Ханна (разбирая складной столик). Да-а… Ну что ж… А что это, «Каса де Хеспедес», – меблированные комнаты?
Мэксин. Это пансион. Там вас и кормить будут, и даже в кредит.
Ханна. Где он находится?
Мэксин. В центре города. Если дедушка заболеет, там и врач под рукой. Ведь вам и об этом приходится думать.
Ханна (серьезно кивнув головой, больше про себя). Да, и об этом, но…
Мэксин. Что вы делаете?
Ханна. Хочу помочь.
Мэксин. Не надо! Я не принимаю помощи от своих постояльцев.
Ханна (продолжая накрывать на стол, в смущении). Все-таки позвольте мне, прошу вас. Вилка с одной стороны, а ложка… (Голос ее замирает.) Мэксин. Прежде всего салфетки подкладываются под тарелки, а то ветром сдует.
Ханна. Да, на веранде становится ветрено.
Мэксин. На побережье уже задувают штормовые ветры.
Ханна. Когда мы путешествовали по Востоку, нас, случалось, застигал в пути тайфун. Но иной раз даже радуешься такому разгулу стихий – как-то легче на душе, верно? (Это тоже сказано больше про себя. Она уже расставила тарелки на бумажных салфетках.) Миссис Фолк, когда, по-вашему, нам нужно съехать?
Мэксин. Завтра мальчики отвезут вас в моем пикапе. Бесплатно.
Ханна. Вы очень добры. (Останавливая Мэксин, собиравшуюся уйти.) Миссис Фолк!
Мэксин (неохотно поворачиваясь к ней). Да?
Ханна. Вы знаете толк в нефрите?
Мэксин. В нефрите?
Ханна. Да.
Мэксин. А что?
Ханна. У меня есть небольшая, но очень интересная коллекция. Я спросила, потому что самое главное в изделиях из нефрита – работа, резьба. (Снимает с себя нефритовое украшение.) Вот, например, резьба – настоящее чудо. Такая маленькая вещица, а вырезаны две фигурки: легендарный принц Ака и принцесса Анг… и летящая цапля над ними. Скорей всего, чудодей, гнувший спину над этой тончайшей резьбой, получил за работу жалкий куль рису, семью прокормить месяц, и то лишь впроголодь. Зато скупщик, завладевший этим сокровищем, сбыл его англичанке уж по меньшей мере фунтов за триста стерлингов. А та, когда это маленькое нефритовое чудо успело ей поднадоесть, подарила его мне – я нарисовала ее не такой, какой она стала теперь, а какой она мне увиделась в лучшую пору ее жизни. Видите, какая резьба?
Мэксин. Вижу, милая. Но я не принимаю вещей в заклад, у меня гостиница.
Ханна. Знаю, но не примете ли ее в виде обеспечения, в счет хотя бы нескольких дней?
Мэксин. Вы совсем на мели?
Ханна. Да, совсем…
Мэксин. Вы как будто гордитесь этим.
Ханна. Я не горжусь, но и не стыжусь. Просто нам еще не случалось попадать в такой переплет.
Мэксин (нехотя). Пожалуй, вы говорите правду, но и я не лгу: после смерти мужа я в таких тисках – хоть топись, и, не будь жизнь все-таки милей денег, я, верно, бросилась бы за ним в океан.
Ханна. В океан?!
Мэксин (с философским спокойствием). Да. Я точно выполнила его волю. Мой муж, Фред Фолк, был первым мастером среди рыболовов-любителей на всем западном берегу Мексиканского залива. Он побивал все рекорды по отлову меч-рыбы, тарпана, королевской сельди, барракуды и, когда дни его уже были сочтены, просил на смертном одре, чтобы его бросили в море… да, прямо в бухте, чтобы его даже не зашивали в брезент, а бросили в рыбацком костюме. И вот старый рыбак пошел на корм рыбам – уж теперь рыбка сочтется со стариной Фредди. Что вы на это скажете?
Ханна (пристально поглядев на Мэксин). Не думаю, чтоб он об этом пожалел.
Мэксин. А я думаю… И меня бросает в дрожь. (Ее отвлекает семейка немцев.)
Те дружно шагают по тропинке под марш. Из зарослей появляется Шеннон. Он в купальном халате, липнущем к мокрому телу. Все внимание Мэксин сразу переключается на него одного – она то затихает, то словно бьет яростными вспышками, как провод под высоким напряжением. Ханна в этой сцене звучит как бы контрапунктом к Мэксин. На мгновение Ханна закрывает глаза, снова открывает, и в ее взгляде – весь ее стоицизм и все отчаяние борьбы за пристанище, в котором ей отказывают.
Шеннон (подходит к веранде, и теперь он – главный на сцене). Вон они, дорогая моя Мэксин, идут ваши покорители мира. И поют «Хорст Вессель». (Подымаясь на веранду, зло посмеивается.) Мэксин. Шеннон, прежде чем входить на веранду, вы бы хоть смыли с себя песок.
Появлению возвращающихся с пляжа немцев предшествует фашистский марш, который они горланят во всю глотку. Обнаженные бронзово-красные телеса, словно сошедшие с полотен Рубенса. Женщины слегка прикрыли себя мокрыми гирляндами зеленых водорослей. Молодой муж, оперный тенор, дует в большую раковину. В руках его тестя коротковолновый радиоприемничек, который все еще передает нарастающий гром битвы за Англию.
Хильда (скачет верхом на своей резиновой лошадке). Гоп, гоп, гоп.
Господин Фаренкопф (в экстазе). Лондон горит! Центр города в огне.
Вольфганг колесом вкатывается на веранду, проходит несколько шагов на руках и с громким возгласом падает. Мэксин вместе с немцами громко хохочет.
Пива! Пива! Пива!
Фрау Фаренкопф. Нет, сегодня – шампанского!
И, пока они обходят веранду, продолжается веселье, крики и скачка на лошадке. Шеннон входит на веранду, и Мэксин сразу умолкает. Но ей жаль, что нельзя посмеяться, и немного завидно.
Шеннон. Мэксин, дорогая, вы, кажется, превращаете свой отель в мексиканский Берхтесгаден?
Мэксин. Я ведь сказала, смойте песок.
Крики немцев, требующих пива, заставляют ее пройти за угол веранды.
Ханна. Мистер Шеннон, может быть, вы знаете пансион «Каса де Хеспедес»? Что он собой представляет?
Взгляд Шеннона почти безучастен.
Мы… мы подумываем о том, чтобы завтра перебраться туда. Можете нам его порекомендовать?
Шеннон. То же, что Черная яма в Калькутте.
Ханна (задумчиво кивая). Так я и думала. Мистер Шеннон, не заинтересуется ли случайно кто-нибудь в вашей группе моими акварелями? Или портретами углем?
Шеннон. Не думаю! Боюсь, они недостаточно калорийны, чтобы мои девы решились на них раскошелиться. О тень Великого Цезаря! (Это вырвалось у него, когда он услышал, как его зовут пронзительным голосом.)
Словно юная Медея, врывается Шарлотта. Бежит к веранде. Шеннон мигом исчезает у себя в комнатке и так поспешно захлопывает за собой дверь, что прищемил кусок москитной сетки, тут же весело подхваченной ветром.
Шарлотта (вбегает на веранду). Ларри!
Ханна. Вы кого-нибудь ищете?
Шарлотта. Да, нашего гида, Ларри Шеннона.
Ханна. О, мистера Шеннона. По-моему, он пошел на пляж.
Шарлотта. Я только что видела, как он поднимался с пляжа в гору. (Она в напряжении и вся дрожит. Обшаривает взглядом веранду.) Ханна. Ах, вот как! Но все же…
Шарлотта. Ларри! (Ее вопли растревожили птиц, и они отвечают ей разноголосым гомоном.) Ханна. Передать ему что-нибудь?
Шарлотта. Нет. Я буду ждать, пока он не выйдет из своего убежища.
Ханна. Может быть, присядете? Я художница. Сейчас разбирала папку акварелей и рисунков, и посмотрите, что нашла. (Показывает Шарлотте рисунок.) Шеннон (из своей комнаты). О Боже!
Шарлотта (услышав голос Шеннона, устремляется к нему). Ларри, впустите меня! (Стучится в дверь.)
Из-за угла веранды появляется герр Фаренкопф с радиоприемником. Он почти обезумел от победных реляций.
Ханна. Гутен абенд!
Фаренкопф кивает головой и скалит в улыбке зубы. Подымает руку, призывая к молчанию. Ханна кивает в знак согласия, подходит к нему и показывает один за другим свои рисунки. Фаренкопф продолжает улыбаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24