Вместе с тем они обыкновенно не представляют ни малейшего отношения к сознательной действительности представления и бывают совершенно независимы от воли восприемлющего субъекта. Таким образом, это ничуть не результат идеи, которая именно в силу своего напряжения выливалась бы в живо чувственную форму. Мори совершенно верно говорит, что эти образы суть результат ассоциации, чисто спонтанной или автоматической, следствие известного состояния головного мозга, причем приходят в самопроизвольное возбуждение те или другие морфологические элементы последнего.
В состояниях, пограничных между психическим здоровьем и душевной болезнью, кроме быстро сменяющихся одна другой псевдогаллюцинаций зрения, бывают и псевдогаллюцинации, так сказать, стабильные: какой-нибудь один живо чувственный образ постоянно появляется во внутреннем зрении и задерживается подолгу, причем явление может иметь место не только при закрытых, но и при открытых глазах; иногда из многих псевдогаллюцинаций какая-нибудь одна приобретает характер навязчивости и становится явлением, весьма мучительным для восприемлющего сознания. Здесь мы находимся уже в области психопатологии, так как болезненные псевдогаллюцинации отличаются именно своей навязчивостью.
Вот несколько примеров псевдогаллюцинаций зрения у субъектов психически здоровых.
М. Долинин, о котором неоднократно шла речь раньше, весьма наклонен к псевдогаллюцинированию зрения. Почти каждый вечер, когда он, улегшись в постель, приходит в состояние полного умственного успокоения, однако еще задолго до наступления дремоты или просонков, в его внутреннем видении появляется, одна за другой, ряд живо чувственных картин, проецирующихся наружу и потому являющихся как бы перед глазами; эти картины обыкновенно не находятся между собой в логической связи, их содержание совершенно независимо от содержания сознания Долинина, и воля последнего не имеет ни малейшего влияния ни на их появление, ни на их исчезновение. Количество этих образов за известный промежуток времени, их сложность, содержание, размеры, яркость красок бывают весьма различны и только отсутствие того специфического характера объективности, который присущ настоящим галлюцинациям, отличает их от последних. При этом иногда отдельные псевдогаллюцинации трансформируются (при известных условиях) в настоящие галлюцинации, приобретают характер объективности, получают, так сказать, плоть и кровь, «материализуются», если можно так выразиться. Надо заметить, что сознание относится к галлюцинациям (которые являются или в объективном поле зрения закрытых глаз, или при открытых глазах, во внешнем пространстве, причем эти образы приводятся в то или другое отношение к реальным предметам) совсем иначе, чем к псевдогаллюцинациям; последние остаются невинными продуктами автоматической деятельности воображения, тогда как первые суть действительные призраки, видимые уже не умственным, а телесным зрением, вследствие чего их появление всегда сопровождается особенным неприятным чувством, хорошо характеризующимся выражением «становится жутко». Если простые зрительные псевдогаллюцинации при умеренной интенсивности явления обыкновенно бывают у Долинина первыми предвестниками имеющего наступить сна, то трансформация их в галлюцинации есть уже признак появления особого ирритативного состояния головного мозга, в результате чего получается у Долинина бессонница с особенной чувствительностью зрительного аппарата к световым впечатлениям.
Для ближайшей характеристики зрительных псевдогаллюцинаций Долинина достаточно следующего примера. 15 января 1883 г. Долинин, вернувшись со службы, пообедал и прилег на диван; совсем не чувствуя еще приближения сна, он заметил у себя особенно значительное расположение к псевдогаллюцинированию зрением. Сначала появилось (на расстоянии приблизительно в 3 м) лицо одного мужчины, виденного им в тот день; этот образ держался перед глазами, не составляя, однако, части темного зрительного поля, необыкновенно долго и, исчезая на несколько секунд, 3–4 раза появлялся снова. Затем начался ряд фигур, довольно быстро сменявшихся одна другой (частью знакомые, частью никогда не виданные личности). Они были большего размера, чем первые, и являлись в расстоянии гораздо ближайшем; кроме лица фигуры, видимого всеми естественными очертаниями и красками, обрисовывалась также верхняя часть груди с соответствующим платьем. При дальнейшем продолжении явления эти, так сказать, «портретные псевдогаллюцинации», стали заменяться галлюцинациями панорамическими, которые, при наступлении дремотного состояния, вполне получили характер сновидений. Так, в конце ряда логически не связанных между собой панорамических зрительных псевдогаллюцинаций у Долинина является псевдогаллюцинация, подобная сновидению не только своей сложностью, но и следующими характерными чертами: а) в произведении ее участвовали два чувства: зрение и мышечное ощущение, а не одно зрение, так что получилась псевдогаллюцинация комплексная, и б) сознание относилось к этому псевдогаллюцинаторному явлению, по крайней мере в первые моменты по его возникновении, как к реально переживаемому факту. Долинину представлялось, что он едет в санях по снежной улице ночью, при свете стоящих по сторонам фонарей; мимо мелькают высокие белые кучи снятого с улицы лишнего снега; некоторые из этих белых куч с одной стороны освещены светом ближайшего фонаря. Вдруг, выходя из состояния полудремы, Долинин сознательно напрягает свое воображение, желая искусственно заменить красноватое освещение снежных куч от газовых фонарей бело-фиолетовым и вместе с тем более интенсивным светом от воображаемого электрического освещения. Но вмешательство сознательной воли портит все дело. Снежная улица, свет фонарей, чувство движения вперед при езде (в произведении этого чувства принимали участие не только зрительные, но и двигательные представления) – все это мгновенно смешивается в какой-то неопределенный трепещущий хаос, из которого после того, как сознание снова вернулось к роли пассивного созерцателя, выделился ряд серых куч (начиная с большой, они постепенно становятся все меньше и меньше), формой похожих на жилища термитов. Вдруг сцена проясняется и неожиданно видится нечто совершенно новое; Долинин сознает себя стоящим в зале железнодорожного вокзала, против стеклянной двери на платформу. Дверь растворяется и через нее, с большой отчетливостью, открывается вид железнодорожной платформы: на первом плане – деревянная открытая галерея со столбиками, в которой находятся одетые по-зимнему разного рода люди, за платформой – поезд, передний конец которого с дымящимся локомотивом во главе виден в дверь значительно слева; за поездом – зимний пейзаж. Это не было сновидением, так как Долинин не переставал сознавать, что он лежит на диване и не спит. Впрочем, эта зрительная псевдогаллюцинация уже была весьма близкой к сновидениям, так как был момент, когда в ней Долинин невольно представил себя участником развернувшейся перед ним сцены, именно смотрел из залы вокзала. Потом снова пошли сравнительно простые портретные псевдогаллюцинации, за которыми опять последовал ряд псевдогаллюцинаторных картин, на этот раз подобных сновидениям тем, что эти картины до известной степени логически вязались между собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
В состояниях, пограничных между психическим здоровьем и душевной болезнью, кроме быстро сменяющихся одна другой псевдогаллюцинаций зрения, бывают и псевдогаллюцинации, так сказать, стабильные: какой-нибудь один живо чувственный образ постоянно появляется во внутреннем зрении и задерживается подолгу, причем явление может иметь место не только при закрытых, но и при открытых глазах; иногда из многих псевдогаллюцинаций какая-нибудь одна приобретает характер навязчивости и становится явлением, весьма мучительным для восприемлющего сознания. Здесь мы находимся уже в области психопатологии, так как болезненные псевдогаллюцинации отличаются именно своей навязчивостью.
Вот несколько примеров псевдогаллюцинаций зрения у субъектов психически здоровых.
М. Долинин, о котором неоднократно шла речь раньше, весьма наклонен к псевдогаллюцинированию зрения. Почти каждый вечер, когда он, улегшись в постель, приходит в состояние полного умственного успокоения, однако еще задолго до наступления дремоты или просонков, в его внутреннем видении появляется, одна за другой, ряд живо чувственных картин, проецирующихся наружу и потому являющихся как бы перед глазами; эти картины обыкновенно не находятся между собой в логической связи, их содержание совершенно независимо от содержания сознания Долинина, и воля последнего не имеет ни малейшего влияния ни на их появление, ни на их исчезновение. Количество этих образов за известный промежуток времени, их сложность, содержание, размеры, яркость красок бывают весьма различны и только отсутствие того специфического характера объективности, который присущ настоящим галлюцинациям, отличает их от последних. При этом иногда отдельные псевдогаллюцинации трансформируются (при известных условиях) в настоящие галлюцинации, приобретают характер объективности, получают, так сказать, плоть и кровь, «материализуются», если можно так выразиться. Надо заметить, что сознание относится к галлюцинациям (которые являются или в объективном поле зрения закрытых глаз, или при открытых глазах, во внешнем пространстве, причем эти образы приводятся в то или другое отношение к реальным предметам) совсем иначе, чем к псевдогаллюцинациям; последние остаются невинными продуктами автоматической деятельности воображения, тогда как первые суть действительные призраки, видимые уже не умственным, а телесным зрением, вследствие чего их появление всегда сопровождается особенным неприятным чувством, хорошо характеризующимся выражением «становится жутко». Если простые зрительные псевдогаллюцинации при умеренной интенсивности явления обыкновенно бывают у Долинина первыми предвестниками имеющего наступить сна, то трансформация их в галлюцинации есть уже признак появления особого ирритативного состояния головного мозга, в результате чего получается у Долинина бессонница с особенной чувствительностью зрительного аппарата к световым впечатлениям.
Для ближайшей характеристики зрительных псевдогаллюцинаций Долинина достаточно следующего примера. 15 января 1883 г. Долинин, вернувшись со службы, пообедал и прилег на диван; совсем не чувствуя еще приближения сна, он заметил у себя особенно значительное расположение к псевдогаллюцинированию зрением. Сначала появилось (на расстоянии приблизительно в 3 м) лицо одного мужчины, виденного им в тот день; этот образ держался перед глазами, не составляя, однако, части темного зрительного поля, необыкновенно долго и, исчезая на несколько секунд, 3–4 раза появлялся снова. Затем начался ряд фигур, довольно быстро сменявшихся одна другой (частью знакомые, частью никогда не виданные личности). Они были большего размера, чем первые, и являлись в расстоянии гораздо ближайшем; кроме лица фигуры, видимого всеми естественными очертаниями и красками, обрисовывалась также верхняя часть груди с соответствующим платьем. При дальнейшем продолжении явления эти, так сказать, «портретные псевдогаллюцинации», стали заменяться галлюцинациями панорамическими, которые, при наступлении дремотного состояния, вполне получили характер сновидений. Так, в конце ряда логически не связанных между собой панорамических зрительных псевдогаллюцинаций у Долинина является псевдогаллюцинация, подобная сновидению не только своей сложностью, но и следующими характерными чертами: а) в произведении ее участвовали два чувства: зрение и мышечное ощущение, а не одно зрение, так что получилась псевдогаллюцинация комплексная, и б) сознание относилось к этому псевдогаллюцинаторному явлению, по крайней мере в первые моменты по его возникновении, как к реально переживаемому факту. Долинину представлялось, что он едет в санях по снежной улице ночью, при свете стоящих по сторонам фонарей; мимо мелькают высокие белые кучи снятого с улицы лишнего снега; некоторые из этих белых куч с одной стороны освещены светом ближайшего фонаря. Вдруг, выходя из состояния полудремы, Долинин сознательно напрягает свое воображение, желая искусственно заменить красноватое освещение снежных куч от газовых фонарей бело-фиолетовым и вместе с тем более интенсивным светом от воображаемого электрического освещения. Но вмешательство сознательной воли портит все дело. Снежная улица, свет фонарей, чувство движения вперед при езде (в произведении этого чувства принимали участие не только зрительные, но и двигательные представления) – все это мгновенно смешивается в какой-то неопределенный трепещущий хаос, из которого после того, как сознание снова вернулось к роли пассивного созерцателя, выделился ряд серых куч (начиная с большой, они постепенно становятся все меньше и меньше), формой похожих на жилища термитов. Вдруг сцена проясняется и неожиданно видится нечто совершенно новое; Долинин сознает себя стоящим в зале железнодорожного вокзала, против стеклянной двери на платформу. Дверь растворяется и через нее, с большой отчетливостью, открывается вид железнодорожной платформы: на первом плане – деревянная открытая галерея со столбиками, в которой находятся одетые по-зимнему разного рода люди, за платформой – поезд, передний конец которого с дымящимся локомотивом во главе виден в дверь значительно слева; за поездом – зимний пейзаж. Это не было сновидением, так как Долинин не переставал сознавать, что он лежит на диване и не спит. Впрочем, эта зрительная псевдогаллюцинация уже была весьма близкой к сновидениям, так как был момент, когда в ней Долинин невольно представил себя участником развернувшейся перед ним сцены, именно смотрел из залы вокзала. Потом снова пошли сравнительно простые портретные псевдогаллюцинации, за которыми опять последовал ряд псевдогаллюцинаторных картин, на этот раз подобных сновидениям тем, что эти картины до известной степени логически вязались между собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54