»), и наш полк вырос вдвое.
Я обработал чернью три кнехта, два клюза и турачку брашпиля и был ужасно доволен, когда боцман во всеуслышание объявил, что выкрашенные мною предметы — настоящее учебное пособие для начинающих маляров. Артемий Харлампович с этим выводом согласился, Да, настоящее учебное пособие. Вся палубная команда, добавил он, должна побывать здесь и ознакомиться с этими кнехтами и клюзами, чтобы раз навсегда понять, как не надо работать, ибо я израсходовал слишком много краски.
Вот и угоди начальству!
Антинаучный штиль, подъем вертушек и мелочи быта
Первый период Тропического эксперимента заканчивается. Три недели мы дрейфовали в заданном районе своего полигона, непрерывно, по двадцать четыре часа в сутки уговаривая океан, атмосферу и солнце поделиться своими секретами. Все добытые показания немедленно превращались в точки-тире и уходили в эфир, становясь общим достоянием всех участников Тропического эксперимента.
Завтра мы уходим в Дакар. Нужно спешить, потому что вскоре начнется одиннадцатибальный шторм. Необходимо срочно закрепить всю расположенную на палубных надстройках аппаратуру и стремительно покидать это гиблое место, иначе беды не миновать. Даже как-то не верится, что море, такое милое и ласковое, к ночи превратится в бурлящий котел. Самое удивительное, что синоптики во главе с Шараповым, чрезмерно доверяя своим картам, проморгали приближение шторма — его предсказал Воробышкин.
— Мое дело-предупредить, — с достоинством говорил он, намертво прикручивая капроновым шнуром свои приборы. — В районе нашего полигона к двадцати четырем часам по Гринвичу сила ветра достигнет тридцати двух метров в секунду.
— Что вы говорите! — ужасались слушатели. — А Шарапов ничего и не подозревает!
— Подлинно научное предвидение основывается на интуиции, разъяснял Воробышкин. — Интуиция и озарение — вот что отличает настоящего ученого от дилетанта.
Хотя это звучало очень убедительно, Шарапов проявил себя маловером и скептиком. Боюсь, что слова, которые он процедил сквозь зубы, показались бы Воробышкину обидными: мне даже неловко повторить, что Шарапов посоветовал ему сделать со своей интуицией. А поскольку именно Шарапов являлся главным синоптиком, руководство судна пошло у него на поводу и повело себя так, будто никакого шторма и не ожидается.
Столь же беспечно отнеслись к подлинно научному предвидению и нижестоящие члены экипажа. С утра палубная команда и гидрологи вытаскивали буй, а Вася и Валентин снимали эту сцену. Одна за другой поднимались на бак драгоценные вертушки, самописцы которых три недели неустанно фиксировали поведение подводных течений.
Первая вертушка обросла ракушками и не сработала, зато остальные оказались в полном порядке. Целым слоем, настоящей коллекцией раковин покрылся и сам буй.
Всей этой сложной подъемной операцией несколько часов руководил Степан Иванович Гись, и у зрителей сердца изнылись — так он волновался. Не только потому, что уж слишком велика была ответственность, но и потому, что в эти часы рыба клевала, как никогда.
Прикованный к лебедкам и вертушкам, Степан Иванович чуть не плакал, глядя, как его конкуренты тащат из воды тунца за тунцом. Нет справедливости на свете! В ту минуту, когда, подняв последнюю вертушку, Гись с вожделением забросил удочку, к борту подошла стая акул, и тунцы разбежались в разные стороны.
Между тем время шло, обещанный Воробышкиным шторм неумолимо приближался, а капитан нисколько не торопился уводить судно в безопасное место. Более того, гидрологи затеяли постановку нового буя с вертушками и провозились до вечера.
— Мое дело — предупредить, — повторял Воробышкин, посматривая то на часы, то на пока еще безоблачное небо. — Лично я слагаю с себя всякую ответственность за судьбу корабля!
И хотя этой ответственности на Воробышкина никто не возлагал, возникало тревожное ощущение, что отныне корабль становится беззащитным. Нас утешало лишь то, что «Королев» уже побывал в переделках и как-нибудь сумеет выбраться из этого ужасного шторма.
А пока что, не теряя даром времени, мы готовились к предстоящей высадке на берег, по которому успели изрядно соскучиться: стирали, гладили, стриглись — одним словом, чистили перышки.
За время своих странствий я стал вполне квалифицированной прачкой, но так и не постиг великого искусства обращения с утюгом.
Вот и сегодня он отколол довольно гнусную штуку, оставив подпалины на моей любимой хлопчатобумажной рубашке, причем на самом видном месте. Любил я эту рубашку главным образом потому, что она была у меня последняя — две другие я прожег утюгом и выбросил в иллюминатор перед Кубой. Перспектива гулять по Дакару с его адской жарой в нейлоновой тенниске не очень вдохновляла меня, и я бросил призыв о помощи, на который откликнулась старший инженер Роза Александровна Бритвина. Оказалось, что рубашку можно легко спасти, если воздействовать на подпалины соком репчатого лука. Я воздействовал. Подпалины действительно исчезли, но вместо них появились расплывчатые желтые пятна. Я вновь выстирал рубашку — пятна остались, опять залил их соком лука — — никакого впечатления.
Когда я, охрипнув от проклятий, открывал иллюминатор, ко мне заглянул Юрий Прокопьевич. Изучив ситуацию, он сказал, что дело поправимо: у него есть чудодейственная щавелевая кислота, которая запросто снимает любые пятна. Вот спасибо! Взяв кислоту, я вприпрыжку отправился к себе выводить пятна.. И что бы вы подумали?
Пятна исчезли, как по волшебству, но зато на их месте образовались многочисленные дырки, и рубашка стала похожа на авоську. Теперь все было просто. Я с огромным облегчением открыл иллюминатор и выбросил рубашку в море, где ее тут же подхватила гулявшая поблизости акула. Носит она ее или съела, мне установить не удалось.
А наутро мы благополучно, не потеряв ни метра троса, подняли глубоководный якорь и полным ходом двинулись в Дакар.
Да, чуть не забыл: к двадцати четырем часам ветер, которого мы и так не ощущали, стих совершенно — этот факт зафиксировала в своем журнале метеоролог Нелли Капустин, — и на море установился такой абсолютный штиль, какого мы не видывали за весь рейс. Более того, данные, полученные от спутников Земли, свидетельствовали о том, что не только в нашем районе, но и за тысячу километров от него не наблюдается никаких штормов. Ввиду того, что даже сам Воробышкин не смог объяснить, чем вызвано такое необычное поведение природы, этот штиль вошел в летопись нашего плавания как антинаучный.
В Дакаре
Дакар огромен и прекрасен. Допускаю, что этим не исчерпываются достоинства столицы Сенегала, но таково первое впечатление.
Мы пришли сюда для того, чтобы и себя показать и других посмотреть: в Дакаре находится Центр оперативного управления Атлантического тропического эксперимента, и нас ждут конференции, заседания, инспекции и встречи. Весь цвет мировой метеорологической науки из семидесяти стран собрался в этом знойном городе. Никогда еще ни в одном порту мира не находилось одновременно столько научноисследовательских кораблей! Тридцать девять судов из десяти стран (тринадцать — советских!), двенадцать самолетов, станции наземного наблюдения, многие тысячи специалистов — такого штурма океана и атмосферы наука еще никогда не предпринимала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Я обработал чернью три кнехта, два клюза и турачку брашпиля и был ужасно доволен, когда боцман во всеуслышание объявил, что выкрашенные мною предметы — настоящее учебное пособие для начинающих маляров. Артемий Харлампович с этим выводом согласился, Да, настоящее учебное пособие. Вся палубная команда, добавил он, должна побывать здесь и ознакомиться с этими кнехтами и клюзами, чтобы раз навсегда понять, как не надо работать, ибо я израсходовал слишком много краски.
Вот и угоди начальству!
Антинаучный штиль, подъем вертушек и мелочи быта
Первый период Тропического эксперимента заканчивается. Три недели мы дрейфовали в заданном районе своего полигона, непрерывно, по двадцать четыре часа в сутки уговаривая океан, атмосферу и солнце поделиться своими секретами. Все добытые показания немедленно превращались в точки-тире и уходили в эфир, становясь общим достоянием всех участников Тропического эксперимента.
Завтра мы уходим в Дакар. Нужно спешить, потому что вскоре начнется одиннадцатибальный шторм. Необходимо срочно закрепить всю расположенную на палубных надстройках аппаратуру и стремительно покидать это гиблое место, иначе беды не миновать. Даже как-то не верится, что море, такое милое и ласковое, к ночи превратится в бурлящий котел. Самое удивительное, что синоптики во главе с Шараповым, чрезмерно доверяя своим картам, проморгали приближение шторма — его предсказал Воробышкин.
— Мое дело-предупредить, — с достоинством говорил он, намертво прикручивая капроновым шнуром свои приборы. — В районе нашего полигона к двадцати четырем часам по Гринвичу сила ветра достигнет тридцати двух метров в секунду.
— Что вы говорите! — ужасались слушатели. — А Шарапов ничего и не подозревает!
— Подлинно научное предвидение основывается на интуиции, разъяснял Воробышкин. — Интуиция и озарение — вот что отличает настоящего ученого от дилетанта.
Хотя это звучало очень убедительно, Шарапов проявил себя маловером и скептиком. Боюсь, что слова, которые он процедил сквозь зубы, показались бы Воробышкину обидными: мне даже неловко повторить, что Шарапов посоветовал ему сделать со своей интуицией. А поскольку именно Шарапов являлся главным синоптиком, руководство судна пошло у него на поводу и повело себя так, будто никакого шторма и не ожидается.
Столь же беспечно отнеслись к подлинно научному предвидению и нижестоящие члены экипажа. С утра палубная команда и гидрологи вытаскивали буй, а Вася и Валентин снимали эту сцену. Одна за другой поднимались на бак драгоценные вертушки, самописцы которых три недели неустанно фиксировали поведение подводных течений.
Первая вертушка обросла ракушками и не сработала, зато остальные оказались в полном порядке. Целым слоем, настоящей коллекцией раковин покрылся и сам буй.
Всей этой сложной подъемной операцией несколько часов руководил Степан Иванович Гись, и у зрителей сердца изнылись — так он волновался. Не только потому, что уж слишком велика была ответственность, но и потому, что в эти часы рыба клевала, как никогда.
Прикованный к лебедкам и вертушкам, Степан Иванович чуть не плакал, глядя, как его конкуренты тащат из воды тунца за тунцом. Нет справедливости на свете! В ту минуту, когда, подняв последнюю вертушку, Гись с вожделением забросил удочку, к борту подошла стая акул, и тунцы разбежались в разные стороны.
Между тем время шло, обещанный Воробышкиным шторм неумолимо приближался, а капитан нисколько не торопился уводить судно в безопасное место. Более того, гидрологи затеяли постановку нового буя с вертушками и провозились до вечера.
— Мое дело — предупредить, — повторял Воробышкин, посматривая то на часы, то на пока еще безоблачное небо. — Лично я слагаю с себя всякую ответственность за судьбу корабля!
И хотя этой ответственности на Воробышкина никто не возлагал, возникало тревожное ощущение, что отныне корабль становится беззащитным. Нас утешало лишь то, что «Королев» уже побывал в переделках и как-нибудь сумеет выбраться из этого ужасного шторма.
А пока что, не теряя даром времени, мы готовились к предстоящей высадке на берег, по которому успели изрядно соскучиться: стирали, гладили, стриглись — одним словом, чистили перышки.
За время своих странствий я стал вполне квалифицированной прачкой, но так и не постиг великого искусства обращения с утюгом.
Вот и сегодня он отколол довольно гнусную штуку, оставив подпалины на моей любимой хлопчатобумажной рубашке, причем на самом видном месте. Любил я эту рубашку главным образом потому, что она была у меня последняя — две другие я прожег утюгом и выбросил в иллюминатор перед Кубой. Перспектива гулять по Дакару с его адской жарой в нейлоновой тенниске не очень вдохновляла меня, и я бросил призыв о помощи, на который откликнулась старший инженер Роза Александровна Бритвина. Оказалось, что рубашку можно легко спасти, если воздействовать на подпалины соком репчатого лука. Я воздействовал. Подпалины действительно исчезли, но вместо них появились расплывчатые желтые пятна. Я вновь выстирал рубашку — пятна остались, опять залил их соком лука — — никакого впечатления.
Когда я, охрипнув от проклятий, открывал иллюминатор, ко мне заглянул Юрий Прокопьевич. Изучив ситуацию, он сказал, что дело поправимо: у него есть чудодейственная щавелевая кислота, которая запросто снимает любые пятна. Вот спасибо! Взяв кислоту, я вприпрыжку отправился к себе выводить пятна.. И что бы вы подумали?
Пятна исчезли, как по волшебству, но зато на их месте образовались многочисленные дырки, и рубашка стала похожа на авоську. Теперь все было просто. Я с огромным облегчением открыл иллюминатор и выбросил рубашку в море, где ее тут же подхватила гулявшая поблизости акула. Носит она ее или съела, мне установить не удалось.
А наутро мы благополучно, не потеряв ни метра троса, подняли глубоководный якорь и полным ходом двинулись в Дакар.
Да, чуть не забыл: к двадцати четырем часам ветер, которого мы и так не ощущали, стих совершенно — этот факт зафиксировала в своем журнале метеоролог Нелли Капустин, — и на море установился такой абсолютный штиль, какого мы не видывали за весь рейс. Более того, данные, полученные от спутников Земли, свидетельствовали о том, что не только в нашем районе, но и за тысячу километров от него не наблюдается никаких штормов. Ввиду того, что даже сам Воробышкин не смог объяснить, чем вызвано такое необычное поведение природы, этот штиль вошел в летопись нашего плавания как антинаучный.
В Дакаре
Дакар огромен и прекрасен. Допускаю, что этим не исчерпываются достоинства столицы Сенегала, но таково первое впечатление.
Мы пришли сюда для того, чтобы и себя показать и других посмотреть: в Дакаре находится Центр оперативного управления Атлантического тропического эксперимента, и нас ждут конференции, заседания, инспекции и встречи. Весь цвет мировой метеорологической науки из семидесяти стран собрался в этом знойном городе. Никогда еще ни в одном порту мира не находилось одновременно столько научноисследовательских кораблей! Тридцать девять судов из десяти стран (тринадцать — советских!), двенадцать самолетов, станции наземного наблюдения, многие тысячи специалистов — такого штурма океана и атмосферы наука еще никогда не предпринимала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39