— Но могут вернуться бандиты и проверить, насколько эффективно они его побили…
— Тогда посмотри в конюшнях, может, там ещё кто есть. Не стой надо мной, ты меня раздражаешь. Что, добить его, что ли, чтобы с хлопотами покончить?!
— Ты что, не добивай! Пусть живёт! А с кем я скандалить стану? Ладно-ладно, я пошла в конюшни…
Я двинулась в путь на ватных ногах, потому что Кшись меня незаурядно потряс. Кроме того, я тихо опасалась, что не только споткнулась, а ещё и наступила на него, и меня начинала терзать совесть. К счастью, далеко ходить не понадобилось, за оградой в свете фонаря я заметила какого-то человека, это оказался конюх Капуляса. Я быстро объяснила, что побитый председатель попечительского совета лежит в кустах. Он не считал меня способной на глупые розыгрыши, но пошёл проверить, может, хотел на такое чудо посмотреть собственными глазами. Теперь в дело оказались замешаны уже три человека, а четвёртым оказался пришедший охранник.
— Его кто-то чужой побил, — глубокомысленно высказался он. — Наши бы не стали…
— Если вы немедленно не пойдёте звонить, я лично побью вас! — пригрозила выведенная из себя Мария. — Холодает, дождь накрапывает, если он простудится и умрёт, я на вас в суд подам!
Конюх Капуляса опомнился, сел на велосипед и поехал. «Скорая» приехала через полчаса. Председатель вроде как приходил в себя, потому что застонал за это время целых четыре раза.
Нам удалось наконец покинуть ипподром и добраться домой. Мария, из-за Януша, решила влезть наверх, на мой четвёртый этаж. Не потому, что вдруг воспылала к нему непреодолимыми чувствами, а для того, чтобы сразу дать ему показания и узнать заодно, что он на эту тему думает или знает.
Я сперва заглянула к нему, его не было, оказалось, что он ждёт у меня и дико волнуется. На скрип ключа в замке он выскочил в прихожую.
— Где ты была?!! — завопил он сдавленным голосом.
— Все нормально, с нами ничего не случилось, зато избили председателя попечительского совета, — мрачно перебила я. — Мария говорит, у него рука прострелена, но я готова под присягой показать, что ничего не слышала! Кшись уже доставлен в клинику, и мы знаем, что он без труда выживет…
— Черт бы их всех побрал, — сказал Януш уже спокойнее и отступил обратно в комнату. — Расскажите все подробно, но без излишеств. И быстро. Боюсь, что я сам — непосредственная причина этого нападения…
— Я не знала, что Кшись пользуется таким успехом, — ехидно сказала Мария, когда после нашего рассказа Януша как ветром сдуло из дому. — Каждый рвётся быть его убийцей: сперва ты, потом он… Позвоним Мете — может, он тоже признается…
* * *
— Значит так, — сказала я шёпотом после первой скачки, когда, справившись со скаковыми вопросами, мы собрались втроём. — У Кшися здоровье носорога, он пришёл в себя ещё вчера, а сегодня удалось с ним поговорить. Он зол как собака, поэтому пока даёт показания, но потом, когда поправится, может от всего и откреститься… Пока сказал правду.
— Это в бреду, — категорически высказался Метя.
— Может быть. Так вот, напала на него русская мафия в количестве трех штук. Две рожи чужие, одна знакомая. Они с ним справились, как он утверждает, только потому, что сперва прострелили ему руку, из-за этого он и поддался. Они требовали от него совершенно определённых сведений, а именно: кто в этом притоне мент. Они сумели сделать выводы. Нарвались на Ендрусика с деньгами, что их очень рассердило, они не хотят повторения подобных вещей, и председатель совета должен постараться обеспечить их психологический комфорт. Чтобы не случались впредь такие ошибки. Побили его профилактически, потому как он настаивал, что никого не знает, а если бы и знал, то не сказал. «Скажешь, сукин сын, скажешь!» — заверили они его ласково и привели кулачные доводы. Кшись говорит, что они именно его посчитали наиболее информированным, а не директора и не пани Зосю.
— Ну, это не так глупо…
— Может, оно и лучше. Пани Зося таких уговоров могла бы и не выдержать, — встревоженно заметила Мария.
— Но она, может быть, стала бы кричать. А Кшись не кричал. Когда его отводили в сторону, то приставили к пояснице какой-то острый предмет. А у него склонность к защемлению поясничного нерва, он этого очень боится, хотя не знает точно, где этот нерв. Вот он и не хотел рисковать, надеялся, что как-нибудь выпутается. А кричать постеснялся, не пережил бы такого позора. Его убеждали за кустами, пользуясь атмосферными условиями, да и на стоянке уже никого не было. Только я там сидела на стенке. Но меня они не заметили. Так что Януш прав, это действительно из-за него такая штука получилась, поэтому он теперь совсем рассвирепел и поклялся, только я не знаю, что они ещё выдумают…
— Да как они вообще сюда попадают? — вскипела Мария. — Кто им даёт пропуска на вход?!
— Не смеши меня, а Батька?! А Глушкин? — ответил ей Метя. — Пропуск для брата, для свата.., какие проблемы? Да и охранник согласится любого пропустить, если ему подскажут лошадку…
— Одно утешение, что он проиграет на этой лошадке, — буркнула я себе под нос.
— Я не знаю, они все говорят о кухонных молотках и тесаках, я-то врач, но, наверное, сама в конце концов что-нибудь принесу! — с возмущением пригрозила Мария.
— Мачете, — ободряюще подсказал Метя. — Или ланцет.
— Нет, лучше газ для наркоза. У наших анестезиологов есть.
Идея сразу мне понравилась.
— Ты его не только для себя должна принести, а ещё и раздать туг сотрудникам. Не всем, конечно, а только тем, кому угрожает опасность. И нам. Вот тогда был бы эффект: пшик-пшик, и преступники у нас на тарелочке…
— А если кто-нибудь начнёт пшикать по ошибке?
— Так ведь это же не смертельный яд? Ошибку можно исправить.
— А кассирши? — вдруг спросил Метя. — Что с кассиршами? Я что-то слышал насчёт того, что им вменили в обязанность доносить на выигравших. Их допрашивали? Они признались? Чью-нибудь рожу опознали?
Я оглянулась, потому что за спиной услышала звон и грохот. Я сразу угадала, что кто-то вступил в сражение с окном, к которому я сидела спиной, и выпихнул подпорку. Расколотив на подоконнике стакан, окно с грохотом закрылось. Удивительно, как само оно не разбилось! Полковник с Юреком занялись попытками снова открыть окно, а Вальдемар помчался за техническими средствами, то бишь за половой щёткой.
— Я только и жду, что это паскудство кого-нибудь убьёт, тогда, может быть, изменят конструкцию, — сердито сказала я и вернулась к теме, о которой сама уже немного слышала, но ещё не успела поделиться с друзьями. — Стало быть, так: с кассиршами все сходится. На глаз таких наводчиц четыре, а тот кассир, которого убили, — пятый, только он действительно отказался сотрудничать. Две кассирши работают у нас, а две — на тех трибунах. В случае крупного выигрыша они должны задержать выплату, сославшись на то, что у них не хватает денег, пойти якобы за теми деньгами и по дороге дать знак. Те кассирши, которые работают у нас, говорят, что они подходят к окну и сморкаются в большой платок. Из чего лично у меня создаётся впечатление, что один из этих типов ничего другого не делает, как только стоит и смотрит, которая из них симулирует насморк. После чего немедленно мчится к кассе и запоминает того, кто ждёт денег. Больше ему для счастья ничего не надо.
— Только четыре кассирши?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60