Так казалось бы, а между тем правительственные люди и те, которые хотят быть правительством, с полной уверенностью в том, что деньги эти будут в их руках, рассуждают о том, как побольше собрать их и как распределить их между собой. И - удивительное дело - деньги эти собираются и распределяются: нуждающиеся в самом необходимом, часто голодные трудящиеся люди отдают свои сбережения праздным, безумно роскошествующим людям.
Следующая статья - "Вопрос о государственных преступлениях на Московском съезде криминалистов". В этой статье описывается то, как собравшиеся в Москве люди рассуждали о том, по каким статьям можно лишать свободы, грабить (штрафы), мучить, убивать людей и по каким этого нельзя делать, как лучше применять эти статьи и т.п. Сначала представляется удивительным, для чего эти люди, очевидно несогласные с правительством и противные ему, не высказывают прямо того, что само собой представляется всякому здраво мыслящему человеку, что не говоря уже о христианстве, которое будто бы мы исповедуем, с какой бы то ни было самой низкой нравственной точки зрения совершенно ясно, что никакой человек, во имя каких бы то ни было соображений, не имеет права и не должен ни грабить, ни мучить, ни лишать свободы, ни жизни других. И потому, казалось, бы ясно, что собравшиеся люди, враждебные правительству, должны бы были прямо сказать то, что само собой разумеется для всякого здравомыслящего человека: то, что один человек не может насиловать другого, не может потому, что если допустить, что могут быть такие соображения, по которым одни люди могут насиловать других, то всегда - как это и было и есть - найдутся такие соображения, по которым другие люди могут и будут употреблять насилие и против тех, которые их насиловали. Но собравшиеся "ученые" люди не делают этого, а старательно приводят хитроумные соображения о том, какие "ужасные последствия происходят от отступлений по делам о политических преступлениях от общего порядка судопроизводства", о "необходимости изучения государственных преступлений с социологической точки зрения", о том, как "основная проблема все более и более развивалась на собрании группы и все более и более становилась ясной невозможность ограничиться какими-либо краткими тезисами по такому сложному вопросу". И опять то же удивление и недоумение: почему то правительство, которое теперь действует, или то, которое составится из тех людей, которые спорят с ним в надежде самим стать правительством, почему эти люди так несомненно уверены, что тот народ, который не знает и знать не хочет все эти 120, 117 и т.п. статьи, но, к счастью, еще знает другие статьи о том, что не надо делать другому, чего не хочешь себе, что лучше простить не семь, а семью семь раз, чем мстить, - почему народ этот подчинится их статьям, 120-й, 117-й и еще какой-нибудь, и будет из повиновения этим статьям совершать сам над собой те преступления всех законов божеских и человеческих, которые предписываются ему? И что удивительнее всего, это то, что народ не только подчиняется всем этим статьям, но и в положении солдат, стражников, присяжных, тюремщиков, палачей совершает сам над собой все эти, противные его совести и исповедуемому им, признаваемому божеским закону, преступления.
Следующая, пятая статья заключает в себе сведения о том, как человек, называющийся русским императором, выразил желание о том, чтобы умерший, живший в Кронштадте, добрый старичок был признан святым человеком, и как синод, т.е. собрание людей, которые вполне уверены, что они имеют право и возможность предписывать миллионам народа ту веру, которую они должны исповедовать, решил всенародно праздновать годовщину смерти этого старичка, с тем чтобы сделать из трупа этого старичка предмет народного поклонения. Еще понятно - хоть и с большим усилием - то, что люди могут быть так обмануты, чтобы верить, что они не столько люди, сколько подданные известного государства, и во имя идола государства отступать от своих человеческих обязанностей, как это делается при принуждении людей к участию в солдатстве и войнах. Можно понять и то, как люди могут быть доведены до того, чтобы отдавать на заведомо дурные дела свои сбережения, как это делается при отбирании податей. Как ни странно, но можно понять даже и то, как долгое и усиленное воспитание дурного чувства мести может довести людей до того, что они подчиняются требованиям совершения всякого рода насилий, даже убийств над братьями, под предлогом наказания. Но, казалось бы, невозможно заставить людей 20 века, знающих Евангелие, понимать превратно назначение своей жизни, верить в необходимость и благотворность идолопоклоннического поклонения неодушевленным предметам.
Казалось бы, в этом-то уже не могут люди - христиане подчиняться воле других людей, а между тем - удивительное дело - для огромного большинства народа это непрестанно совершается, и человек, считающий себя царем, и все его помощники, и те самые лицемерные или заблудшие люди, которые называют себя синодом, святейшим синодом, вполне уверены в том, что все их распоряжения о праздновании умершего старичка как святого, - будут также приняты всем народом, как были приняты все их прежние обманы, их мощи, иконы, чудеса.
И - удивительное дело - вместо того, чтобы миллионам народа с отвращением отнестись к таким распоряжениям, они спокойно принимаются, освящаются древностью предания и заменяют для людей спасительные истины известного им христианства и губят их жизнь, отдавая ее и во всех других отношениях во власть обманывающих.
Да, как ни ужасны все те обманы, под гнетом которых страдает человечество, этот наименее замечаемый людьми обман веры ужаснее всех. Ужасен он, потому что на этом обмане зиждутся все другие обманы и все вытекающие из них бедствия.
Если спросишь себя, зачем люди разумные, добрые по требованию чуждых им людей идут в войско, надевают мундиры, учатся убивать и идут убивать чуждых им людей, хотя и знают, что человек должен не убивать, а любить всех людей? Зачем они отдают чуждым людям заведомо на дурные дела свои сбережения, когда считают, что никто не имеет право брать чужого? Зачем они идут в суды и требуют наказаний и подчиняются наказаниям, зная, что никто не может судить другого, и что человеку свойственно не наказывать, а прощать брата? Зачем в самом важном для души деле: в признании того, что свято, т.е. высшее добро, и что не свято, т.е. что зло, люди подчиняются требованиям чуждых им людей?
VII
На все эти вопросы есть и может быть только один ответ, тот, что люди, поступающие так, как те, которые предписывают эти дела, а также и те, которые исполняют их, находятся в состоянии безумия: не в каком-нибудь переносном смысле этого слова: т.е. руководствуются в своей жизни не общим всем людям величайших мудрецов жизни, а руководствуются теми случайными, явно антиразумными положениями, которые в данное время усвоены большинством людей, не руководствующихся разумом и не признающих его положений для себя обязательными. Как несправедлива мысль, высказанная Паскалем, о том, что если бы наши сновидения были бы так же последовательны, как и события действительности, жизни, мы бы не могли бы отличить сновидения от действительности, так же несправедлива была бы и мысль о том, что если бы неразумная деятельность признавалась всеми разумной, то мы бы не могли различить неразумную деятельность от разумной.
1 2 3 4 5 6
Следующая статья - "Вопрос о государственных преступлениях на Московском съезде криминалистов". В этой статье описывается то, как собравшиеся в Москве люди рассуждали о том, по каким статьям можно лишать свободы, грабить (штрафы), мучить, убивать людей и по каким этого нельзя делать, как лучше применять эти статьи и т.п. Сначала представляется удивительным, для чего эти люди, очевидно несогласные с правительством и противные ему, не высказывают прямо того, что само собой представляется всякому здраво мыслящему человеку, что не говоря уже о христианстве, которое будто бы мы исповедуем, с какой бы то ни было самой низкой нравственной точки зрения совершенно ясно, что никакой человек, во имя каких бы то ни было соображений, не имеет права и не должен ни грабить, ни мучить, ни лишать свободы, ни жизни других. И потому, казалось, бы ясно, что собравшиеся люди, враждебные правительству, должны бы были прямо сказать то, что само собой разумеется для всякого здравомыслящего человека: то, что один человек не может насиловать другого, не может потому, что если допустить, что могут быть такие соображения, по которым одни люди могут насиловать других, то всегда - как это и было и есть - найдутся такие соображения, по которым другие люди могут и будут употреблять насилие и против тех, которые их насиловали. Но собравшиеся "ученые" люди не делают этого, а старательно приводят хитроумные соображения о том, какие "ужасные последствия происходят от отступлений по делам о политических преступлениях от общего порядка судопроизводства", о "необходимости изучения государственных преступлений с социологической точки зрения", о том, как "основная проблема все более и более развивалась на собрании группы и все более и более становилась ясной невозможность ограничиться какими-либо краткими тезисами по такому сложному вопросу". И опять то же удивление и недоумение: почему то правительство, которое теперь действует, или то, которое составится из тех людей, которые спорят с ним в надежде самим стать правительством, почему эти люди так несомненно уверены, что тот народ, который не знает и знать не хочет все эти 120, 117 и т.п. статьи, но, к счастью, еще знает другие статьи о том, что не надо делать другому, чего не хочешь себе, что лучше простить не семь, а семью семь раз, чем мстить, - почему народ этот подчинится их статьям, 120-й, 117-й и еще какой-нибудь, и будет из повиновения этим статьям совершать сам над собой те преступления всех законов божеских и человеческих, которые предписываются ему? И что удивительнее всего, это то, что народ не только подчиняется всем этим статьям, но и в положении солдат, стражников, присяжных, тюремщиков, палачей совершает сам над собой все эти, противные его совести и исповедуемому им, признаваемому божеским закону, преступления.
Следующая, пятая статья заключает в себе сведения о том, как человек, называющийся русским императором, выразил желание о том, чтобы умерший, живший в Кронштадте, добрый старичок был признан святым человеком, и как синод, т.е. собрание людей, которые вполне уверены, что они имеют право и возможность предписывать миллионам народа ту веру, которую они должны исповедовать, решил всенародно праздновать годовщину смерти этого старичка, с тем чтобы сделать из трупа этого старичка предмет народного поклонения. Еще понятно - хоть и с большим усилием - то, что люди могут быть так обмануты, чтобы верить, что они не столько люди, сколько подданные известного государства, и во имя идола государства отступать от своих человеческих обязанностей, как это делается при принуждении людей к участию в солдатстве и войнах. Можно понять и то, как люди могут быть доведены до того, чтобы отдавать на заведомо дурные дела свои сбережения, как это делается при отбирании податей. Как ни странно, но можно понять даже и то, как долгое и усиленное воспитание дурного чувства мести может довести людей до того, что они подчиняются требованиям совершения всякого рода насилий, даже убийств над братьями, под предлогом наказания. Но, казалось бы, невозможно заставить людей 20 века, знающих Евангелие, понимать превратно назначение своей жизни, верить в необходимость и благотворность идолопоклоннического поклонения неодушевленным предметам.
Казалось бы, в этом-то уже не могут люди - христиане подчиняться воле других людей, а между тем - удивительное дело - для огромного большинства народа это непрестанно совершается, и человек, считающий себя царем, и все его помощники, и те самые лицемерные или заблудшие люди, которые называют себя синодом, святейшим синодом, вполне уверены в том, что все их распоряжения о праздновании умершего старичка как святого, - будут также приняты всем народом, как были приняты все их прежние обманы, их мощи, иконы, чудеса.
И - удивительное дело - вместо того, чтобы миллионам народа с отвращением отнестись к таким распоряжениям, они спокойно принимаются, освящаются древностью предания и заменяют для людей спасительные истины известного им христианства и губят их жизнь, отдавая ее и во всех других отношениях во власть обманывающих.
Да, как ни ужасны все те обманы, под гнетом которых страдает человечество, этот наименее замечаемый людьми обман веры ужаснее всех. Ужасен он, потому что на этом обмане зиждутся все другие обманы и все вытекающие из них бедствия.
Если спросишь себя, зачем люди разумные, добрые по требованию чуждых им людей идут в войско, надевают мундиры, учатся убивать и идут убивать чуждых им людей, хотя и знают, что человек должен не убивать, а любить всех людей? Зачем они отдают чуждым людям заведомо на дурные дела свои сбережения, когда считают, что никто не имеет право брать чужого? Зачем они идут в суды и требуют наказаний и подчиняются наказаниям, зная, что никто не может судить другого, и что человеку свойственно не наказывать, а прощать брата? Зачем в самом важном для души деле: в признании того, что свято, т.е. высшее добро, и что не свято, т.е. что зло, люди подчиняются требованиям чуждых им людей?
VII
На все эти вопросы есть и может быть только один ответ, тот, что люди, поступающие так, как те, которые предписывают эти дела, а также и те, которые исполняют их, находятся в состоянии безумия: не в каком-нибудь переносном смысле этого слова: т.е. руководствуются в своей жизни не общим всем людям величайших мудрецов жизни, а руководствуются теми случайными, явно антиразумными положениями, которые в данное время усвоены большинством людей, не руководствующихся разумом и не признающих его положений для себя обязательными. Как несправедлива мысль, высказанная Паскалем, о том, что если бы наши сновидения были бы так же последовательны, как и события действительности, жизни, мы бы не могли бы отличить сновидения от действительности, так же несправедлива была бы и мысль о том, что если бы неразумная деятельность признавалась всеми разумной, то мы бы не могли различить неразумную деятельность от разумной.
1 2 3 4 5 6