Все для ванны удобная доставка 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Чудо должно произойти!
Обуреваемый этими мыслями, Хун-Ахау машинально шагал, не замечая ни времени, ни расстояния. Солнце уже начало склоняться к западу, и его лучи постепенно становились менее жгучими. Отряд давно покинул большую дорогу и в полном молчании медленно пробирался по узкой, извилистой тропинке, вившейся между могучими деревьями. Местность казалась пустынной: нигде не было видно ни полей, ни подготовленных к огню участков, ни построек. Тишину леса иногда нарушали лишь резкие крики птиц да шорох какого-нибудь напуганного людьми зверька, опрометью бросавшегося в сторону.
За полчаса до захода солнца отряд остановился на ночлег у маленького ручейка, вытекавшего из груды камней. Измученные люди наконец-то смогли утолить невыносимую жажду. Никаких разговоров между пленниками не было: думы о потерянных близких, страх за свое будущее сковали уста самых речистых. У Шбаламке сильно разболелась рука, и он устроился около самых камней, то и дело зачерпывая пригоршней прохладную воду и освежая ею воспалившуюся рану.
После питья пленным дали немного поесть, согнали всех вместе и приказали спать. У разведенного костра устроились сторожевые – пять человек; остальные воины и предводитель, расположившись вокруг пленных, скоро захрапели.
Хун-Ахау лежал на спине, глядя на постепенно появлявшиеся в темном ночном небе звезды. Впервые в своей жизни он не мог заснуть. Только теперь, в тишине, юноша полностью осознал все горе, обрушившееся на него в этот день.
Еще сегодня утром он радостно думал о празднике своего совершеннолетия, рядом с ним был его отец, они торопились к матери… Судорога сжала горло, стало трудно дышать. А теперь он раб, которого ведут на продажу; Хун-Ахау уже не сомневался в этом. «Участь раба – горькая участь!» – вспомнил он поговорку. Юноша теперь отчетливо сознавал, что все происшедшее случилось в действительности. Но где же помощь богов, которых он молил весь этот длинный день? Воины из Ололтуна, вопреки утверждениям Шбаламке, не освободили их; он, Хун-Ахау, не проснулся у себя в хижине, как он просил! Одноногий не послал урагана… Горечь, обида и негодование наполнили его душу. По-прежнему сияло звездами ночное небо, и ни одна молния не обрушилась на Хун-Ахау. Темный гнев нарастал в груди Хун-Ахау: против ворвавшихся в селение подлых грабителей, против правителя Ололтуна, не защитившего своих подданных, против жестоких богов…
В этот день кончилось детство Хун-Ахау. Он стал мужчиной.
Глава пятая
ВОДЫ УСУМАСИНТЫ
Дни плача,
Дни злых дел…
Нет доброты, повсюду
Только злоба, плач и стоны!
«Песни из Цитбальче»

Несколько больших плоскодонных лодок, набитых людьми, медленно продвигались против течения. На носу, по бокам и на корме каждой стояли люди с длинными шестами и, упираясь ими в дно, с силой толкали суденышко вперед. Не спеша мимо лодок проплывали берега, то покрытые могучими деревьями, то выбрасывавшие далеко в воду длинные языки песчаных отмелей. Солнце весело играло на воде бесчисленными бликами; где-то в глубине леса радостными голосами перекликались птицы.
На дне одной из лодок лежали со связанными ногами Хун-Ахау и Шбаламке. Солнце било им прямо в глаза, ноги занемели, рты сводило от сухости. Запах влажного дерева, шедший от лодки, и неумолчный плеск волн о ее борт усиливали жажду. Еще тяжелее было видеть, как то один, то другой из сидевших в лодке наклонялся и, зачерпывая пригоршнями, пил прозрачную воду. С тоской оба пленника ждали остановки или внезапно налетавшего порой ливня, чтобы хоть немного освежиться.
На вторую ночь после пленения юноши пытались бежать. Их схватили тотчас же и жестоко избили, но с таким знанием дела, что поврежденная рука Шбаламке не пострадала. Более того, одноглазый предводитель спокойно смотрел, как один из пленных переменил юноше повязку на ране. Шбаламке, имевший больший жизненный опыт, объяснил Хун-Ахау причину такой странной милости:
– За здорового раба дадут больше, чем за калеку. Ему выгодно, чтобы я был здоров.
После попытки к бегству юношей на ночь стали связывать, а днем около них всегда шагал воин. Так продолжалось несколько переходов. А когда отряд достиг берега небольшой реки, где уже были приготовлены лодки, и отправился дальше по воде, то «строптивых» не стали развязывать и днем.
Хун-Ахау очень похудел и возмужал за время плена. Теперь он уже не обращался с бесплодными молитвами к богам и оставил детские мечты о том, чтобы внезапно вернулось прошлое. Сердце его глодала постоянная жажда мести. Почему эти люди напали на его селение? Их никто не обижал, ничего у них не похищал! Как же они смели убить столько людей, ограбить их дома и угнать уцелевших? Сколько раз Хун-Ахау мечтал о том, как жестоко накажет он насильников, как они на себе почувствуют всю горечь того, что причиняли другим. Но его мечтания быстро рассеивались от соприкосновения с действительностью. Он стал рабом и останется им до конца своих дней, случившееся изменить невозможно!
Небольшая речка, по которой спускались лодки, скоро достигла своей цели – вод великой реки Усумасинты. Здесь продвигаться стало значительно труднее: лодкам надо было идти против течения. Из пленных отобрали наиболее крепких и смирных, заставили их орудовать шестами; вместе с ними трудились и некоторые воины.
Через несколько дней путешествия вид речных берегов стал заметно меняться. Все чаще и чаще среди зелени мелькали белые пятна построек; широкими желтыми полосами к воде выбегали поля, покрытые высохшими кукурузными стеблями; быстро проскальзывали мимо встречные лодки, спускавшиеся вниз по течению. Но Одноглазый был по-прежнему осторожен: на ночь устраивались на привале подальше от селений, редко зажигали огонь.
На одной из остановок Хун-Ахау и Шбаламке развязали, и предводитель приказал им бегать по кругу. Рука Шбаламке уже почти зажила, но ноги юношей им не повиновались: сказались долгие дни без движения. Первые шаги дались с трудом, ноги сводило судорогой. Но постепенно молодость взяла свое: движения становились все свободнее и увереннее, и наконец они побежали. Воины встретили неожиданную потеху грубым хохотом; пленные, подавленные своими заботами, не обращали внимания, а Одноглазый время от времени подбадривал бегунов бичом. Когда юноши стали задыхаться, он прекратил упражнения; в этот вечер они получили обильную порцию пищи. Связывать их не стали, а наутро дали в руки шесты.
На следующий день остановка была ознаменована приятным происшествием. Воины, выскочившие на берег первыми, после непродолжительной возни поймали и крепко связали огромную ящерицу-игуану. Пленницу с торжеством приволокли к разожженному костру. Она была поистине громадной и в длину превышала рост самого высокого воина. Даже предводитель отряда, глядя на лакомую добычу, с удовольствием причмокнул языком. Игуана лежала, по временам судорожно дергаясь, словно чтобы убедиться, насколько прочны связывавшие ее веревки. Глаза ящерицы горели, бока и большой горловой мешок вздувались, гребень топорщился.
Один из стражей убил ее ловким ударом по голове, а затем освежевал и разрубил на части. Испеченная в золе игуана оказалась очень вкусной. Лучшее, конечно, выпало на долю Одноглазого и воинов, но и пленникам досталось по приличному куску.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
 https://sdvk.ru/Sanfayans/Unitazi/Podvesnye_unitazy/antivsplesk/ 

 аликанте плитка нефрит