Тем более это относится к «Тихому Дону», где воссоздана жизнь не просто одной из российских провинций, но такой провинции, население которой было склонно вообще не причислять свою Область Войска Донского к России, видя в себе особенный народ с собственной исторической судьбой. Герои «Тихого Дона» постоянно рассуждают о казацкой «суверенности» (если воспользоваться популярным сегодня словом), однако именно это произведение, эта книга по существу опровергает подобные представления: ведь хотя почти все действующие лица — донские казаки, каждому читателю ясно, что в «Тихом Доне» воссоздано бытие России в ее громадном целом и во всем сокрушающем размахе ее революции. И глубокое своеобразие казачества не только не мешает воссозданию этого целого, но, напротив, дает возможность воссоздать его с исключительной полновесностью и остротой…
Впрочем, художественное освоение целого через какую-либо «часть» по-своему типично: так, Уильям Фолкнер, писатель, который (что общепризнанно) запечатлел бытие Соединенных Штатов Америки глубже и полнее, чем кто-либо другой, почти не выводил действие своих романов за пределы глухой провинции американского Юга, названной им — тут неожиданная «перекличка» с русской эпопеей! — Йокнапатофа, что на языке коренных жителей-индейцев означает «Тихая река»…
«Тихий Дон», изумительно воссоздавший бытие одной из областей России, предстает как одна из вершин и русской, и, более того, мировой литературы. Правда, в последнее время высшая ценность этого творения как бы подвергнута сомнению, и главную роль здесь играют споры о ее авторстве, чему посвящено множество статей и даже несколько книг… И, не разобравшись в сути дела, просто невозможно сегодня говорить о «Тихом Доне». Вместе с тем, как станет ясно из дальнейшего, обсуждение вопроса об авторстве открывает немалые возможности и для понимания художественной природы «Тихого Дона».
Споры на эту тему начались не в наше время, а сразу же после появления «Тихого Дона» и подспудно продолжались все последующие десятилетия. И эти споры по-своему вполне закономерны и, пожалуй, даже неизбежны .
Дело в том, что «Тихий Дон» — поистине уникальное, из ряда вон выходящее явление, особенно для литературы нашего XX века. Об его исключительности не раз говорилось в посвященных ему работах отечественных исследователей, но правильнее будет сослаться на, так сказать, стороннее свидетельство (ибо русского эксперта легко заподозрить в пристрастности суждений).
Американский литературовед Дэвид Стюарт в 1960 году опубликовал статью под названием «Эпическое построение и смысл в „Тихом Доне“, которая позднее вошла в его изданную Мичиганским университетом книгу „Михаил Шолохов“ (1967). Он доказывает, что „Тихий Дон“ — „это эпос в самом прямом значении слова“, который „так же, как и эпос Гомера, являет собой воплощение жизни народа и его культуры. Это народное и в то же время великое творение; эстетическое и нравственное нерасторжимы в нем, и такого единства не достигают западные писатели XX века… В этом творении мы обретаем могущественное чудо жизни, которое гомеровские греки ощущали в любом своем мускуле, а также могущественную тайну смерти…“. Далее Д. Стюарт утверждает, что Григория Мелехова „следует сопоставлять с шекспировским Гамлетом, а не с литературными героями XX века… Он реально живет теми противоречиями и силами, которые охватывают целостность мира, между тем как остальные современные герои только размышляют о них“85 (то есть об этих всеобщих противоречиях и силах).
Тут может возникнуть, определенное недоумение: Дэвид Стюарт рассуждает о подлинно эпической природе «Тихого Дона», но сопоставляет его не только с гомеровским эпосом, но и с шекспировской драмой. Однако давно общепризнанно, что трагедии Шекспира отличает истинно эпическая широта и объективность, и Гамлет, Лир или Макбет вполне сопоставимы с героями классического эпоса, хотя в последних, конечно, слабее развито личностное начало.
Итак, «Тихий Дон» решительно выделяется из всей совокупности литературных явлений XX века и заставляет стремящихся осмыслить его людей (отнюдь не только Д. Стюарта) обратиться к наследию Гомера и Шекспира.
Один из наиболее выдающихся представителей современной литературной мысли, Петр Палиевский (именно он обратил внимание на «перекличку» с Фолкнером) писал двадцать лет назад о «Тихом Доне»: «Кажется, что это сама жизнь, сумевшая мощно о себе заявить», и потому «собственно об искусстве тут говорить нечего. Не всегда понятно, что в этом, может быть, и есть высшее искусство, отчасти забытое». Тут уместно добавить, что в наше время искусство в первородном и полноценном смысле этого слова сплошь и рядом подменяют искусностью, изощренностью или даже самодовлеющей «экспериментальностью».
Впрочем, об этом еще пойдет речь. Сейчас важно вдуматься в тезис о том, что «Тихий Дон» предстает как сама мощно заявившая о себе жизнь; Петр Палиевский жестко, но и основательно сказал еще, что другие повествования о революции и гражданской войне предстают — при их сравнении с «Тихим Доном» — так, как будто их написали какие-либо из персонажей , героев этого эпоса…
Вспомним, что Дон породил в ту же самую эпоху двух известных писателей — большевика Александра Серафимовича и белого генерала Петра Краснова. И их повествования о гражданской войне могли бы, скажем, написать хорунжий большевик Бунчук и белый есаул Листницкий… Но не так легко представить себе человека, который смог создать мир «Тихого Дона», где каждый из многочисленных героев — нередко абсолютно несовместимых, начисто отрицающих друг друга — полнокровно осуществляет свою волю, свое деяние и свое слово.
Автора «Тихого Дона» различные критики пытались представить и совершенно «красным» писателем, и, напротив, «белым» (иные советские критики при этом его, естественно, клеймили, а зарубежные и эмигрантские — хвалили), но и то, и другое было явно неосновательно. Автор «Тихого Дона» как бы не поддается четким определениям, и не только политическим, но даже и чисто личным, индивидуально-человеческим…
В высшей степени примечательно, что уже в наши дни (то есть через двадцать лет после того, как вышеизложенные соображения о «Тихом Доне» были высказаны) нам стало известно прямо-таки удивительное высказывание Шолохова, обращенное к начинающему писателю:
«…За каждым абзацем у тебя стоит сам автор — неповторимый и оригинальный… А избежать этого — первейшая задача писателя и главнейшая трудность. Иначе это уже не художественная литература, а «художественное» назидательство…»86
Эти слова идут совершенно вразрез с общепринятыми нынешними «рецептами» художественности, которые требуют от писателя как раз индивидуальной «неповторимости» и «оригинальности» в каждом абзаце. Но если сопоставлять «Тихий Дон» с книгами уже упомянутых Серафимовича и Краснова, да и с остальными книгами о той эпохе, станет ясно, что все они в самом деле окажутся более или менее «назидательными». А в «Тихом Доне» действительно как бы говорит о себе сама жизнь, что заставляет вспомнить о Гомере и Шекспире. Творец художественного мира «Тихого Дона» словно полностью растворился в этом мире…
И теперь уместно обратиться к вопросу об «авторстве», вокруг которого идут ныне острые, подчас просто яростные споры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165
Впрочем, художественное освоение целого через какую-либо «часть» по-своему типично: так, Уильям Фолкнер, писатель, который (что общепризнанно) запечатлел бытие Соединенных Штатов Америки глубже и полнее, чем кто-либо другой, почти не выводил действие своих романов за пределы глухой провинции американского Юга, названной им — тут неожиданная «перекличка» с русской эпопеей! — Йокнапатофа, что на языке коренных жителей-индейцев означает «Тихая река»…
«Тихий Дон», изумительно воссоздавший бытие одной из областей России, предстает как одна из вершин и русской, и, более того, мировой литературы. Правда, в последнее время высшая ценность этого творения как бы подвергнута сомнению, и главную роль здесь играют споры о ее авторстве, чему посвящено множество статей и даже несколько книг… И, не разобравшись в сути дела, просто невозможно сегодня говорить о «Тихом Доне». Вместе с тем, как станет ясно из дальнейшего, обсуждение вопроса об авторстве открывает немалые возможности и для понимания художественной природы «Тихого Дона».
Споры на эту тему начались не в наше время, а сразу же после появления «Тихого Дона» и подспудно продолжались все последующие десятилетия. И эти споры по-своему вполне закономерны и, пожалуй, даже неизбежны .
Дело в том, что «Тихий Дон» — поистине уникальное, из ряда вон выходящее явление, особенно для литературы нашего XX века. Об его исключительности не раз говорилось в посвященных ему работах отечественных исследователей, но правильнее будет сослаться на, так сказать, стороннее свидетельство (ибо русского эксперта легко заподозрить в пристрастности суждений).
Американский литературовед Дэвид Стюарт в 1960 году опубликовал статью под названием «Эпическое построение и смысл в „Тихом Доне“, которая позднее вошла в его изданную Мичиганским университетом книгу „Михаил Шолохов“ (1967). Он доказывает, что „Тихий Дон“ — „это эпос в самом прямом значении слова“, который „так же, как и эпос Гомера, являет собой воплощение жизни народа и его культуры. Это народное и в то же время великое творение; эстетическое и нравственное нерасторжимы в нем, и такого единства не достигают западные писатели XX века… В этом творении мы обретаем могущественное чудо жизни, которое гомеровские греки ощущали в любом своем мускуле, а также могущественную тайну смерти…“. Далее Д. Стюарт утверждает, что Григория Мелехова „следует сопоставлять с шекспировским Гамлетом, а не с литературными героями XX века… Он реально живет теми противоречиями и силами, которые охватывают целостность мира, между тем как остальные современные герои только размышляют о них“85 (то есть об этих всеобщих противоречиях и силах).
Тут может возникнуть, определенное недоумение: Дэвид Стюарт рассуждает о подлинно эпической природе «Тихого Дона», но сопоставляет его не только с гомеровским эпосом, но и с шекспировской драмой. Однако давно общепризнанно, что трагедии Шекспира отличает истинно эпическая широта и объективность, и Гамлет, Лир или Макбет вполне сопоставимы с героями классического эпоса, хотя в последних, конечно, слабее развито личностное начало.
Итак, «Тихий Дон» решительно выделяется из всей совокупности литературных явлений XX века и заставляет стремящихся осмыслить его людей (отнюдь не только Д. Стюарта) обратиться к наследию Гомера и Шекспира.
Один из наиболее выдающихся представителей современной литературной мысли, Петр Палиевский (именно он обратил внимание на «перекличку» с Фолкнером) писал двадцать лет назад о «Тихом Доне»: «Кажется, что это сама жизнь, сумевшая мощно о себе заявить», и потому «собственно об искусстве тут говорить нечего. Не всегда понятно, что в этом, может быть, и есть высшее искусство, отчасти забытое». Тут уместно добавить, что в наше время искусство в первородном и полноценном смысле этого слова сплошь и рядом подменяют искусностью, изощренностью или даже самодовлеющей «экспериментальностью».
Впрочем, об этом еще пойдет речь. Сейчас важно вдуматься в тезис о том, что «Тихий Дон» предстает как сама мощно заявившая о себе жизнь; Петр Палиевский жестко, но и основательно сказал еще, что другие повествования о революции и гражданской войне предстают — при их сравнении с «Тихим Доном» — так, как будто их написали какие-либо из персонажей , героев этого эпоса…
Вспомним, что Дон породил в ту же самую эпоху двух известных писателей — большевика Александра Серафимовича и белого генерала Петра Краснова. И их повествования о гражданской войне могли бы, скажем, написать хорунжий большевик Бунчук и белый есаул Листницкий… Но не так легко представить себе человека, который смог создать мир «Тихого Дона», где каждый из многочисленных героев — нередко абсолютно несовместимых, начисто отрицающих друг друга — полнокровно осуществляет свою волю, свое деяние и свое слово.
Автора «Тихого Дона» различные критики пытались представить и совершенно «красным» писателем, и, напротив, «белым» (иные советские критики при этом его, естественно, клеймили, а зарубежные и эмигрантские — хвалили), но и то, и другое было явно неосновательно. Автор «Тихого Дона» как бы не поддается четким определениям, и не только политическим, но даже и чисто личным, индивидуально-человеческим…
В высшей степени примечательно, что уже в наши дни (то есть через двадцать лет после того, как вышеизложенные соображения о «Тихом Доне» были высказаны) нам стало известно прямо-таки удивительное высказывание Шолохова, обращенное к начинающему писателю:
«…За каждым абзацем у тебя стоит сам автор — неповторимый и оригинальный… А избежать этого — первейшая задача писателя и главнейшая трудность. Иначе это уже не художественная литература, а «художественное» назидательство…»86
Эти слова идут совершенно вразрез с общепринятыми нынешними «рецептами» художественности, которые требуют от писателя как раз индивидуальной «неповторимости» и «оригинальности» в каждом абзаце. Но если сопоставлять «Тихий Дон» с книгами уже упомянутых Серафимовича и Краснова, да и с остальными книгами о той эпохе, станет ясно, что все они в самом деле окажутся более или менее «назидательными». А в «Тихом Доне» действительно как бы говорит о себе сама жизнь, что заставляет вспомнить о Гомере и Шекспире. Творец художественного мира «Тихого Дона» словно полностью растворился в этом мире…
И теперь уместно обратиться к вопросу об «авторстве», вокруг которого идут ныне острые, подчас просто яростные споры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165