Керисса сделала многозначительную паузу, потом поинтересовалась:
– Не желаете ли и вы поступить со мной, как папенька? Я имею в виду поцелуй?
– Уйдешь ли ты когда-нибудь к себе?! – прорычал Шелдон Харкорт. – И зови меня монсеньором! Сколько раз мне повторять одно и то же! Спокойной ночи!
Он взмахнул рукой со сжатым кулаком, отправляя девицу прочь, но затем, опомнившись, величественно протянул ей руку.
Керисса присела в глубоком реверансе.
– А вам хороших сновидений, монсеньор, – произнесла она насмешливо и, приподнявшись на цыпочках, запечатлела поцелуй на его щеке.
В полдень на следующий день они уселись в фаэтон, приобретенный Шелдоном Харкортом по дешевке в Дувре.
Он был слегка старомодным, этот экипаж, но в хорошем состоянии и раньше принадлежал благородному джентльмену. На стенках были нарисованы гербы, а колеса покрашены в ярко-желтый цвет.
– Как мило! – воскликнула Керисса. – У нашей кареты очень жизнерадостный вид.
Две лошади с почтовой станции тоже производили приятное впечатление, но морщина прорезала лоб озабоченного Харкорта. Произведенные расходы уже превзошли намеченную им до того цифру. Если так дело пойдет и дальше, они раньше времени окажутся на мели.
Когда весь багаж был погружен, выяснилось, что фаэтон вот-вот лопнет от обилия набитых в него баулов и сундуков. А для Франсины и Бобо осталось лишь местечко на сиденье рядом с возницей, причем чернокожий карлик водрузил на колени кожаный саквояж Кериссы, а Франсина держала шкатулку с драгоценностями мадемуазель, нкрустированную изображением пэрской короны.
Так как солнце ярко светило, Керисса украсила свою головку премиленькой шляпкой с шелковыми ленточками, завязанными под подбородком, но плечи ее укутывала подбитая мехом накидка, как будто вот-вот ударит мороз в разгар солнечного дня.
– Мы будем ехать с частыми остановками, – объявил Шелдон. – Незачем нам появляться в Бате измученными, а лошади тоже должны выглядеть свежими и отдохнувшими.
– Как я вижу, вы предусмотрели все до мелочей, монсеньор. А в Бате нам быстро ли отыщется местечко для отдыха?
– Все зависит от того, сколько с нас запросят за пристанище. Я безуспешно пытался припомнить хоть кого-то из знакомых, кто бы владел подходящим домом в Бате или поблизости от него. Я не бывал там давно. Последний раз, когда мне было всего семнадцать.
– А какая хворь привела вас, монсеньор, в столь раннем возрасте на курорт? – спросила Керисса.
Из-под полей шляпки насмешливо сверкнули ее глаза.
– Моя матушка заболела, и доктор прописал ей пить целебные воды. Обнаружилось так же, что из-за сырости в домах, где мы жили в Лондоне и Хертфордшире, у нее начался нехороший кашель…
– Ваша мать была красива? – вдруг поинтересовалась Керисса.
– Очень! – с готовностью ответил Шелдон Харкорт и добавил с печалью: – Она скончалась меньше чем через год после нашего посещения Бата.
– О, как я вам сочувствую! Вы, наверное, очень тосковали по ней?
– Конечно. А мой отец умер от тоски два года спустя.
– Значит, вы стали сиротой в том же возрасте, что и я.
– Примерно. Это нас некоторым образом роднит.
– Так же, как и многое другое… – с удивительной настойчивостью вставила Керисса.
– Что же еще?
Она на мгновение задумалась. – У нас одинаковые вкусы… хотя, впрочем, мы не имели времени, чтобы обсудить этот вопрос. А папа говорил, что общие вкусы скрепляют связь двух людей. А разница во вкусах эту связь губит, и тогда мужчина и женщина начинают раздражать друг друга одним лишь своим присутствием.
– Высказывания твоего папочки мне все больше напоминают библейские скрижали. Если он был так мудр, как пророк Моисей, куда же он завел самого себя? Под нож гильотины?
Слезинка тотчас выкатилась из глаз Кериссы.
– О, прости! Я лишь желал похвалить твоего папочку.
– Я так и поняла, но мне грустно… Я постараюсь никогда не раздражать вас, монсеньор.
– Вот именно это и есть предел моих желаний.
– Я пытаюсь, но иногда это выше моих сил. Разве вы не замечаете моих стараний? Мне грустно, что вы недооцениваете моих попыток!
– Я уже определил им цену, – улыбнулся Шелдон Харкорт. – Но давай подождем до Бата, посмотрим, как ты справишься с нашей общей задачей и какое произведешь впечатление на курорте. От этого зависит мое отношение к тебе.
Он на некоторое время задумался, а потом произнес с жаром:
– Мы свалимся на головы отдыхающих в Бате джентльменов, как бомба с зажженным запалом. И добавим к этому еще и фейерверк. Но…
Тут он выдержал паузу и погрозил Кериссе пальцем.
– Но… не сразу. Поначалу мы будем вести себя тихо, и лишь Франсина и Бобо подогреют их любопытство. И никаких подозрений о сходстве наших вкусов и о том, что за этим следует. Я твой благородный опекун, а ты моя невинная, как утренняя роса, подопечная.
– Я притворюсь и неопытной, – подхватила его мысль Керисса, – и совсем невинной. Когда вы, монсеньор, будете представлять меня джентльменам, я широко открою глаза и буду хлопать ресницами вот так…
Керисса это немедленно продемонстрировала.
– И буду спрашивать у всех, на каком свете я нахожусь, – не без юмора добавила она.
Девушка издала легкий смешок. Лучше бы она этого не делала.
Харкорту захотелось впиться поцелуем в эти пухлые смеющиеся губки. Его остановила лишь произнесенная ею тотчас же фраза:
– Мужчинам ведь нужна именно глупышка? Как вы считаете, умудренный опытом монсеньор? Им нравится брать над ними верх!
– Тебе не следует задумываться о подобных философских материях! Это не входит в твою роль, какую мы сейчас репетируем.
– Мои размышления не касаются вас, монсеньор.
– Так и не высказывай их вслух.
– Они предназначены только для вас…
– Тогда придержи их! – с гневом сказал Шелдон Харкорт, получивший в награду за свои хлопоты звание монсеньора и вдобавок дерзкую «племянницу».
Следующую ночь они провели в премиленькой гостинице на пути в Бат, где оказались единственными постояльцами.
Владелец приветствовал их, стоя на пороге, и отвел им лучшие апартаменты, причем сделал вполне простительную ошибку, приняв их за мужа и жену.
В их общей гостиной, соединяющей две спальни, в камине горел веселый огонь, а ужин, поданный туда и состоящий из традиционных английских блюд, все же не вызвал приступа отвращения у Кериссы. Она устала и была против обыкновения не слишком разговорчива.
После обильной трапезы Шелдон Харкорт, усевшись у камина со стаканом портвейна в руке, сам уже стал клевать носом.
Раскинувшаяся в кресле напротив Керисса была очаровательна в своей дремоте, как спящая нимфа.
Заботливый Бобо подложил ей под голову подушечку, укутал ее все той же роскошной меховой накидкой, как и при первой ее встрече с Шелдоном.
Во сне ее личико выглядело совсем детским и лишенным того железного упорства и вызывающей иронии, какая буквально исходила от этой девицы, когда она бодрствовала.
Но почему-то искры в камине казались тусклыми, когда Харкорт вспоминал подобные искорки, вспыхивающие в ее насмешливых глазах. Они были ярче, так и воспламеняли душу…
Он тряхнул головой, отгоняя наваждение.
Долгое время Шелдон просидел неподвижно, наблюдая за ней, словно энтомолог за только что усыпленным красивым насекомым. Но не крылья и прочие атрибуты этой бабочки интересовали его, а собственные чувства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37