„Отче, вот твой слуга для твоего правосудия, ниспошли ему свою милость и дух свой“». Затем несколько раз торжественно читали Молитву Господню, сопровождая ее формулой Adoramus («Придите, поклонимся Церкви и нашему Богу»); по книге зачитывали семнадцать первых стихов из Евангелия от Иоанна. Снова трижды повторяли «Отче наш» и Adoramus, после чего новый Добрый Человек падал ниц вместе со всем собранием пред Старцем, только что совершившим обряд. Церемония заканчивалась поцелуем мира, а если в орден принимали женщину, Старец даровал ей мир, дотронувшись до ее плеча книгой и соприкоснувшись локтями. Когда «Утешение» давалось умирающему, церемонию сокращали и упрощали, но дух ее оставался прежним.
Я счел своим долгом подробно рассказать об этих обрядах не только потому, что они хорошо нам известны благодаря Лионскому ритуалу и Ренье Саккони, но также и оттого, что они в чем-то напоминают, как очень точно подметил Жан Гиро, ритуалы ранней церкви. Кроме отказа от крещения и креста (что, кстати, известно лишь из одного, и то сомнительного источника), в них не содержится ничего, что могло бы оскорбить католика. Несомненно, что одни и те же слова интерпретируются иначе; безусловно, главные положения доктрины катаров глубоко отличны от католической, но важно было совсем другое. Катары составляли иную церковь, противницу и соперницу римской церкви, а катарское духовенство в силу самой строгости принятых им обязательств являлось для католического духовенства опасным конкурентом. Его следовало уничтожить любой ценой, чтобы христианство не было поколеблено, а возможно, и уничтожено. Крестовый поход родился из этого смертельного конфликта, который мог закончиться, как представляется, только полным разгромом одного из противников.
МОГУЩЕСТВО КАТАРОВ
Чтобы понять катаризм, следует обстоятельно рассмотреть то, что отличает его от прочих антиклерикальных движений, столь распространенных в средние века. Катарское движение, как мы уже говорили и как мы еще увидим, не было инициативой простого люда, оно так же организованно и почти так же широко распространено, как и само христианство: не менее четырнадцати диоцезов во Франции и в Италии, не считая Сербии, Болгарии и Византийской империи. Если порой между катарами и возникают острые споры, то они не ведут к глубокому расколу церкви, во всяком случае, во Франции. Собор в Сен-Феликс установил единство доктрины. Такие люди, как Гилабер де Кастр, тулузский епископ с 1208 по 1237 гг., а позднее его преемник на епископском престоле Бертран Марта, который прожил последние свои годы в Монсепоре, видимо, были сильными личностями, поддерживающими единство и дисциплину. По правде говоря, мы не знаем о них почти ничего, за исключением упоминаний о их почти непрерывных миссиях, которые находим в протоколах инквизиции. Они намеренно остались людьми без лица, и установить их биографии при нынешнем состоянии наших знаний невозможно. Но их деятельность, несомненно, можно сравнить с деяниями величайших апостолов.
Катарская церковь, даже если она и была иноземной по происхождению, глубоко укоренилась в Окситании, отчего все катарские церемонии носят окситанские названия; ритуал тоже совершался на диалекте, за исключением некоторых латинских формул. В силу этого катарская церковь стояла много ближе к народу, чем католическая с ее мошной римской централизацией. Безусловно, именно это снискало ей симпатию, которая накануне крестового похода была, похоже, почти всеобщей. Раймон V, отец Раймона VI, добрый католик, не ощущает в себе достаточно сил, чтобы восстановить в своих владениях католическую веру. Он взывает к папе и французскому королю. Святой Бернар — быть может, с некоторыми ораторскими преувеличениями — возглашает, что с середины XII в. церкви почти полностью опустели, а духовенство повсюду презирают. Катары осмеливаются открыто провозглашать свою веру и публично отправлять свой культ. На многочисленных диспутах они спорят с католическими монахами в присутствии многочисленной публики, в том числе многих сеньоров и дам, а также простого люда различного звания. Таким был, например, знаменитый Ломберский собор 1165 г., собравший вокруг графини Тулузской много епископов и аббатов. Как правило, катары доказывают свою ортодоксальность, верность истинному учению Христа и обычаям ранней церкви. Если им и не удается убедить всех, а их теологические построения порой наталкиваются на определенное недоверие, зато большинство признает за ними явную святость жизни. В Евангелии написано, что древо распознается по плодам своим. Для католической церкви сравнение с этой точки зрения гибельно. Тщетно пытается она бросить тень на нравы Добрых Людей — почти все свидетельства звучат в их пользу . Их можно было только упрекнуть в излишней снисходительности к простым верующим, но это отнюдь не делало их церковь менее привлекательной.
Конечно, трудно составить точное представление о широте распространения катаризма в Ок-ситании. Но вот что писал об этом граф Тулузский Раймон V: «Она (ересь) проникла повсюду, она посеяла раздоры во всех семьях, разделив мужа и жену, сына и отца, невестку и свекровь. Сами священники поддались заразе, церкви опустели и разрушаются. Что до меня, то я делаю все возможное, дабы остановить сей бич, но чувствую, что моих сил недостаточно для выполнения этой задачи. Самые знатные люди моей земли поддались пороку. Толпа последовала их примеру, и ныне я не осмеливаюсь и не могу подавить зло». Эта жалоба подкрепляется свидетельствами, собранными позднее инквизицией о положении католицизма на Юге в первые годы XIII века непосредственно перед крестовым походом. Излишне перечислять все местности, где культ катаров отправлялся публично. Центром была Тулуза, освиставшая легатов, посланных в 1178 г. папой Александром III по тревожному призыву Раймона V. Раймон дю Фога, принадлежавший к одной из самых знатных семей города и ставший позднее епископом Тулузским, писал, вспоминая эти первые годы столетия: «Конечно же, исполненное божественной премудрости Провидение, которое всегда вмешивается вовремя, специально направило в Тулузу своего слугу, блаженного Доминика, и тем заложило основы славного ордена доминиканцев; ибо этот город и почти весь край были тогда столь всецело и прискорбно отравлены ядом ереси, что, казалось, церковь Христова должна была отступиться от сих мест, а католическая вера погибнуть, задушенная колючим кустарником и шипами порочных учений». В таком городе, как, например, Кастельнодари, катары даже, похоже, совместно с католиками пользовались главной церковью, как еще бывает в некоторых местностях Швейцарии и Германии, где население разделено на католиков и протестантов. В Лораке, бывшей столице Лораге, можно было наблюдать, как катары и вальденсы устраивают на площади публичный диспут. В Фанжо consolamen-tum родной сестры графа де Фуа, знаменитой Эсклармонды , привлек всю знать области. То же самое происходило в Монреале и Мирпуа, в краю Сессака и в Кабарде, равно как и в окрестностях города Лавор, который, видимо, всегда был катар-ским. Если же какой-либо город, как Нарбонн, оставался верен католичеству, он сталкивался с враждебностью всех соседних местностей. Это касалось и Монпелье, а вот Авиньон оказался в руках катаров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Я счел своим долгом подробно рассказать об этих обрядах не только потому, что они хорошо нам известны благодаря Лионскому ритуалу и Ренье Саккони, но также и оттого, что они в чем-то напоминают, как очень точно подметил Жан Гиро, ритуалы ранней церкви. Кроме отказа от крещения и креста (что, кстати, известно лишь из одного, и то сомнительного источника), в них не содержится ничего, что могло бы оскорбить католика. Несомненно, что одни и те же слова интерпретируются иначе; безусловно, главные положения доктрины катаров глубоко отличны от католической, но важно было совсем другое. Катары составляли иную церковь, противницу и соперницу римской церкви, а катарское духовенство в силу самой строгости принятых им обязательств являлось для католического духовенства опасным конкурентом. Его следовало уничтожить любой ценой, чтобы христианство не было поколеблено, а возможно, и уничтожено. Крестовый поход родился из этого смертельного конфликта, который мог закончиться, как представляется, только полным разгромом одного из противников.
МОГУЩЕСТВО КАТАРОВ
Чтобы понять катаризм, следует обстоятельно рассмотреть то, что отличает его от прочих антиклерикальных движений, столь распространенных в средние века. Катарское движение, как мы уже говорили и как мы еще увидим, не было инициативой простого люда, оно так же организованно и почти так же широко распространено, как и само христианство: не менее четырнадцати диоцезов во Франции и в Италии, не считая Сербии, Болгарии и Византийской империи. Если порой между катарами и возникают острые споры, то они не ведут к глубокому расколу церкви, во всяком случае, во Франции. Собор в Сен-Феликс установил единство доктрины. Такие люди, как Гилабер де Кастр, тулузский епископ с 1208 по 1237 гг., а позднее его преемник на епископском престоле Бертран Марта, который прожил последние свои годы в Монсепоре, видимо, были сильными личностями, поддерживающими единство и дисциплину. По правде говоря, мы не знаем о них почти ничего, за исключением упоминаний о их почти непрерывных миссиях, которые находим в протоколах инквизиции. Они намеренно остались людьми без лица, и установить их биографии при нынешнем состоянии наших знаний невозможно. Но их деятельность, несомненно, можно сравнить с деяниями величайших апостолов.
Катарская церковь, даже если она и была иноземной по происхождению, глубоко укоренилась в Окситании, отчего все катарские церемонии носят окситанские названия; ритуал тоже совершался на диалекте, за исключением некоторых латинских формул. В силу этого катарская церковь стояла много ближе к народу, чем католическая с ее мошной римской централизацией. Безусловно, именно это снискало ей симпатию, которая накануне крестового похода была, похоже, почти всеобщей. Раймон V, отец Раймона VI, добрый католик, не ощущает в себе достаточно сил, чтобы восстановить в своих владениях католическую веру. Он взывает к папе и французскому королю. Святой Бернар — быть может, с некоторыми ораторскими преувеличениями — возглашает, что с середины XII в. церкви почти полностью опустели, а духовенство повсюду презирают. Катары осмеливаются открыто провозглашать свою веру и публично отправлять свой культ. На многочисленных диспутах они спорят с католическими монахами в присутствии многочисленной публики, в том числе многих сеньоров и дам, а также простого люда различного звания. Таким был, например, знаменитый Ломберский собор 1165 г., собравший вокруг графини Тулузской много епископов и аббатов. Как правило, катары доказывают свою ортодоксальность, верность истинному учению Христа и обычаям ранней церкви. Если им и не удается убедить всех, а их теологические построения порой наталкиваются на определенное недоверие, зато большинство признает за ними явную святость жизни. В Евангелии написано, что древо распознается по плодам своим. Для католической церкви сравнение с этой точки зрения гибельно. Тщетно пытается она бросить тень на нравы Добрых Людей — почти все свидетельства звучат в их пользу . Их можно было только упрекнуть в излишней снисходительности к простым верующим, но это отнюдь не делало их церковь менее привлекательной.
Конечно, трудно составить точное представление о широте распространения катаризма в Ок-ситании. Но вот что писал об этом граф Тулузский Раймон V: «Она (ересь) проникла повсюду, она посеяла раздоры во всех семьях, разделив мужа и жену, сына и отца, невестку и свекровь. Сами священники поддались заразе, церкви опустели и разрушаются. Что до меня, то я делаю все возможное, дабы остановить сей бич, но чувствую, что моих сил недостаточно для выполнения этой задачи. Самые знатные люди моей земли поддались пороку. Толпа последовала их примеру, и ныне я не осмеливаюсь и не могу подавить зло». Эта жалоба подкрепляется свидетельствами, собранными позднее инквизицией о положении католицизма на Юге в первые годы XIII века непосредственно перед крестовым походом. Излишне перечислять все местности, где культ катаров отправлялся публично. Центром была Тулуза, освиставшая легатов, посланных в 1178 г. папой Александром III по тревожному призыву Раймона V. Раймон дю Фога, принадлежавший к одной из самых знатных семей города и ставший позднее епископом Тулузским, писал, вспоминая эти первые годы столетия: «Конечно же, исполненное божественной премудрости Провидение, которое всегда вмешивается вовремя, специально направило в Тулузу своего слугу, блаженного Доминика, и тем заложило основы славного ордена доминиканцев; ибо этот город и почти весь край были тогда столь всецело и прискорбно отравлены ядом ереси, что, казалось, церковь Христова должна была отступиться от сих мест, а католическая вера погибнуть, задушенная колючим кустарником и шипами порочных учений». В таком городе, как, например, Кастельнодари, катары даже, похоже, совместно с католиками пользовались главной церковью, как еще бывает в некоторых местностях Швейцарии и Германии, где население разделено на католиков и протестантов. В Лораке, бывшей столице Лораге, можно было наблюдать, как катары и вальденсы устраивают на площади публичный диспут. В Фанжо consolamen-tum родной сестры графа де Фуа, знаменитой Эсклармонды , привлек всю знать области. То же самое происходило в Монреале и Мирпуа, в краю Сессака и в Кабарде, равно как и в окрестностях города Лавор, который, видимо, всегда был катар-ским. Если же какой-либо город, как Нарбонн, оставался верен католичеству, он сталкивался с враждебностью всех соседних местностей. Это касалось и Монпелье, а вот Авиньон оказался в руках катаров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51