Мы быстро проехали по лабиринту маленьких улочек до Эджвер-род. По знаку Холмса кучер остановился на углу, и, когда мы вышли из кэба, я увидел широкую пустынную улицу Кембридж Террас, убегавшую вдоль в тусклом свете газовых фонарей. Мы быстрым шагом пошли вдоль улицы и свернули в ворота, которые вели к цели.
Макдоналд кивнул на доски, которые закрывали разбитое окно.
— Они прибиты только с одной стороны, — прошептал он. — Но раздвигайте их осторожно.
Легкий скрип, и несколько секунд спустя мы, протиснувшись между досок, оказались в густой темноте музейной комнаты полковника Ворбертона.
Холмс вынул из кармана пальто потайной фонарь, и, следуя за его слабым светом, мы двигались на ощупь вдоль стены, пока не подошли к алькову, в котором стоял диван.
— Будем ждать здесь, — шепотом сказал мой друг. — Можно было бы смириться и с худшей постелью, к тому же диван стоит достаточно близко к камину.
Ночь была исключительно тихая. Наше бодрствование оказалось отчаянно скучным. Лишь однажды какие-то запоздалые гуляки проехали мимо в экипаже; звуки их пения и цоканье лошадиных копыт постепенно замерли, удаляясь к Гайд-парку. Примерно через час до нас долетел грохот, звон колоколов, сухие пистолетные хлопки кнута кучера пожарного выезда, который неистово промчался по Эджвер-род. Затем все затихло. Тишину нарушало только тиканье старинных часов в дальнем конце комнаты.
Тяжелый, пропитанный ароматно-затхлым запахом восточного музея воздух комнаты все сильнее навевал сонливость, и вскоре мне пришлось напрячь все силы, чтобы не заснуть.
Я говорил о густой темноте, но, когда мои глаза привыкли к ней, я заметил слабый отблеск света далекого уличного фонаря, проникавшего сквозь незаколоченное окно. Бездумно провожая взглядом этот луч, я вдруг увидел нечто такое, что вселило холод в мою душу. Лицо, призрачное и туманное, но одновременно страшное, как бред кошмара, злобно глядело на меня из дальнего конца полоски сумрачного света, терявшейся в глубине комнаты. Я, должно быть, непроизвольно вздрогнул, так как почувствовал, что Холмс наклонился ко мне.
— Маска, — прошептал он. — Наш трофей, вероятно, будет менее впечатляющим, но гораздо более опасным.
Откинувшись на спинку дивана, я попытался прогнать чувство напряженности, но вид этой жуткой реликвии направил мои размышления в новое русло. Я вспомнил зловещую, одетую в белое фигуру индуса Чандра Лала, слуги полковника Ворбертона, и попробовал вспомнить те слова, которыми мисс Меррей описывала действие маски смерти на этого человека. Я знал достаточно об Индии, пожалуй, даже больше, чем Холмс, чтобы понять, что религиозный фанатизм и ненависть, вызванные кощунством, не только оправдали бы любое преступление, но могли бы вдохновить фанатика на такое хитроумие в исполнении замысла, которое поставило бы в тупик европейца, даже хорошо знающего обычаи и нравы индусов. Я размышлял, не следует ли мне поделиться этими соображениями с моими товарищами, когда мое внимание привлек тихий скрип дверной петли. Нужно было без промедления предупредить Холмса, что кто-то входит в комнату. Но когда я протянул руку, то обнаружил, что моего друга рядом уже нет.
В течение некоторого времени царила абсолютная тишина, а затем согнувшаяся фигура, шаги которой заглушал ковер, быстро пересекла слабый луч света, падавший из окна, и скрылась в темноте прямо передо мной.
На какую-то долю секунды я увидел пальто с поднятым капюшоном и тусклый блеск какого-то длинного тонкого предмета, зажатого в приподнятой руке. Мгновение спустя в камине блеснул свет, как если бы вдруг открыли дверцу потайного фонаря, а затем раздались тихий стук и звяканье.
Я тихо поднимался с дивана, когда в комнате раздался приглушенный вопль, сопровождаемый звуками ожесточенной борьбы.
«Устсон, Уотсон!» С ужасом я распознал в этом хриплом крике голос Холмса и в темноте бросился на клубок тел, внезапно возникший передо мной.
Железные пальцы сжимали мое горло, а когда я попытался оттолкнуть голову противника, он впился зубами в мою руку, как рассвирепевшая собака. Неизвестный обладал силой маньяка, и нам удалось совладать с ним лишь после того, как Макдоналд, зажигавший газовый рожок, ринулся на помощь.
Холмс с осунувшимся, побледневшим лицом прислонился к стене, сжимая рукой плечо, по которому пришелся удар тяжелой бронзовой кочерги. Кочерга валялась в камине среди осколков разбитого окна, которые он сложил туда во время первого осмотра комнаты.
— Вот ваш человек, Макдоналд! — задыхаясь, произнес он. — Вы можете арестовать его за убийство полковника Ворбертона и попытку убить его жену.
Макдоналд откинул капюшон убийцы. Несколько секунд я молча всматривался в нашего врага, прежде чем возглас изумления сорвался с моих губ. Я не смог сразу вспомнить загорелое красивое лицо капитана Джека Лэшера, глядя на эти искаженные черты и горящие злобой глаза.
За окном уже брезжил рассвет, когда мой друг и я снова оказались на Бейкер-стрит.
Я наполнил два стакана довольно крепкой смесью из бренди с содовой и подал один из них Холмсу, который откинулся на спинку кресла. Свет газового рожка падал на его тонкие черты, и я с удовлетворением заметил, что слабая краска вновь появилась на его лице.
— Честно говоря, Уотсон, я очень признателен вам. Капитан Лэшер был опасный человек. Как ваша рука, которую он укусил?
— Немного болит, — сознался я. — Но йод и повязка легко поправят дело. Я гораздо более озабочен вашим плечом, мой дорогой друг, ибо он очень сильно ударил вас той кочергой. Разрешите мне взглянуть на него.
— Позже, позже, Уотсон. Уверяю вас, ничего серьезного, всего лишь синяк, — ответил он с ноткой нетерпения в голосе. — Теперь я могу признаться: сегодня ночью были минуты, когда я серьезно сомневался в том, что наш человек попадется в ловушку. В ловушку? Да, в ловушку с приманкой, Уотсон. И если бы он не проглотил лакомый кусочек, который я заготовил для него, нам было бы трудно посадить капитана Лэшера на скамью подсудимых. Я делал ставку на то, что страх убийцы иногда берет верх над его рассудком. Так и получилось.
— Откровенно говоря, я и сейчас не понимаю, как вы раскрыли это дело.
Холмс вытянулся в кресле и сложил вместе кончики пальцев. — Мой дорогой, большой трудности эта задача не представляла. Факты достаточно очевидны, но нужно было, чтобы убийца сам подтвердил их каким-нибудь неосторожным поступком. В этом и заключалась главная сложность. Косвенные доказательства — это прямо-таки несчастье для того, кто умеет логически мыслить.
— Я ничего и не заметил.
— Вы заметили все, но не сделали выводов. В своем рассказе мисс Меррей упомянула, что дверь комнаты-музея была заперта, но шторы на окнах не были задернуты, хотя комната расположена на первом этаже и выходит на шумную многолюдную улицу. Если вы помните, я прервал мисс Меррей, чтобы спросить о привычках полковника Ворбертона. Обстоятельства подсказывали мне, что полковник Ворбертон мог ожидать посетителя, причем характер этого визита был таков, что или он сам, или посетитель предпочитали сохранить визит в тайне. Для этого надо было войти в дом через французское окно, а не через парадный вход.
Этот старый солдат недавно женился на молодой и красивой женщине, и поэтому я отбросил предположение о вульгарном любовном свидании.
1 2 3 4 5 6
Макдоналд кивнул на доски, которые закрывали разбитое окно.
— Они прибиты только с одной стороны, — прошептал он. — Но раздвигайте их осторожно.
Легкий скрип, и несколько секунд спустя мы, протиснувшись между досок, оказались в густой темноте музейной комнаты полковника Ворбертона.
Холмс вынул из кармана пальто потайной фонарь, и, следуя за его слабым светом, мы двигались на ощупь вдоль стены, пока не подошли к алькову, в котором стоял диван.
— Будем ждать здесь, — шепотом сказал мой друг. — Можно было бы смириться и с худшей постелью, к тому же диван стоит достаточно близко к камину.
Ночь была исключительно тихая. Наше бодрствование оказалось отчаянно скучным. Лишь однажды какие-то запоздалые гуляки проехали мимо в экипаже; звуки их пения и цоканье лошадиных копыт постепенно замерли, удаляясь к Гайд-парку. Примерно через час до нас долетел грохот, звон колоколов, сухие пистолетные хлопки кнута кучера пожарного выезда, который неистово промчался по Эджвер-род. Затем все затихло. Тишину нарушало только тиканье старинных часов в дальнем конце комнаты.
Тяжелый, пропитанный ароматно-затхлым запахом восточного музея воздух комнаты все сильнее навевал сонливость, и вскоре мне пришлось напрячь все силы, чтобы не заснуть.
Я говорил о густой темноте, но, когда мои глаза привыкли к ней, я заметил слабый отблеск света далекого уличного фонаря, проникавшего сквозь незаколоченное окно. Бездумно провожая взглядом этот луч, я вдруг увидел нечто такое, что вселило холод в мою душу. Лицо, призрачное и туманное, но одновременно страшное, как бред кошмара, злобно глядело на меня из дальнего конца полоски сумрачного света, терявшейся в глубине комнаты. Я, должно быть, непроизвольно вздрогнул, так как почувствовал, что Холмс наклонился ко мне.
— Маска, — прошептал он. — Наш трофей, вероятно, будет менее впечатляющим, но гораздо более опасным.
Откинувшись на спинку дивана, я попытался прогнать чувство напряженности, но вид этой жуткой реликвии направил мои размышления в новое русло. Я вспомнил зловещую, одетую в белое фигуру индуса Чандра Лала, слуги полковника Ворбертона, и попробовал вспомнить те слова, которыми мисс Меррей описывала действие маски смерти на этого человека. Я знал достаточно об Индии, пожалуй, даже больше, чем Холмс, чтобы понять, что религиозный фанатизм и ненависть, вызванные кощунством, не только оправдали бы любое преступление, но могли бы вдохновить фанатика на такое хитроумие в исполнении замысла, которое поставило бы в тупик европейца, даже хорошо знающего обычаи и нравы индусов. Я размышлял, не следует ли мне поделиться этими соображениями с моими товарищами, когда мое внимание привлек тихий скрип дверной петли. Нужно было без промедления предупредить Холмса, что кто-то входит в комнату. Но когда я протянул руку, то обнаружил, что моего друга рядом уже нет.
В течение некоторого времени царила абсолютная тишина, а затем согнувшаяся фигура, шаги которой заглушал ковер, быстро пересекла слабый луч света, падавший из окна, и скрылась в темноте прямо передо мной.
На какую-то долю секунды я увидел пальто с поднятым капюшоном и тусклый блеск какого-то длинного тонкого предмета, зажатого в приподнятой руке. Мгновение спустя в камине блеснул свет, как если бы вдруг открыли дверцу потайного фонаря, а затем раздались тихий стук и звяканье.
Я тихо поднимался с дивана, когда в комнате раздался приглушенный вопль, сопровождаемый звуками ожесточенной борьбы.
«Устсон, Уотсон!» С ужасом я распознал в этом хриплом крике голос Холмса и в темноте бросился на клубок тел, внезапно возникший передо мной.
Железные пальцы сжимали мое горло, а когда я попытался оттолкнуть голову противника, он впился зубами в мою руку, как рассвирепевшая собака. Неизвестный обладал силой маньяка, и нам удалось совладать с ним лишь после того, как Макдоналд, зажигавший газовый рожок, ринулся на помощь.
Холмс с осунувшимся, побледневшим лицом прислонился к стене, сжимая рукой плечо, по которому пришелся удар тяжелой бронзовой кочерги. Кочерга валялась в камине среди осколков разбитого окна, которые он сложил туда во время первого осмотра комнаты.
— Вот ваш человек, Макдоналд! — задыхаясь, произнес он. — Вы можете арестовать его за убийство полковника Ворбертона и попытку убить его жену.
Макдоналд откинул капюшон убийцы. Несколько секунд я молча всматривался в нашего врага, прежде чем возглас изумления сорвался с моих губ. Я не смог сразу вспомнить загорелое красивое лицо капитана Джека Лэшера, глядя на эти искаженные черты и горящие злобой глаза.
За окном уже брезжил рассвет, когда мой друг и я снова оказались на Бейкер-стрит.
Я наполнил два стакана довольно крепкой смесью из бренди с содовой и подал один из них Холмсу, который откинулся на спинку кресла. Свет газового рожка падал на его тонкие черты, и я с удовлетворением заметил, что слабая краска вновь появилась на его лице.
— Честно говоря, Уотсон, я очень признателен вам. Капитан Лэшер был опасный человек. Как ваша рука, которую он укусил?
— Немного болит, — сознался я. — Но йод и повязка легко поправят дело. Я гораздо более озабочен вашим плечом, мой дорогой друг, ибо он очень сильно ударил вас той кочергой. Разрешите мне взглянуть на него.
— Позже, позже, Уотсон. Уверяю вас, ничего серьезного, всего лишь синяк, — ответил он с ноткой нетерпения в голосе. — Теперь я могу признаться: сегодня ночью были минуты, когда я серьезно сомневался в том, что наш человек попадется в ловушку. В ловушку? Да, в ловушку с приманкой, Уотсон. И если бы он не проглотил лакомый кусочек, который я заготовил для него, нам было бы трудно посадить капитана Лэшера на скамью подсудимых. Я делал ставку на то, что страх убийцы иногда берет верх над его рассудком. Так и получилось.
— Откровенно говоря, я и сейчас не понимаю, как вы раскрыли это дело.
Холмс вытянулся в кресле и сложил вместе кончики пальцев. — Мой дорогой, большой трудности эта задача не представляла. Факты достаточно очевидны, но нужно было, чтобы убийца сам подтвердил их каким-нибудь неосторожным поступком. В этом и заключалась главная сложность. Косвенные доказательства — это прямо-таки несчастье для того, кто умеет логически мыслить.
— Я ничего и не заметил.
— Вы заметили все, но не сделали выводов. В своем рассказе мисс Меррей упомянула, что дверь комнаты-музея была заперта, но шторы на окнах не были задернуты, хотя комната расположена на первом этаже и выходит на шумную многолюдную улицу. Если вы помните, я прервал мисс Меррей, чтобы спросить о привычках полковника Ворбертона. Обстоятельства подсказывали мне, что полковник Ворбертон мог ожидать посетителя, причем характер этого визита был таков, что или он сам, или посетитель предпочитали сохранить визит в тайне. Для этого надо было войти в дом через французское окно, а не через парадный вход.
Этот старый солдат недавно женился на молодой и красивой женщине, и поэтому я отбросил предположение о вульгарном любовном свидании.
1 2 3 4 5 6