Эти действия начинаются с того, что каждый из нас принимает решение
быть в ответе за свое собственное духовное развитие и стремиться к встрече с
Духом. Приняв такое решение, мы станем братьями и сестрами живущих в горах
индейцев, тех, кто полностью погружен в решение этой задачи. Наше время
особенное по трем причинам:
все еще существуют маракаме, поддерживающие тесную связь с Дедушкой
(Прародителем) Огнем, с нашей Матерью Татей Урианака (Тлалтипак, Земля, Гея и
т.д.) и с самим Духом;
канал связи с Духом еще открыт;
пути возвращения зримы, что увеличивает наши шансы на успех.
Сейчас лишь от нас зависит, сможем ли мы научиться поддерживать эти каналы
открытыми, сможем ли использовать пути возвращения к Духу --пока они еще
существуют, и пока мы не остались одни.
Уцелевшие вопреки историческим событиям индейцы - прямые наследники
проложенных древними тольтеками путей к Духу,-а также заинтересованные и
целеустремленные исследователи, поодиночке или группами ведущие сражение за
понимание пути возвращения, составляют особое сообщество. Им дарована особая
привилегия - быть духовно разбуженными и тем самым отягощенными ответственностью
хранить знание. Этих людей я и называю "тольтеками нового тысячелетия".
Чтобы оказаться достойным стоящей передо мной задачи, я должен быть в
состоянии вынести и совершить гораздо больше, чем я вынес и совершил к
настоящему моменту. Один из примеров - написание книг. На самом деле я не
писатель, хотя какое-то время вел себя так, как если бы был им. Я пишу, когда
нет иного выхода. Сопряженное с писательством затворничество весьма далеко от
того, что для меня естественно - быть в гуще событий, ведущих к открытиям, часто
случающимся одновременно на внешнем и внутреннем уровне, где-то в отдаленных и
недоступных уголках природы или реальности.
За рамками антропологии
Я отдаю себе отчет в том, что подходить к изучению реальности индейцев
можно с разных сторон, в том числе и с точки зрения антропологии. Однако мои
исследования, помимо всего прочего, имели отношение к тем областям, в которые
доступ академическим ученым закрыт из-за их принадлежности к академическим
структурам и их статуса "цивилизованных" мужчин или женщин. Изучение этих
неожиданных граней осознания и восприятия, опыт взаимодействия с неизвестными
аспектами реальности. Все это имело для нас огромное значение и оказало огромное
влияние на наш повседневный образ жизни. Этот опыт открывает перед нами дверь к
восстановлению равновесия. Мы утратили его много лет назад как отдельные
личности и много столетий или тысячелетий назад как человечество в целом.
Поэтому сфера моей деятельности охватывает не только мир индейцев, в нее входит
и то, что я делаю среди неиндейцев, жителей городов, вовлеченных в круговорот
проблем современной жизни.
Социальная или этнографическая антропология должна быть каналом для
ознакомления с неизвестными "другими" (например, индейцами). По крайней мере,
так должно быть. В действительности же, это лишь небольшая замкнутая на себя
вселенная, ни в коем случае не выходящая за пределы академических границ.
Действительность "других" рассматривается очень поверхностно, если вообще
рассматривается. Обычный человек едва ли получит от деятельности антропологов
какую-либо пользу, прибыль или ощутит само присутствие где-то поблизости этой
антропологической вселенной. В большинстве своем обычные люди даже не знают, чем
занимаются антропологи. Плодами работы антропологов пользуются не индейские
народы и не люди из общества и даже не они сами, как индивидуумы. Их работа
предназначена для их собственных "заказчиков" - руководства, правительственных
кругов и других антропологов - единственных ценителей работы своих коллег.
Я стремился работать именно в тех областях, о существовании которых
академические исследователи не хотели или не могли знать, или же подозревали об
их существовании, но не могли или не собирались исследовать. Если бы они искали
и находили, то не осмелились бы заявить о своих находках публично из-за страха
быть обвиненными в утрате "научной объективности" и стремления сохранить
уважение своих коллег в академических кругах. Будучи антиантропологом, я лишен
этого страха, и поэтому располагаю гораздо большей свободой действий. Я могу
позволить себе опыт встречи с неизвестным, ощутить на себе его влияние, я готов
преобразиться в процессе этих встреч. Для меня не важно соответствовать
формальным требованиям "научной объективности". Я стремлюсь представить
свидетельства иного рода, рассказать о том, что происходит, когда мы
осмеливаемся совершить этот "смертельный прыжок в сторону от рассудка",
преодолев самих себя, покончив со своей личной историей и самомнением.
С одной стороны, моя работа отвечает всем требованиям, предъявляемым к
"научному исследованию". Это, - не исключаю, - может со временем убедить других
"социологов": в работе нет ничего, что может вызвать недоверие или быть сочтено
цирковым фокусом - то есть, с их точки зрения, здесь все в полном порядке и под
контролем. Мы, ученые, понимаем почти все, а чего не понимаем, то поймем
позднее, это всего лишь вопрос времени.
С другой стороны, наличествует и то, что можно опробовать, и что не
укладывается в тональ причинноследственных связей. Я считаю важным и тот факт,
что мы осмеливаемся исследовать явления, не укладывающиеся в привычные рамки
познания, и то, что мы можем и хотим говорить об этом.
Ученые против эзотериков
В широком спектре тех, кто обладает "знанием об индейцах", доминирующее
положение долгое время занимали две явно противостоявших друг другу группы,
имевших по существу много общего. К одной из них относились социологи, одержимые
поиском таких доказательств, которые могли бы подтвердить существование
Единственной Реальности (всегда соответствующей их идеологии или предпочитаемой
ими "теоретической схеме"). Вторая группа объединяет многочисленных писателей,
публикующих свои рассказы об "индейском знании". В большинстве случаев эти
авторы полностью игнорируют саму возможность предоставления читателю шанса
проверить истинность их историй, поэтому мы никогда не можем с уверенностью
сказать, достоверны приведенные в них сведения или нет. Книги, авторы которых
принадлежат к первой группе, предназначены для академической среды и практически
неизвестны широким кругам читателей. Книги авторов второй группы предназначены
для менее требовательной публики, интересующейся духовными аспектами излагаемых
историй и легко верящей в достоверность описанных событий; эти книги, напротив,
вполне доступны обычному читателю и служат благодатным источником ошибочных
мнений и сведений. Таким образом, возникает весьма затруднительная ситуация:
большинству антропологов не удается найти более гуманный и объективный подход к
индейским народам, а те писатели, которых я назову эзотериками, зачастую не
имеют контакта с реальными индейскими общинами.
Итак, можно сказать, что ученые связаны чрезмерно жесткими требованиями к
"научной достоверности данных", а эзотерики позволяют себе слишком вольное
обращение с имеющейся в их распоряжении информацией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
быть в ответе за свое собственное духовное развитие и стремиться к встрече с
Духом. Приняв такое решение, мы станем братьями и сестрами живущих в горах
индейцев, тех, кто полностью погружен в решение этой задачи. Наше время
особенное по трем причинам:
все еще существуют маракаме, поддерживающие тесную связь с Дедушкой
(Прародителем) Огнем, с нашей Матерью Татей Урианака (Тлалтипак, Земля, Гея и
т.д.) и с самим Духом;
канал связи с Духом еще открыт;
пути возвращения зримы, что увеличивает наши шансы на успех.
Сейчас лишь от нас зависит, сможем ли мы научиться поддерживать эти каналы
открытыми, сможем ли использовать пути возвращения к Духу --пока они еще
существуют, и пока мы не остались одни.
Уцелевшие вопреки историческим событиям индейцы - прямые наследники
проложенных древними тольтеками путей к Духу,-а также заинтересованные и
целеустремленные исследователи, поодиночке или группами ведущие сражение за
понимание пути возвращения, составляют особое сообщество. Им дарована особая
привилегия - быть духовно разбуженными и тем самым отягощенными ответственностью
хранить знание. Этих людей я и называю "тольтеками нового тысячелетия".
Чтобы оказаться достойным стоящей передо мной задачи, я должен быть в
состоянии вынести и совершить гораздо больше, чем я вынес и совершил к
настоящему моменту. Один из примеров - написание книг. На самом деле я не
писатель, хотя какое-то время вел себя так, как если бы был им. Я пишу, когда
нет иного выхода. Сопряженное с писательством затворничество весьма далеко от
того, что для меня естественно - быть в гуще событий, ведущих к открытиям, часто
случающимся одновременно на внешнем и внутреннем уровне, где-то в отдаленных и
недоступных уголках природы или реальности.
За рамками антропологии
Я отдаю себе отчет в том, что подходить к изучению реальности индейцев
можно с разных сторон, в том числе и с точки зрения антропологии. Однако мои
исследования, помимо всего прочего, имели отношение к тем областям, в которые
доступ академическим ученым закрыт из-за их принадлежности к академическим
структурам и их статуса "цивилизованных" мужчин или женщин. Изучение этих
неожиданных граней осознания и восприятия, опыт взаимодействия с неизвестными
аспектами реальности. Все это имело для нас огромное значение и оказало огромное
влияние на наш повседневный образ жизни. Этот опыт открывает перед нами дверь к
восстановлению равновесия. Мы утратили его много лет назад как отдельные
личности и много столетий или тысячелетий назад как человечество в целом.
Поэтому сфера моей деятельности охватывает не только мир индейцев, в нее входит
и то, что я делаю среди неиндейцев, жителей городов, вовлеченных в круговорот
проблем современной жизни.
Социальная или этнографическая антропология должна быть каналом для
ознакомления с неизвестными "другими" (например, индейцами). По крайней мере,
так должно быть. В действительности же, это лишь небольшая замкнутая на себя
вселенная, ни в коем случае не выходящая за пределы академических границ.
Действительность "других" рассматривается очень поверхностно, если вообще
рассматривается. Обычный человек едва ли получит от деятельности антропологов
какую-либо пользу, прибыль или ощутит само присутствие где-то поблизости этой
антропологической вселенной. В большинстве своем обычные люди даже не знают, чем
занимаются антропологи. Плодами работы антропологов пользуются не индейские
народы и не люди из общества и даже не они сами, как индивидуумы. Их работа
предназначена для их собственных "заказчиков" - руководства, правительственных
кругов и других антропологов - единственных ценителей работы своих коллег.
Я стремился работать именно в тех областях, о существовании которых
академические исследователи не хотели или не могли знать, или же подозревали об
их существовании, но не могли или не собирались исследовать. Если бы они искали
и находили, то не осмелились бы заявить о своих находках публично из-за страха
быть обвиненными в утрате "научной объективности" и стремления сохранить
уважение своих коллег в академических кругах. Будучи антиантропологом, я лишен
этого страха, и поэтому располагаю гораздо большей свободой действий. Я могу
позволить себе опыт встречи с неизвестным, ощутить на себе его влияние, я готов
преобразиться в процессе этих встреч. Для меня не важно соответствовать
формальным требованиям "научной объективности". Я стремлюсь представить
свидетельства иного рода, рассказать о том, что происходит, когда мы
осмеливаемся совершить этот "смертельный прыжок в сторону от рассудка",
преодолев самих себя, покончив со своей личной историей и самомнением.
С одной стороны, моя работа отвечает всем требованиям, предъявляемым к
"научному исследованию". Это, - не исключаю, - может со временем убедить других
"социологов": в работе нет ничего, что может вызвать недоверие или быть сочтено
цирковым фокусом - то есть, с их точки зрения, здесь все в полном порядке и под
контролем. Мы, ученые, понимаем почти все, а чего не понимаем, то поймем
позднее, это всего лишь вопрос времени.
С другой стороны, наличествует и то, что можно опробовать, и что не
укладывается в тональ причинноследственных связей. Я считаю важным и тот факт,
что мы осмеливаемся исследовать явления, не укладывающиеся в привычные рамки
познания, и то, что мы можем и хотим говорить об этом.
Ученые против эзотериков
В широком спектре тех, кто обладает "знанием об индейцах", доминирующее
положение долгое время занимали две явно противостоявших друг другу группы,
имевших по существу много общего. К одной из них относились социологи, одержимые
поиском таких доказательств, которые могли бы подтвердить существование
Единственной Реальности (всегда соответствующей их идеологии или предпочитаемой
ими "теоретической схеме"). Вторая группа объединяет многочисленных писателей,
публикующих свои рассказы об "индейском знании". В большинстве случаев эти
авторы полностью игнорируют саму возможность предоставления читателю шанса
проверить истинность их историй, поэтому мы никогда не можем с уверенностью
сказать, достоверны приведенные в них сведения или нет. Книги, авторы которых
принадлежат к первой группе, предназначены для академической среды и практически
неизвестны широким кругам читателей. Книги авторов второй группы предназначены
для менее требовательной публики, интересующейся духовными аспектами излагаемых
историй и легко верящей в достоверность описанных событий; эти книги, напротив,
вполне доступны обычному читателю и служат благодатным источником ошибочных
мнений и сведений. Таким образом, возникает весьма затруднительная ситуация:
большинству антропологов не удается найти более гуманный и объективный подход к
индейским народам, а те писатели, которых я назову эзотериками, зачастую не
имеют контакта с реальными индейскими общинами.
Итак, можно сказать, что ученые связаны чрезмерно жесткими требованиями к
"научной достоверности данных", а эзотерики позволяют себе слишком вольное
обращение с имеющейся в их распоряжении информацией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52