Выбиваясь из сил, они кое-как дотащили ее до гостиной. Новый диван затрещал под тяжестью женщины; едва ли он ждал, что его обновят таким образом. Мод накинула на распростертое тело толстое одеяло, и оба вернулись к своему кипящему котлу и еще не сварившимся яйцам. Затем они накрыли на стол и, кажется, никогда еще не ужинали с таким аппетитом. Молодой женщине все казалось красивым, — обои, ковры, картины, но для него одна она была такой красивой, и умом, и душой, и телом, что вокруг все казалось очарованным ее присутствием, тому тихому и чистому счастью, которое дает простая дружба и которое гораздо глубже и сильнее самого бешеного взрыва страсти. Франк вдруг вскочил со стула. У дверей раздался шум чьих-то шагов. Щелкнул ключ, и струя холодного воздуха, проникшего в комнату, показала, что дверь открылась.
— Закон не разрешает мне войти, — произнес чей-то грубый голос.
— Да говорят же вам, что она очень сильная и буйная, — сказал другой голос, Франк узнал его, — это был голос госпожи Ватсон. — Она выгнала горничную из дому, и я ничего не могу с ней поделать.
— Мне очень жаль, сударыня, но это совершенно против законов Англии. Предъявите мне приказ об аресте, и я сейчас же войду. Но если вы донесете ее до порога, я уж отправлю ее куда следует.
— Она в столовой, я вижу огонь там, — сказала госпожа Ватсон и вдруг вскликнула: — Господи Боже! Господин Кросс, как вы меня испугали! Должно же было случиться так, что вы приехали домой в мое отсутствие! Ведь я не ждала вас раньше четверга. Нет, этого я никогда не прощу себе…
Но все неудачи и недоразумения объяснились. Телеграмма была причиной всего зла. А затем новая кухарка оказалась горькой пьяницей и очень буйной во хмелю. Другую служанку она выгнала из дому. А пока госпожа Ватсон бегала за полицией, кухарка напилась до полного бесчувствия и заснула мертвым сном.
В это время извозчик привез со станции оставленный там багаж. Все еще безмятежно спавшую женщину вытащили на улицу и сдали на попечение дожидавшегося у дверей полицейского.
Так впервые вступили Франк и Мод в свой собственный дом.
Глава IX
Признания
— Скажи мне, Франк, любил ли ты кого-нибудь до меня?
— Как сегодня лампа плохо заправлена, — сказал Франк и немедленно вышел в столовую, чтобы принести оттуда другую. Прошло некоторое время, прежде чем он вернулся.
Она терпеливо ждала, пока он снова уселся.
— Итак, франк? — спросила она. — Любил ты когда-нибудь другую женщину?
— Дорогая Мод, что за польза от подобных вопросов?
— Ты сказал, что между нами не может быть секретов.
— Конечно нет, но есть вещи, о которых лучше не говорить.
— Мне кажется, это именно и будут секреты.
— Если ты смотришь на это так серьезно…
— Даже очень.
— Тогда я готов ответить на все твои вопросы. Но ты не должна бранить меня, если мои ответы тебе не понравятся.
— Кто она была, Франк?
— Которая?
— О Франк, неужели их было несколько?
— Я предупредил, что мои ответы будут тебе неприятны.
— Лучше бы я уж и не спрашивала.
— Тогда оставим это.
— Нет, теперь уж поздно, Франк, теперь я хочу знать решительно все.
— Ты этого так хочешь?
— Да, Франк, непременно.
— Едва ли я в состоянии буду сказать тебе все.
— Неужели это так ужасно?
— Нет, но есть другие причины.
— Какие, Франк?
— Их очень много. Ты знаешь, как один современный поэт оправдывался перед своей женой в своем прошлом. Он сказал, что все время искал ее.
— Это мне очень нравится! — воскликнула Мод.
— Да, я искал тебя.
— И, кажется, довольно долго.
— Но я тебя нашел наконец.
— Я предпочла бы, чтобы ты меня нашел сразу, Франк. — Он сказал что-то относительно ужина, но Мод была неумолима. — Скольких же женщин ты действительно любил? — спросила она. — И, пожалуйста, без шуток, Франк. Я спрашиваю серьезно.
— Если бы я захотел тебе лгать…
— Нет, я знаю, ты этого не захочешь.
— Конечно, нет. На это я не способен.
— Итак, я жду ответа.
— Не преувеличивай значения того, что я тебе сейчас скажу, Мод. Любовь — понятие растяжимое. Одна любовь имеет основанием чисто физическое влечение, другая — духовное единение, наконец, третья может быть основана на родстве душ.
— Какою же любовью любишь ты меня, Франк?
— Всеми тремя.
— Ты в этом уверен?
— Совершенно.
Она подошла к нему, и допрос был прерван, но через несколько минут он возобновился.
— Итак, первая? — сказала Мод.
— Я не могу, Мод, оставим это.
— Милостивый государь, я вас прошу, — ее имя?
— Нет, нет, Мод, называть имена я не могу даже тебе.
— Кто же она была тогда?
— К чему подробности? Позволь мне рассказать все это тебе по-своему.
Мод сделала недовольную гримасу.
— Вы отвиливаете, сударь. Но я не хочу быть слишком строгой. Рассказывай по-своему.
— Видишь ли, Мод, собственно говоря, я был всегда влюблен в кого-нибудь.
Она слегка нахмурилась.
— Должно быть, твоя любовь стоит недорого, — заметила она.
— Для здорового молодого человека, обладающего некоторым воображением и горячим сердцем, это является почти необходимостью. Но, конечно, это чувство очень поверхностное.
— Мне кажется, что всякая твоя любовь должна быть поверхностной, если она так легко проходит.
— Не сердись, Мод. Вспомни, что в это время я еще не встречал тебя. Ну вот, я так и знал, что эти вопросы не приведут ни к чему хорошему. Кажется, я вообще делаю глупо, что так откровенно рассказываю тебе обо всем.
На ее лице играла холодная, сдержанная усмешка. В глубине души Франк, глазами незаметно следивший за женой, был рад тому, что она ревнует его.
— Ну, — сказала она наконец.
— Ты хочешь, чтобы я продолжал?
— Раз ты начал, так уж рассказывай до конца.
— Ты будешь сердиться.
— Мы слишком далеко зашли, чтобы останавливаться. Я не сержусь, Франк. Мне только немного грустно. Но я ценю твою откровенность. Я не подозревала, что ты был таким… таким Дон Жуаном.
Она начала смеяться.
— Я интересовался каждой женщиной.
— «Интересовался» — милое словцо.
— С этого всегда начиналось. Затем, если обстоятельства благоприятствовали, интерес усиливался, до тех пор, пока… ну, ты понимаешь.
— Сколько же было женщин, которыми ты «интересовался»? — И сколько раз этот интерес усиливался?
— Право не могу сказать.
— Раз двадцать?
— Пожалуй больше.
— Тридцать?
— Никак не меньше.
— Сорок?
— Я думаю, что не больше.
Мод в ужасе смотрела на мужа.
— Тебе теперь двадцать семь лет. Значит, начиная с семнадцати лет ты любил в среднем по четыре женщины в год.
— Если считать таким образом, то я, к сожалению, должен сознаться, что их было пожалуй более сорока.
— Это ужасно, — проговорила Мод и заплакала.
Франк опустился перед ней на колени и начал целовать ее милые, маленькие, пухлые ручки, мягкие, как бархат.
— Я чувствую себя таким негодяем, — сказал он. — Но я люблю тебя всем сердцем и всей душой.
— Сорок первую и последнюю, — всхлипывала Мод полусмеясь и полуплача. Она вдруг прижала его голову к своей груди.
— Я не могу сердиться на тебя, — сказала она. — Это было бы не великодушно, потому что ты рассказываешь все это по доброй воле. И я не могу не ценить этого. Но мне так хотелось бы быть первой женщиной, которой ты заинтересовался.
— Увы, случилось иначе. Вероятно, есть люди, которые всю жизнь остаются непорочными… Но я не верю в то, что они лучшие люди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33