необычно бледен. Он нервно озирался через плечо, как будто опасаясь,
что кто-то сидит в засаде на пути к двери.
- Бог мой! - прошептал он. - Я, кажется, этого не вынесу!
Я отвечал ему тоже шепотом:
- А что, если их вовсе и нет?
- Смотрите, - возразил он, слегка кивнув, как будто боялся указать
рукой.
Я посмотрел в том направлении и над северной частью леса увидел то-
ненький синий дымок, упрямо подымавшийся в безоблачное теперь небо.
- Норсмор, - сказал я (мы все еще разговаривали шепотом), - это ожи-
дание невыносимо. Смерть и то лучше. Оставайтесь здесь охранять па-
вильон, а я пойду и удостоверюсь, хотя бы пришлось дойти до самого их
лагеря.
Он еще раз огляделся, прищурив глаза, и потом утвердительно кивнул
головой.
Сердце у меня стучало, словно молот в кузнице, когда я быстро шел по
направлению к дымку, и хотя до сих пор меня бросало в озноб, теперь я
почувствовал, что весь горю. Местность в этом направлении была очень из-
резана, в ее складках на моем пути могли бы укрыться сотни людей. Но я
недаром исходил эти места и выбирал дорогу по гребням так, чтобы сразу
обозревать несколько ложбин между дюнами. И вскоре я был вознагражден за
эту уловку. Быстро взбежав на бугор, возвышавшийся над окружающими дюна-
ми, я увидел шагах в тридцати согнутую фигуру человека, со всей ему дос-
тупной быстротой пробиравшегося по дну ложбины. Это явно был один из ла-
зутчиков, которого я поднял из засады, громко окликнув его по-английски
и по-итальянски. Он, видя, что прятаться теперь бессмысленно, выпрямил-
ся, выпрыгнул из ложбины и, как стрела, понесся к опушке леса.
Преследовать его не входило в мою задачу. Я удостоверился в своих до-
гадках: мы в осаде и под наблюдением - и, сейчас же повернув назад, по-
шел по своим следам к тому месту, где Норсмор ожидал меня у сундучка. Он
был еще бледнее, чем когда я его оставил, и голос его слегка дрожал.
- Видели вы его лицо? - спросил он.
- Только спину, - ответил я.
- Пойдемте в дом, Фрэнк. Я не считаю себя трусом, но больше я так не
могу, - прошептал он.
Все вокруг было солнечно и спокойно, когда мы вошли в дом; даже чайки
пустились в дальний облет, и видно было, как они мелькали над бухтой и
над дюнами. Эта пустота ужасала меня больше целого полчища врагов.
Только когда мы забаррикадировали дверь, у меня немного отлегло от серд-
ца, и я перевел дух. Норсмор и я обменялись взглядами, и, должно быть,
каждый из нас отметил бледность и растерянность другого.
- Вы были правы, - сказал я. - Все кончено. Пожмем руки в память ста-
рого и в последний раз.
- Хорошо, - ответил он. - Вот моя рука, и поверьте, что я протянул
вам ее без задней мысли. Но помните: если каким-нибудь чудом мы ус-
кользнем из рук этих злодеев, я всеми правдами и неправдами одолею вас.
- Вы надоели мне! - сказал я.
Его это, казалось, задело; он молча дошел до лестницы и остановился.
- Вы меня не понимаете, - сказал он. - Я веду честную игру и только
защищаюсь, вот и все. Надоело это вам или нет, мистер Кессилис, мне ре-
шительно все равно. Я говорю, как мне вздумается, а не для вашего удо-
вольствия. Вы бы шли наверх ухаживать за девушкой. Я останусь здесь.
- И я останусь с вами, - сказал я. - Вы что же, думаете, что я спосо-
бен на нечестный удар, хотя бы и с вашего соизволения?
- Фрэнк, - сказал он с улыбкой, - как жаль, что вы такой осел! У вас
задатки мужчины. И, должно быть, это уже веяние смерти: как вы ни стара-
етесь разозлить меня, вам это не удается. Знаете что? - продолжал он. -
Мне кажется, что мы с вами несчастнейшие люди во всей Англии. Мы дожили
до тридцати лет без жены, без детей, без любимого дела - жалкие горемыки
оба. И надо же было нам столкнуться из-за девушки! Да их миллионы в Сое-
диненном королевстве! Ах, Фрэнк, Фрэнк, жаль мне того, кто проиграет
свой заклад! Все равно, вы или я. Лучше бы ему... - как это говорится в
Библии? - лучше, если бы мельничный жернов повесить ему на шею и бросить
его в море... Давайте-ка выпьем! - предложил он вдруг очень серьезно.
Я был тронут его словами и согласился. Он присел за стол и поднял к
глазам стакан хереса.
- Если вы одолеете меня, Фрэнк, - сказал он, - я запью. А вы что сде-
лаете, если я возьму верх?
- Право, не знаю, - оказал я.
- Ну, - сказал он, - а пока вот вам тост: "Italia irridenta!" [5].
Остаток дня прошел все в том же томительном ожидании. Я накрывал на
стол, в то время как Норсмор и Клара приготовляли обед на кухне. Расха-
живая взад и вперед, я слышал, о чем они говорили, и меня удивило, что
разговор шел все время обо мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
рьяным читателем, но всегда любил книги, а в это утро все они казались
мне несносными, и я, едва раскрыв, бросал их. Позднее даже разговаривать
стало невозможно. Все время то один, то другой из нас прислушивался к
какому-нибудь звуку или оглядывал сквозь верхнее окно пустые отмели. А
между тем ничто не говорило о присутствии итальянцев.
Снова и снова обсуждалось мое предложение относительно денег, и будь
мы способны рассуждать здраво, мы, конечно, отвергли бы этот план как
неразумный, но мы были настолько поглощены тревогой, что ухватились за
последнюю соломинку и решили попытать счастья, хотя это только выдавало
присутствие мистера Хеддлстона.
Деньги были частью в звонкой монете, частью в банкнотах, частью же в
чеках на имя некоего Джеймса Грегори. Мы достали все, пересчитали, вло-
жили снова в сундучок Норсмора и заготовили письмо итальянцам, которое
прикрепили к ручке. В нем было клятвенное заявление за подписью нас обо-
их, что здесь все деньги, спасенные от банкротства Хеддлстона. Быть мо-
жет, это был безумнейший из поступков, на который способны были два, по
их собственному мнению, здравомыслящих человека. Если бы сундучок попал
не в те руки, для которых он предназначался, выходило, что мы письменно
сознавались в преступлении, совершенном не нами. Но, как я уже говорил,
тогда мы не способны были здраво судить о вещах и страстно желали хоть
чем-нибудь - все равно, дурным или хорошим - нарушить нестерпимое ожида-
ние беды. Более того, так как мы оба были уверены, что впадины между дю-
нами полны лазутчиков, наблюдающих за каждым нашим шагом, то мы надея-
лись, что наше появление с сундучком может привести к переговорам и, как
знать, даже к соглашению.
Было около трех часов дня, когда мы вышли из павильона. Дождь прекра-
тился, светило солнце. Я никогда не видел, чтобы чайки летали так низко
над домом и так безбоязненно приближались к людям. Одна из них тяжело
захлопала крыльями над моей головой и пронзительно прокричала мне в са-
мое ухо.
- Вот вам и знамение, - сказал Норсмор, который, как все вольнодумцы,
был во власти всяческих суеверий. - Они думают, что мы уже мертвы.
Я ответил на это шуткой, но довольно натянутой, потому что обстановка
действовала и на меня.
Мы поставили наш сундучок за два или три шага от калитки на лужайку
мягкого дерна, и Норсмор помахал в воздухе белым платком. Никто не отоз-
вался. Мы громко кричали по-итальянски, что посланы, чтобы уладить дело,
но тишина нарушалась только чайками и шумом прибоя. У меня было тяжело
на душе, когда мы прекратили наши попытки, и я увидел, что даже Норсмор
был необычно бледен. Он нервно озирался через плечо, как будто опасаясь,
что кто-то сидит в засаде на пути к двери.
- Бог мой! - прошептал он. - Я, кажется, этого не вынесу!
Я отвечал ему тоже шепотом:
- А что, если их вовсе и нет?
- Смотрите, - возразил он, слегка кивнув, как будто боялся указать
рукой.
Я посмотрел в том направлении и над северной частью леса увидел то-
ненький синий дымок, упрямо подымавшийся в безоблачное теперь небо.
- Норсмор, - сказал я (мы все еще разговаривали шепотом), - это ожи-
дание невыносимо. Смерть и то лучше. Оставайтесь здесь охранять па-
вильон, а я пойду и удостоверюсь, хотя бы пришлось дойти до самого их
лагеря.
Он еще раз огляделся, прищурив глаза, и потом утвердительно кивнул
головой.
Сердце у меня стучало, словно молот в кузнице, когда я быстро шел по
направлению к дымку, и хотя до сих пор меня бросало в озноб, теперь я
почувствовал, что весь горю. Местность в этом направлении была очень из-
резана, в ее складках на моем пути могли бы укрыться сотни людей. Но я
недаром исходил эти места и выбирал дорогу по гребням так, чтобы сразу
обозревать несколько ложбин между дюнами. И вскоре я был вознагражден за
эту уловку. Быстро взбежав на бугор, возвышавшийся над окружающими дюна-
ми, я увидел шагах в тридцати согнутую фигуру человека, со всей ему дос-
тупной быстротой пробиравшегося по дну ложбины. Это явно был один из ла-
зутчиков, которого я поднял из засады, громко окликнув его по-английски
и по-итальянски. Он, видя, что прятаться теперь бессмысленно, выпрямил-
ся, выпрыгнул из ложбины и, как стрела, понесся к опушке леса.
Преследовать его не входило в мою задачу. Я удостоверился в своих до-
гадках: мы в осаде и под наблюдением - и, сейчас же повернув назад, по-
шел по своим следам к тому месту, где Норсмор ожидал меня у сундучка. Он
был еще бледнее, чем когда я его оставил, и голос его слегка дрожал.
- Видели вы его лицо? - спросил он.
- Только спину, - ответил я.
- Пойдемте в дом, Фрэнк. Я не считаю себя трусом, но больше я так не
могу, - прошептал он.
Все вокруг было солнечно и спокойно, когда мы вошли в дом; даже чайки
пустились в дальний облет, и видно было, как они мелькали над бухтой и
над дюнами. Эта пустота ужасала меня больше целого полчища врагов.
Только когда мы забаррикадировали дверь, у меня немного отлегло от серд-
ца, и я перевел дух. Норсмор и я обменялись взглядами, и, должно быть,
каждый из нас отметил бледность и растерянность другого.
- Вы были правы, - сказал я. - Все кончено. Пожмем руки в память ста-
рого и в последний раз.
- Хорошо, - ответил он. - Вот моя рука, и поверьте, что я протянул
вам ее без задней мысли. Но помните: если каким-нибудь чудом мы ус-
кользнем из рук этих злодеев, я всеми правдами и неправдами одолею вас.
- Вы надоели мне! - сказал я.
Его это, казалось, задело; он молча дошел до лестницы и остановился.
- Вы меня не понимаете, - сказал он. - Я веду честную игру и только
защищаюсь, вот и все. Надоело это вам или нет, мистер Кессилис, мне ре-
шительно все равно. Я говорю, как мне вздумается, а не для вашего удо-
вольствия. Вы бы шли наверх ухаживать за девушкой. Я останусь здесь.
- И я останусь с вами, - сказал я. - Вы что же, думаете, что я спосо-
бен на нечестный удар, хотя бы и с вашего соизволения?
- Фрэнк, - сказал он с улыбкой, - как жаль, что вы такой осел! У вас
задатки мужчины. И, должно быть, это уже веяние смерти: как вы ни стара-
етесь разозлить меня, вам это не удается. Знаете что? - продолжал он. -
Мне кажется, что мы с вами несчастнейшие люди во всей Англии. Мы дожили
до тридцати лет без жены, без детей, без любимого дела - жалкие горемыки
оба. И надо же было нам столкнуться из-за девушки! Да их миллионы в Сое-
диненном королевстве! Ах, Фрэнк, Фрэнк, жаль мне того, кто проиграет
свой заклад! Все равно, вы или я. Лучше бы ему... - как это говорится в
Библии? - лучше, если бы мельничный жернов повесить ему на шею и бросить
его в море... Давайте-ка выпьем! - предложил он вдруг очень серьезно.
Я был тронут его словами и согласился. Он присел за стол и поднял к
глазам стакан хереса.
- Если вы одолеете меня, Фрэнк, - сказал он, - я запью. А вы что сде-
лаете, если я возьму верх?
- Право, не знаю, - оказал я.
- Ну, - сказал он, - а пока вот вам тост: "Italia irridenta!" [5].
Остаток дня прошел все в том же томительном ожидании. Я накрывал на
стол, в то время как Норсмор и Клара приготовляли обед на кухне. Расха-
живая взад и вперед, я слышал, о чем они говорили, и меня удивило, что
разговор шел все время обо мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87