Боюсь, я еще не достоин ее, потому что еще не прошел через те суровые испытания, через которые прошли многие. Я не отважен, и это касается не только войны. И в обычном окружении достаточно много вещей, которые вызывают подобные конфликты…
Но на поле сражений я получил значительно больше, чем просто наблюдения за собой и другими. Именно в это время я стал свидетелем того, как несколько женщин рожали самым естественным и безболезненным образом. Но я видел и таких, которые ужасно страдали, для кого рождение собственного ребенка осталось самым страшным воспоминанием. И я пытался понять, что именно становилось причиной такого различия. Я узнал гораздо больше, чем узнал бы из акушерской практики, останься я в безопасной Англии.
Молодая женщина, по какой-то случайности оставшаяся в окопе, попросила привести к ней доктора. Солдаты привели ее ко мне, так как было очевидно, что она на последнем месяце беременности. Я отгородил часть блиндажа мешками и положил ее на носилки. По другую сторону импровизированной ширмы санитары Продолжали бинтовать раненых. Я осмотрел женщину и обнаружил, что роды уже давно начались. Казалось, она не чувствовала никакого дискомфорта. Вскоре появился ребенок, и все было в порядке. Создавалось такое впечатление, что новоявленную мать совершенно не волнует грохот канонады вокруг. Она села, засмеялась и сразу же взяла ребенка на руки.
Вместо обычных двух, пришли четверо солдат, чтобы унести ее на носилках. Я не могу забыть тот радостный взгляд, который она подарила мне, когда ее уносили с новорожденным младенцем. Вероятно, она смогла бы уйти и сама, если бы солдаты разрешили ей это сделать. Я подумал, что если это и есть роды, то как их можно сравнивать с той болью, мучением и безнадежностью, которые я видел среди раненых на том же самом месте, где был рожден этот малыш?
Как-то раз, уже намного позже, я ездил поиграть в поло и на обратном пути наткнулся на фламандскую женщину, распростертую поперек гряды в поле, где она, по-видимому, работала. Я привязал коня и подошел посмотреть, не случилось ли чего, говоря ей поочередно то на английском, то на французском, что я доктор. Она говорила только по-фламандски, но показала жестами, что она рожает ребенка. По виду женщины было незаметно, что ее обидело мое вторжение. С учащением схваток, которые, на мой взгляд, по своей силе не могли идти ни в какое сравнение с теми, которые бывают у среднеевропейских женщин, ее лицо становилось все более и более неподвижным, но не от боли и ужаса, а скорее от страстного ожидания. Достаточно хорошо зная традиции этого народа и понимая, что никакое вмешательство не будет принято с радостью, я сел, закурил трубку и стал ждать.
Младенец появился очень быстро. Мне показалось, что в течение десяти последних минут ее ожидание переросло в любопытство. Ребенок родился, когда она была в положении полусидя. Женщина сразу же улыбнулась ему. Мое присутствие осталось незамеченным. Некоторое время младенец лежал на земле и кричал, затем она взяла его к руки. Крик было единственным, чего можно требовать с новорожденного. Я заметил, что пуповина была уже похожа на тонкий белый шнурок. Женщина перехватила ее пальцами где-то дюймов шесть ниже пупка и перерезал ее с помощью длинного ногтя, а может быть, и просто оборвала – я не разглядел. Затем она завернула младенца в тряпье, болтающееся у нее на плечах, посмотрела на мен и засмеялась. Приблизительно пять минут спустя схватки повторились, и с приложением минимальных усилий вышел послед очевидно, с незначительным кровотечением, так как следов крови я так нигде и не обнаружил. Я оставил женщину, поспешив в деревню выяснить, придет ли кто из ее родных помочь ей добраться домой. Люди в деревне лишь безразлично пожимали плечами, и я помчался назад туда, где оставил женщину. Я встретил ее с ребенком на руках на обратном пути в деревню.
Чувство счастья, радости и гордости матери в момент рождения малыша и его первый крик взволновали меня. Я никогда раньше не видел настолько быстро обескровленную пуповину. Отделение и выделение плаценты, казалось, произошло под воздействием радости, переживаемой матерью. Впервые в моей голове мелькнула мысль, что эта радость имела определенную цель м что этот идеальный физиологический процесс не был обыкновенным стечением обстоятельств. Все послеродовые кровотечения, синюшные недышащие младенцы, несокращающиеся матки, неотделяющиеся плаценты, которые мне довелось наблюдать, казались абсолютно чужеродными этим образцовым родам, которые прошли еще успешнее, чем я представлял себе в самые честолюбивые моменты жизни. Восторг, удивление, нежность и гордость созидания слились в едином порыве положительных эмоций, и под его воздействием рождение ребенка прошло просто безупречно.
Во время войны меня перевели из моего подразделения в Индийский кавалерийский корпус в качестве заместителя начальника медицинской службы. Один из чернобородых индийских офицеров как-то раз заметил, насколько я был усталым и вымотанным после работы с ранеными под обстрелом. Он подошел ко мне и вежливо предложил показать, как он и его люди преодолевают усталость – детально объяснив, как достичь полного мышечного расслабления. Впоследствии, очень часто я восстанавливался от стрессов именно так, как он учил меня – глубоко и спокойно дыша, стараясь полностью расслабиться на моем полуразвалившемся диване. Так как война близилась к концу, я начал задумываться о будущем и писал домой:
«Я не гожусь для того, чтобы быть рядовым практиком. Но то, что меня по-настоящему интересует, не пользуется большим спросом. Для такого человека, как я, было бы безумием поселиться в предместье. Для меня гораздо лучше найти место, где работа значила бы больше, чем просто получение денег за визит. Пусть не будет явных результатов, но я не буду перегружен личными, общественными и домашними обязанностями, которые мешают работе большей части хороших специалистов в провинции.»
Несколько месяцев назад я раздумывал над всем этим, положив ноги на стол и выискивая в себе всевозможные недостатки. Затем я повернулся, взял номер «Нью Тестамент» и случайно прочитал статью Джеймса. Я сразу же понял, что не согласен с ним, мне было что ему ответить – вы ведь знаете мои основные принципы. Я уверен, что не самосовершенствование неизвестно для кого, а служение людям является единственным оправданием жизни. Да, да, я уверен в этом. И это знание оказывает на меня огромное подсознательное действие, управляя моими мыслями и направляя их течение. Я перечитал статью еще раз, продолжая спорить с самим Джеймсом! Для него важно только осознание того, что ты в силах творить добро. Но разве бездействие при этом не является большим грехом?! Для меня это именно так. Вы согласны со мной?
Второй раз я был ранен недалеко от линии фронта – во время футбольного матча! Несколько человек, включая и меня, с удовольствием гоняли мяч по небольшой ровной площадке невдалеке от линии досягаемости германских снарядов. Меня отправили в санчасть с переломом ноги, сокрушенной резким ударом в голень. Один из игроков целился в мяч, а попал по моей ноге. Однако на этот раз я выздоровел очень быстро – еще до того, как во Франции был подписан договор о прекращении военных действий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90