Голос ее зазвучал теперь твердо и убедительно. — Но вы же знаете, это невозможно. Отец скорее увидит меня мертвой, чем согласится на брак с Джемом.
— Да, верно.
В ту же секунду, будто в подтверждение прозвучавших слов, передо мной вырос коренастый кузнец в гетрах и фартуке, типичный представитель сельского сообщества — упрямого, ограниченного, по-своему добродушного. В юности Эванс был популярным проповедником, но собственной паствы в Эверсфолде собрать не сумел и вскоре стал посещать церковь наравне с остальными. Мы вышли на крыльцо и некоторое время сидели, наблюдая за тем, как весь сельский приход в лице полудюжины крестьян расходится по домам после вечерней службы.
— Неужто это Джо Мерфи?! — воскликнул я при виде человека со взъерошенными волосами и странным выражением лица, лихо сбежавшего по ступенькам. На нем была поношенная ряса, извлеченная, очевидно, из гардероба священника. — И он церковь стал посещать? Ну, это уже ни в какие ворота не лезет.
— Серьезным стал человеком: органные мехи раздувает, — торжественно сообщил Эванс.
Прежде Джо жил как в тумане, предаваясь, в основном, двум утехам: браконьерству (об этом мы только догадывались) и джину (о чем все знали наверняка). В силу некоторых особенностей интеллекта (не совладавшего, очевидно, с последствиями второй привычки) ему прощали все эти безобразия, считая любую проделку для этого безобидного сельского шута совершенно естественной.
— Он принял обет и хранит ему верность вот уж почти два года, — добавила Роз. — Сначала стал разносить церковные книги и получил прозвище: «Святоша Джо» — но потом занемог, и теперь, кроме как раздувать мехи, ни на что не способен.
— Ну, Мерфи, добрый вечер, — окликнул я новообращенного прихожанина. — Откуда путь держишь?
Он тронул пальцами полы шляпы, как бы давая понять, что весьма рад меня видеть.
— Вера святая ведет меня. А откуда? Всегда из церкви. В пятнадцатый вечер месяца — ох и длинный же псалом! Дай Бог, чтобы вам, хозяин, никогда не пришлось зарабатывать хлеб насущный раздуванием мехов.
— Рад был услышать, что ты изменился к лучшему, — заметил я с некоторым сомнением, ибо разглядел в физиономии Святоши Джо некоторые признаки того, что по крайней мере с одной из своих привычек он порвал неокончательно.
— Спиртного в рот теперь не беру, — тут же развеял он все мои сомнения. — Вкус вина успел уже позабыть.
Джо испустил тяжкий вздох, пожелал мне спокойной ночи и двинулся прочь, напевая под нос то ли псалом, то ли что-то еще.
— И он ничего не слыхал о Мике? — спросил я. — Они же были неразлучны.
— Ничего, — ответила Роз. — Что ему наш Эверсфолд? Мик теперь — птица иного полета.
Местные жители оправдывали безобразия Мика пагубным влиянием Джо, но в действительности это были два сапога пара. Более того, подле своевольного Мика Джо всегда оставался лишь бледной тенью.
Заглянув в тот вечер к себе в блокнот, я нашел там записку с адресованными Паркеру извинениями, которую сунул сюда по ошибке. Отправлять письмо было уже слишком поздно. Посоветовавшись с матушкой (она у меня — сама пунктуальность), я решил, что поеду к нему, как мы и договаривались, в понедельник, а домой вернусь в среду. Вот такие случайности круто меняют подчас судьбу человека.
III. Тайна замка Свэйлклифф
До Вудс-Энда я добрался уже после того, как сгустились сырые, ветреные сумерки. Станция эта выглядела еще более заброшенной людьми и Богом, чем даже большинство ее насквозь продуваемых и промокаемых соплеменниц. Приметив едва различимые силуэты двух человекоподобных существ, которые стояли, опершись об ограду, я принял их за носильщика с кучером.
— Далеко ли до Свэйлклиффа?
— Добрая миля будет, если не две — а к ним прибавь еще две с половиной. — Из этого не слишком исчерпывающего и достаточно вызывающего ответа следовало, что собеседник мой — представитель свободных ремесел и потому от общения со мной не ждет ничего для себя полезного.
— Я направляюсь в Свэйлклифф. Не найдется ли здесь двуколки, которая могла бы меня подбросить?
— Билл, парень направляется в Свэйлклифф, — один из них со сдавленным смешком толкнул приятеля в бок. — И просит его подбросить…
— В замок Свэйлклифф, — уточнил я. — Вы знаете, где он?
Вопрос этот вызвал новый взрыв непонятного мне веселья. Носильщик, впрочем, отделился-таки от ограды и, обменявшись нечленораздельными, но, судя по реакции, необычайно остроумными шуточками в мой адрес с дружком-бездельником, взял мои вещи. Спустя еще десять минут с постоялого двора выехала открытая двуколка.
Из-за непролазной грязи короткий путь оказался на редкость долгим. Дождь, правда, прекратился, да и ветер начал стихать: теперь он налетал лишь редкими стремительными порывами. Тяжелые массы черных облаков, напоминавших базальтовые колонны, унеслись прочь к горизонту. Небо над головой очистилось и воссияла луна — такая яркая, какой она бывает только после дождя. Местность, по которой мы проезжали, поразила меня своей пышной растительностью. Гигантские вязы, сикоморы и буки, густо увитые плющом, обступали дорогу, погружая наш путь во мрак. Даже путник, не смыслящий, вроде меня, в географии, легко мог предположить, что где-то рядом протекает река. Неожиданно свернув с основной колеи, мы въехали в ворота недавно отстроенной сторожки, забрали вверх по холму и еще милю, если не больше, продвигались по частным владениям Свэйлклиффа. По обе стороны от нас раскинулась живописная чаща, присутствие которой под тенью огромных деревьев нелегко было угадать. Еще немного — и слева зачернел глубокий овраг, буйством зелени напомнивший мне болота штата Каролина.
Гигантские наросты ползучих растений на стволах и ветвях превращали деревья в бесформенных гигантов. Щетинившаяся под ними густая поросль гигантских папоротников, лавра и искореженных ив скрывала болото, присутствие которого угадывалось по черным лужицам, вспыхивавшим время от времени яркими отблесками лунного света. Путь в Свэйлклифф остался в моей памяти этакой фантастической прогулкой по картинам Доре — художника, чья фантазия способна оживить искривленные ветви деревьев, придав им человеческие формы, и чьи пейзажи словно освещены зловещим заревом черной магии. Ощущение было столь гнетущим, что, когда мы выехали из леса, я почувствовал немалое облегчение.
Внезапно прямо передо мной на травянистой возвышенности вырос замок из серого камня (на фоне темно-синего неба он в ту минуту показался мне белоснежным), поражавший размерами, массивностью и красочным стилем. Эта древняя крепость с башенками, бойницами и парадноq дверью, спрятавшейся под сводами готической башни, напоминала чудовищную игрушку какого-то сказочно богатого принца. Замок вместе с прилегавшими к нему домиками и игровой площадкой был огорожен кирпичной стеной.
Мэтью Паркер встретил меня в холле.
— Поспели как раз к ужину, — воскликнул он. — У вас двадцать минут, чтобы переодеться. Дэвид, проводите мистера Мильфорда в его апартаменты.
Вслед за пожилым благообразным дворецким я пересек огромный холл с высоким застекленным потолком, через который просматривалось темно-синее небо, а затем поднялся по широкой лестнице, минуя площадки, от коих разбегались во все стороны бесчисленные коридоры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
— Да, верно.
В ту же секунду, будто в подтверждение прозвучавших слов, передо мной вырос коренастый кузнец в гетрах и фартуке, типичный представитель сельского сообщества — упрямого, ограниченного, по-своему добродушного. В юности Эванс был популярным проповедником, но собственной паствы в Эверсфолде собрать не сумел и вскоре стал посещать церковь наравне с остальными. Мы вышли на крыльцо и некоторое время сидели, наблюдая за тем, как весь сельский приход в лице полудюжины крестьян расходится по домам после вечерней службы.
— Неужто это Джо Мерфи?! — воскликнул я при виде человека со взъерошенными волосами и странным выражением лица, лихо сбежавшего по ступенькам. На нем была поношенная ряса, извлеченная, очевидно, из гардероба священника. — И он церковь стал посещать? Ну, это уже ни в какие ворота не лезет.
— Серьезным стал человеком: органные мехи раздувает, — торжественно сообщил Эванс.
Прежде Джо жил как в тумане, предаваясь, в основном, двум утехам: браконьерству (об этом мы только догадывались) и джину (о чем все знали наверняка). В силу некоторых особенностей интеллекта (не совладавшего, очевидно, с последствиями второй привычки) ему прощали все эти безобразия, считая любую проделку для этого безобидного сельского шута совершенно естественной.
— Он принял обет и хранит ему верность вот уж почти два года, — добавила Роз. — Сначала стал разносить церковные книги и получил прозвище: «Святоша Джо» — но потом занемог, и теперь, кроме как раздувать мехи, ни на что не способен.
— Ну, Мерфи, добрый вечер, — окликнул я новообращенного прихожанина. — Откуда путь держишь?
Он тронул пальцами полы шляпы, как бы давая понять, что весьма рад меня видеть.
— Вера святая ведет меня. А откуда? Всегда из церкви. В пятнадцатый вечер месяца — ох и длинный же псалом! Дай Бог, чтобы вам, хозяин, никогда не пришлось зарабатывать хлеб насущный раздуванием мехов.
— Рад был услышать, что ты изменился к лучшему, — заметил я с некоторым сомнением, ибо разглядел в физиономии Святоши Джо некоторые признаки того, что по крайней мере с одной из своих привычек он порвал неокончательно.
— Спиртного в рот теперь не беру, — тут же развеял он все мои сомнения. — Вкус вина успел уже позабыть.
Джо испустил тяжкий вздох, пожелал мне спокойной ночи и двинулся прочь, напевая под нос то ли псалом, то ли что-то еще.
— И он ничего не слыхал о Мике? — спросил я. — Они же были неразлучны.
— Ничего, — ответила Роз. — Что ему наш Эверсфолд? Мик теперь — птица иного полета.
Местные жители оправдывали безобразия Мика пагубным влиянием Джо, но в действительности это были два сапога пара. Более того, подле своевольного Мика Джо всегда оставался лишь бледной тенью.
Заглянув в тот вечер к себе в блокнот, я нашел там записку с адресованными Паркеру извинениями, которую сунул сюда по ошибке. Отправлять письмо было уже слишком поздно. Посоветовавшись с матушкой (она у меня — сама пунктуальность), я решил, что поеду к нему, как мы и договаривались, в понедельник, а домой вернусь в среду. Вот такие случайности круто меняют подчас судьбу человека.
III. Тайна замка Свэйлклифф
До Вудс-Энда я добрался уже после того, как сгустились сырые, ветреные сумерки. Станция эта выглядела еще более заброшенной людьми и Богом, чем даже большинство ее насквозь продуваемых и промокаемых соплеменниц. Приметив едва различимые силуэты двух человекоподобных существ, которые стояли, опершись об ограду, я принял их за носильщика с кучером.
— Далеко ли до Свэйлклиффа?
— Добрая миля будет, если не две — а к ним прибавь еще две с половиной. — Из этого не слишком исчерпывающего и достаточно вызывающего ответа следовало, что собеседник мой — представитель свободных ремесел и потому от общения со мной не ждет ничего для себя полезного.
— Я направляюсь в Свэйлклифф. Не найдется ли здесь двуколки, которая могла бы меня подбросить?
— Билл, парень направляется в Свэйлклифф, — один из них со сдавленным смешком толкнул приятеля в бок. — И просит его подбросить…
— В замок Свэйлклифф, — уточнил я. — Вы знаете, где он?
Вопрос этот вызвал новый взрыв непонятного мне веселья. Носильщик, впрочем, отделился-таки от ограды и, обменявшись нечленораздельными, но, судя по реакции, необычайно остроумными шуточками в мой адрес с дружком-бездельником, взял мои вещи. Спустя еще десять минут с постоялого двора выехала открытая двуколка.
Из-за непролазной грязи короткий путь оказался на редкость долгим. Дождь, правда, прекратился, да и ветер начал стихать: теперь он налетал лишь редкими стремительными порывами. Тяжелые массы черных облаков, напоминавших базальтовые колонны, унеслись прочь к горизонту. Небо над головой очистилось и воссияла луна — такая яркая, какой она бывает только после дождя. Местность, по которой мы проезжали, поразила меня своей пышной растительностью. Гигантские вязы, сикоморы и буки, густо увитые плющом, обступали дорогу, погружая наш путь во мрак. Даже путник, не смыслящий, вроде меня, в географии, легко мог предположить, что где-то рядом протекает река. Неожиданно свернув с основной колеи, мы въехали в ворота недавно отстроенной сторожки, забрали вверх по холму и еще милю, если не больше, продвигались по частным владениям Свэйлклиффа. По обе стороны от нас раскинулась живописная чаща, присутствие которой под тенью огромных деревьев нелегко было угадать. Еще немного — и слева зачернел глубокий овраг, буйством зелени напомнивший мне болота штата Каролина.
Гигантские наросты ползучих растений на стволах и ветвях превращали деревья в бесформенных гигантов. Щетинившаяся под ними густая поросль гигантских папоротников, лавра и искореженных ив скрывала болото, присутствие которого угадывалось по черным лужицам, вспыхивавшим время от времени яркими отблесками лунного света. Путь в Свэйлклифф остался в моей памяти этакой фантастической прогулкой по картинам Доре — художника, чья фантазия способна оживить искривленные ветви деревьев, придав им человеческие формы, и чьи пейзажи словно освещены зловещим заревом черной магии. Ощущение было столь гнетущим, что, когда мы выехали из леса, я почувствовал немалое облегчение.
Внезапно прямо передо мной на травянистой возвышенности вырос замок из серого камня (на фоне темно-синего неба он в ту минуту показался мне белоснежным), поражавший размерами, массивностью и красочным стилем. Эта древняя крепость с башенками, бойницами и парадноq дверью, спрятавшейся под сводами готической башни, напоминала чудовищную игрушку какого-то сказочно богатого принца. Замок вместе с прилегавшими к нему домиками и игровой площадкой был огорожен кирпичной стеной.
Мэтью Паркер встретил меня в холле.
— Поспели как раз к ужину, — воскликнул он. — У вас двадцать минут, чтобы переодеться. Дэвид, проводите мистера Мильфорда в его апартаменты.
Вслед за пожилым благообразным дворецким я пересек огромный холл с высоким застекленным потолком, через который просматривалось темно-синее небо, а затем поднялся по широкой лестнице, минуя площадки, от коих разбегались во все стороны бесчисленные коридоры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10