Говоря о новейшем труде еврейских историков, нельзя не упомянуть о “русоведе” Уолтере Лакере, чьи нелепые россказни рассматривались в предыдущей главе. Едва ли стоит сомневаться в том, что и после выхода в свет этого труда Лакер и ему подобные по-прежнему будут распространять свои абсолютно лживые рассуждения и о “погромной политике царизма”, и о якобы прямом предшественнике нацизма — Союзе русского народа, который-де ставил своей задачей в “организуемых” им (по словам Лакера) “жестоких погромах” уничтожить шесть с лишним миллионов евреев, живших в тогдашней России.
После издания кембриджского труда особенно неприглядной становится фигура этого враля, облеченного тем не менее почетными научными титулами и должностями. Естественно возникает вопрос: как воспринимают его писания объективные историки, — хотя бы те, которые приняли участие в кембриджском труде? Мне хорошо известно, что идеологический тоталитаризм в США, хотя он во многих отношениях совсем не похож на тоталитаризм коммунистического образца, имеет огромную силу и влияние, и никакое даже самое авторитетное сообщество ученых не способно ему противостоять. И все же хочется надеяться, что профессиональные лжецы в обличье историков когда-нибудь получат в США прямой отпор объективных исследователей.
Итак, обвинение “черносотенцев” в организации противоеврейских погромов — чистейшей воды блеф, что признают сегодня, как мы видели, и еврейские историки, стремящиеся к действительному изучению проблемы. И вот тут мы впрямую сталкиваемся с исторической “загадкой”: почему и зачем “черносотенцев” превратили в нечто чудовищное, в каких-то прямо-таки титанических злодеев, которые, по уже цитированному определению “Малой советской энциклопедии” 1931 года, “залили страну морем крови”? Ведь ничего подобного не было и в помине, и если уж говорить о “крови”, то во время наибольшего подъема “черносотенного” движения ее беспощадно лили как раз всякого рода “красносотенцы” которые, по убедительным подсчетам историка из тех же США Анны Гейфман, убили в 1900-х годах около 17 тысяч человек (“черносотенцам” же приписывают, как было показано выше, максимум три убийства). Конечно, 17 тысяч — незначительное количество в сравнении с убитыми после 1917 года, но все же нельзя не задуматься о поистине диком несоответствии: “красносотенцы” убивают тысячи и тысячи людей, а в общественное сознание вбивается заведомая ложь о “море крови”, пролитом “черносотенцами”…
Итак, ради чего же всячески клеветали на “черносотенцев”, превращая их в как бы ни с чем не сравнимых чудовищ?
Из изложенных в этой моей книге (в ее целом) фактов естественно вытекает вывод: “вина” Союза русского народа и “черносотенцев” вообще заключалась не в каких-либо действиях (ибо если не все, то абсолютное большинство их “акций” выдумано их противниками), но в словах, — в том, что они писали и говорили. Выше не раз цитировалась, например, более или менее объективная работа В. Левицкого “Правые партии” (1914), где обвинения в адрес “черносотенцев” целиком и полностью относятся к произнесенным ими речам и опубликованными ими статьям.
Да, “вина” этих чудовищных “черносотенцев” состояла по сути дела в том, что они говорили (как впоследствии стало вполне очевидно) правду о безудержно движущейся к катастрофе России, — правду, которую никак не хотели слышать либералы и революционеры.
Видный “черносотенный” деятель П. Ф. Булацель обращался в 1916 году к либеральным депутатам Думы: “Вы с думской кафедры призываете безнаказанно к революции, но вы не предвидите, что ужасы французской революции побледнеют перед ужасами той революции, которую вы хотите создать в России. Вы готовите могилу не только “старому режиму”, но бессознательно вы готовите могилу себе и миллионам ни в чем не повинных граждан. Вы создадите такие погромы, такие варфоломеевские ночи, от которых содрогнутся даже “одержимые революционной манией” демагоги бунта, социал-демократии и трудовиков!”
Можно издать несколько томов, состоящих из таких провидческих высказываний “черносотенцев”. Но либералы (не говоря уже о революционерах) с пеной у рта оспаривали эти точные прогнозы или просто высмеивали их.
Вместе с тем речи и статьи “черносотенцев” представлялись им очень опасными для их целей; они полагали (и, кстати, как будет показано ниже, совершенно напрасно), что “черносотенцы” способны убедить широкие слои народа в необходимости сопротивляться “прогрессу”; при этом, как уже говорилось, “черносотенцы” относились к “прогрессу” гораздо более непримиримо, чем российские власти. Именно поэтому на “черносотенцев” и обрушивался непрерывный град всяческих “разоблачений”, именно потому их стремились всеми возможными способами дискредитировать и шельмовать.
Разумеется, “черносотенные” идеологи в своей борьбе против Революции проявляли нередко крайнюю резкость и, конечно, далеко не каждое их утверждение было справедливо и точно. Но, во-первых, они вели все же именно идеологическую борьбу, их оружием было слово, а во-вторых, в основе своей их понимание сути Революции и предвидение ее катастрофических последствий были все же совершенно правдивыми и удивительно прозорливыми.
Говоря об этом, не могу не коснуться вопроса, который поставил в своем письме один из моих читателей. Он выразил недоумение по поводу того, что, несмотря на совершенно очевидную ныне правоту “черносотенцев”, вполне ясно предвидевших, к чему приведет страну Революция, последняя все же победила.
Позволю себе сказать, что читатель этот недостаточно внимателен. Мне представляется, что в главе “Что такое Революция?” я достаточно определенно и доказательно писал о безусловной неизбежности победы Революции. Речь шла там об исключительно, невероятно мощном и стремительном развитии, росте России с 1890-х годов, — том заведомо чрезмерном росте, который и не мог иметь иного итога — только революционный взрыв. К уничтожению существующего порядка самым активным образом стремились обладавшие громадными капиталами предприниматели, способная мощно воздействовать на умы и души интеллигенция и могущий выставить организованные человеческие массы рабочий класс.
Разумеется, цели и интересы этих сил были нередко глубоко различны, но их объединяла уверенность в том, что для осуществления их постоянно растущих вожделений необходимо разрушить или хотя бы коренным образом изменить сложившийся за века строй бытия России. Впрочем, не буду повторяться и просто отошлю недоумевающих к указанной главе этого моего сочинения. Рассмотрю только одну очень выразительную историческую ситуацию.
С апреля 1906 года по февраль 1917 года в России имело место двоевластие — власть правительства во главе с царем, и с другой стороны, власть — правда, это была в большей мере власть над общественным сознанием, чем практическая, — Государственной Думы. Вначале Дума выступала как почти открыто революционная сила, затем правительство предприняло различные меры для того, чтобы в состав каждой новой Думы (их было четыре) попало как можно меньше “левых” депутатов. Но вот что в высшей степени показательно: в конечном счете каждая Дума оказывалась все же в оппозиции к правительству — притом, по мере течения времени, нараставшей оппозиции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82