Дождавшись конца очереди, я последним подошёл под благословение к Флавиану.
– Лёша, что-то случилось? – внимательно посмотрев на меня спросил он.
– Знаешь, отец Флавиан, я, кажется, как бы это сказать, перемолился, что-ли…
– А, в чём это выразилось? – сосредоточился Флавиан.
– С час назад, я вышел посидеть на скамеечке, размышлял о своём, можно сказать – Господа вопрошал. И, вдруг ясно слышу ответ, произнесённый вслух. Смотрю, а рядом со мной старичок сидит, благообразный такой, и от него доброта вокруг так и льётся, и вида он какого-то церковного, но не современного. Поговорили мы с ним немного, а, тут, меня Клавдия Ивановна к славословию позвала. Я тебя ещё хотел спросить про этого старичка после службы, уж больно он какой-то необычный и добрый. А, сейчас подошёл к иконе Сергия преподобного, глянул, а на ней мой старичок изображён, и даже в одежде той же самой… Слушай, так бывает вообще, а? Или у меня уже, как это сейчас говорят «чердак протёк» или «крыша поехала»?
Флавиан помолчал, потом вздохнул:
– Бывает и так, Алексей, бывает… Ты теперь – третий, кого я знаю, из тех, кому преподобный Сергий лично являлся, вот как тебе сегодня. Одному в Лавре, в Сергиевом Посаде, он тогда ещё Загорском назывался, вернее – одной – рабе Божьей, и одному здесь. В грех зависти вводишь, брат Алексий – засмеялся Флавиан – я тут одиннадцать лет служу, а такого чуда, по грехам моим, не удостоился, а ты третий день, и на! – сам Игумен земли Русской посещением пожаловал! Ох, и любит же тебя Господь, Алёша!
Он приобнял меня за плечи, встряхнул ласково, видя мою полную ошалелость.
– Посиди тут, подожди, сейчас я разоблачусь и подойду.
Скоро он вышел из алтаря вместе с матерью Серафимой, несшей перекинутым через плечо, какое-то тонкое светлое облачение.
– Благословите, батюшка, я вам, всё-таки, ещё подглажу подризничек на завтра, а то вон низок чуть примялся, не благолепно.
Хорошо, мать, Бог благословит, подглаживай, только сперва чайку нам поставь с Алёшей, мы скоро подойдём.
– Благословите, батюшка!
– Бог благословит!
Флавиан с легким выдохом присел рядом со мной на лавочку, вытянул вперёд ноги, наклонившись, потёр ладонями коленки, поморщился:
– Не было бы дождя, завтра, не то помокнем на крестном ходу…
Взглянув на его вытянутые в разбитых войлочных «деревенских» тапочках ноги, я поинтересовался:
– Болят?
– Есть, малость. Наша «поповская профболезнь» – ноги, всякие там, артрозы, варикозы, тромбофлебиты и пр. Надо же и попам, как-то спасаться, хоть ногами поболеть, слава Богу за всё! Алёш! Ты расскажи-ка поподробней, что за разговор у вас с Батюшкой Сергием вышел?
Я рассказал, практически – слово в слово. Флавиан сидел задумавшись.
– Батюшка Флавиан, а кто, кроме меня, ещё здесь преподобного Сергия видел, не секрет?
Да, нет, не секрет, тем более, что того человека здесь и нет уже давно. Лет восемь назад, у нас работала небольшая бригада маляров из К-а, белили церковь известью, попутно подштукатуривая всякие выбоинки да трещинки. Было их четверо; отец за бригадира, два сына и зять, работящие, непьющие, ну и, не то чтобы верующие, но и не безбожники, профессионалы хорошие. Младшего из сыновей звали Олегом, год лишь, как из армии вернулся. Хороший, скромный работящий паренёк, а в миру себя не находил. Девчонки его как-то не интересовали, гоняться за деньгами да материальным благополучием, тоже ему было не интересно. Его душа просила чего-то большого, настоящего, серьёзного. И, надумал он в «контрактники» в Чечню податься. Родные отговаривают, а он – мне за Родину посражаться хочется, кто-то же её должен защищать! Так и решил – после работы на церкви, отдохнуть недельку и в военкомат. А, так как был он парнем ловким и сильным, то отец его на самые высокие и неудобные места работать посылал, барабаны под куполами белить, шатёр колокольни и тому подобные. И, вот, было это как раз под Сергиев день, я в сторожке сидел, синодики переписывал, маляры колокольню добеливали, к празднику хотели успеть, слышу в открытое окошко, вроде крик и ударилось что-то о землю. Вбегает ко мне бригадиров зять с круглыми глазами, кричит – Батюшка! Олежка наш убился, с колокольни упал!
Я выскакиваю, конечно, бегом к паперти, а там Олег лежит на плитах распластанный, над ним отец и старший брат на коленях, однако, крови не видно. Тут моя Серафима подскочила, оттолкнула мужиков, врач, как никак, давай Олега осматривать да обслушивать. Потом, подняла голову, смотрит на отца Олегова и спрашивает:
– А, упал-то, он откуда?
Тот отвечает: – Да, вон, с самого верху шатра, от второго окошечка, метров с двадцати двух примерно.
Серафима уставилась на меня – Ничего – говорит – не пойму тогда.
И, опять, давай Олега осматривать да ощупывать.
Вдруг, упавший открывает глаза, улыбается радостно и говорит – мать Серафима, батюшка! А, как в Посад доехать?
Мы ему, – Лежи, не шевелись, какой Посад, сейчас «скорую» вызовем! – мол, мало ли что человек в шоке сболтнёт.
А, он – скок, и на ногах стоит! – Не надо «скорой», я весь целенький! – и улыбается во весь рот.
Но, мать Серафима – кремень – заставила-таки свозить в Т-скй травмпункт на рентген, – не дай Бог, какие скрытые травмы. Старший брат его на своей «шестёрке» свозил, мать Серафима с ними ездила.
Рентген ему там сделали, осмотрели, и, с руганью прогнали – С каких, мол, он у вас двадцати двух метров на каменные плиты упал?! Он и со стула на ковёр не падал! Ни синячка, ни ссадинки!
Вернулись они, сели мы за столом в сторожке, чай пить, все вместе. Олег рассказал:
– Как я на козырьке оступился, до сих пор и сам не пойму. Я, как раз, страховку от монтажного пояса отцепил и на неё ведро с известью повесил, чтобы удобнее было местоположение поменять, стал через козырёк переступать, и тут кроссовка соскользнула. Я только успел понять, что вниз лечу, и подумать – Конец!
– Нет, Олег, не конец! – слышу. Вижу, что я стою на земле, но не здесь, а в другом каком-то месте, на пшеничном поле, пшеница на нём высокая, и васильки яркие между колосьев, и монастырь вдалеке виднеется большой. Колокольню я хорошо запомнил, красивая такая, высокая, голубая с белой отделкой, и купол в виде чаши богатой с крестом. Рядом со мной старенький монах стоит, светленький весь такой, борода белая-белая. Смотрит он мне в глаза, а мне так хорошо-хорошо! Говорит он мне:
– Это не конец, Олеже, это начало другой твоей жизни. Ты воином хочешь быть, Родину защищать – это хорошо. Но на Кавказ тебе ехать, воли Божьей нет. Христу сейчас другие воины нужны. Приезжай ко мне в Посад, я тебя воином Христовым сделаю.
Сказал это, повернулся и пошёл к монастырю через пшеницу с васильками. Я, было хотел за ним, а тут, меня кто-то толкает, открываю глаза – надо мной мать Серафима, вокруг все вы.
Я, с полки икону преподобного Сергия достал, показываю Олегу.
– Он? – спрашиваю.
– Он! – и сияет весь.
– Ну, тогда – говорю – бери, вот, листок бумаги и ручку, пиши как в Сергиев Посад проехать.
Дня, через три они всю работу закончили, рассчитались и уехали. А, через полтора месяца, мне из Троице-Сергиевой Лавры письмо пришло, коротенькое: «Помолитесь обо мне, батюшка. Принят в число братии Троице-Сергиевой Лавры. Послушник Олег».
А, ещё через три с половиной года, новое: «Помолитесь обо мне, отче Флавиане. Сподобился принять постриг в мантию с именем Сергий, во имя преподобного Сергия Радонежского».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
– Лёша, что-то случилось? – внимательно посмотрев на меня спросил он.
– Знаешь, отец Флавиан, я, кажется, как бы это сказать, перемолился, что-ли…
– А, в чём это выразилось? – сосредоточился Флавиан.
– С час назад, я вышел посидеть на скамеечке, размышлял о своём, можно сказать – Господа вопрошал. И, вдруг ясно слышу ответ, произнесённый вслух. Смотрю, а рядом со мной старичок сидит, благообразный такой, и от него доброта вокруг так и льётся, и вида он какого-то церковного, но не современного. Поговорили мы с ним немного, а, тут, меня Клавдия Ивановна к славословию позвала. Я тебя ещё хотел спросить про этого старичка после службы, уж больно он какой-то необычный и добрый. А, сейчас подошёл к иконе Сергия преподобного, глянул, а на ней мой старичок изображён, и даже в одежде той же самой… Слушай, так бывает вообще, а? Или у меня уже, как это сейчас говорят «чердак протёк» или «крыша поехала»?
Флавиан помолчал, потом вздохнул:
– Бывает и так, Алексей, бывает… Ты теперь – третий, кого я знаю, из тех, кому преподобный Сергий лично являлся, вот как тебе сегодня. Одному в Лавре, в Сергиевом Посаде, он тогда ещё Загорском назывался, вернее – одной – рабе Божьей, и одному здесь. В грех зависти вводишь, брат Алексий – засмеялся Флавиан – я тут одиннадцать лет служу, а такого чуда, по грехам моим, не удостоился, а ты третий день, и на! – сам Игумен земли Русской посещением пожаловал! Ох, и любит же тебя Господь, Алёша!
Он приобнял меня за плечи, встряхнул ласково, видя мою полную ошалелость.
– Посиди тут, подожди, сейчас я разоблачусь и подойду.
Скоро он вышел из алтаря вместе с матерью Серафимой, несшей перекинутым через плечо, какое-то тонкое светлое облачение.
– Благословите, батюшка, я вам, всё-таки, ещё подглажу подризничек на завтра, а то вон низок чуть примялся, не благолепно.
Хорошо, мать, Бог благословит, подглаживай, только сперва чайку нам поставь с Алёшей, мы скоро подойдём.
– Благословите, батюшка!
– Бог благословит!
Флавиан с легким выдохом присел рядом со мной на лавочку, вытянул вперёд ноги, наклонившись, потёр ладонями коленки, поморщился:
– Не было бы дождя, завтра, не то помокнем на крестном ходу…
Взглянув на его вытянутые в разбитых войлочных «деревенских» тапочках ноги, я поинтересовался:
– Болят?
– Есть, малость. Наша «поповская профболезнь» – ноги, всякие там, артрозы, варикозы, тромбофлебиты и пр. Надо же и попам, как-то спасаться, хоть ногами поболеть, слава Богу за всё! Алёш! Ты расскажи-ка поподробней, что за разговор у вас с Батюшкой Сергием вышел?
Я рассказал, практически – слово в слово. Флавиан сидел задумавшись.
– Батюшка Флавиан, а кто, кроме меня, ещё здесь преподобного Сергия видел, не секрет?
Да, нет, не секрет, тем более, что того человека здесь и нет уже давно. Лет восемь назад, у нас работала небольшая бригада маляров из К-а, белили церковь известью, попутно подштукатуривая всякие выбоинки да трещинки. Было их четверо; отец за бригадира, два сына и зять, работящие, непьющие, ну и, не то чтобы верующие, но и не безбожники, профессионалы хорошие. Младшего из сыновей звали Олегом, год лишь, как из армии вернулся. Хороший, скромный работящий паренёк, а в миру себя не находил. Девчонки его как-то не интересовали, гоняться за деньгами да материальным благополучием, тоже ему было не интересно. Его душа просила чего-то большого, настоящего, серьёзного. И, надумал он в «контрактники» в Чечню податься. Родные отговаривают, а он – мне за Родину посражаться хочется, кто-то же её должен защищать! Так и решил – после работы на церкви, отдохнуть недельку и в военкомат. А, так как был он парнем ловким и сильным, то отец его на самые высокие и неудобные места работать посылал, барабаны под куполами белить, шатёр колокольни и тому подобные. И, вот, было это как раз под Сергиев день, я в сторожке сидел, синодики переписывал, маляры колокольню добеливали, к празднику хотели успеть, слышу в открытое окошко, вроде крик и ударилось что-то о землю. Вбегает ко мне бригадиров зять с круглыми глазами, кричит – Батюшка! Олежка наш убился, с колокольни упал!
Я выскакиваю, конечно, бегом к паперти, а там Олег лежит на плитах распластанный, над ним отец и старший брат на коленях, однако, крови не видно. Тут моя Серафима подскочила, оттолкнула мужиков, врач, как никак, давай Олега осматривать да обслушивать. Потом, подняла голову, смотрит на отца Олегова и спрашивает:
– А, упал-то, он откуда?
Тот отвечает: – Да, вон, с самого верху шатра, от второго окошечка, метров с двадцати двух примерно.
Серафима уставилась на меня – Ничего – говорит – не пойму тогда.
И, опять, давай Олега осматривать да ощупывать.
Вдруг, упавший открывает глаза, улыбается радостно и говорит – мать Серафима, батюшка! А, как в Посад доехать?
Мы ему, – Лежи, не шевелись, какой Посад, сейчас «скорую» вызовем! – мол, мало ли что человек в шоке сболтнёт.
А, он – скок, и на ногах стоит! – Не надо «скорой», я весь целенький! – и улыбается во весь рот.
Но, мать Серафима – кремень – заставила-таки свозить в Т-скй травмпункт на рентген, – не дай Бог, какие скрытые травмы. Старший брат его на своей «шестёрке» свозил, мать Серафима с ними ездила.
Рентген ему там сделали, осмотрели, и, с руганью прогнали – С каких, мол, он у вас двадцати двух метров на каменные плиты упал?! Он и со стула на ковёр не падал! Ни синячка, ни ссадинки!
Вернулись они, сели мы за столом в сторожке, чай пить, все вместе. Олег рассказал:
– Как я на козырьке оступился, до сих пор и сам не пойму. Я, как раз, страховку от монтажного пояса отцепил и на неё ведро с известью повесил, чтобы удобнее было местоположение поменять, стал через козырёк переступать, и тут кроссовка соскользнула. Я только успел понять, что вниз лечу, и подумать – Конец!
– Нет, Олег, не конец! – слышу. Вижу, что я стою на земле, но не здесь, а в другом каком-то месте, на пшеничном поле, пшеница на нём высокая, и васильки яркие между колосьев, и монастырь вдалеке виднеется большой. Колокольню я хорошо запомнил, красивая такая, высокая, голубая с белой отделкой, и купол в виде чаши богатой с крестом. Рядом со мной старенький монах стоит, светленький весь такой, борода белая-белая. Смотрит он мне в глаза, а мне так хорошо-хорошо! Говорит он мне:
– Это не конец, Олеже, это начало другой твоей жизни. Ты воином хочешь быть, Родину защищать – это хорошо. Но на Кавказ тебе ехать, воли Божьей нет. Христу сейчас другие воины нужны. Приезжай ко мне в Посад, я тебя воином Христовым сделаю.
Сказал это, повернулся и пошёл к монастырю через пшеницу с васильками. Я, было хотел за ним, а тут, меня кто-то толкает, открываю глаза – надо мной мать Серафима, вокруг все вы.
Я, с полки икону преподобного Сергия достал, показываю Олегу.
– Он? – спрашиваю.
– Он! – и сияет весь.
– Ну, тогда – говорю – бери, вот, листок бумаги и ручку, пиши как в Сергиев Посад проехать.
Дня, через три они всю работу закончили, рассчитались и уехали. А, через полтора месяца, мне из Троице-Сергиевой Лавры письмо пришло, коротенькое: «Помолитесь обо мне, батюшка. Принят в число братии Троице-Сергиевой Лавры. Послушник Олег».
А, ещё через три с половиной года, новое: «Помолитесь обо мне, отче Флавиане. Сподобился принять постриг в мантию с именем Сергий, во имя преподобного Сергия Радонежского».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38