И только тогда Гольц неожиданно отделился от Валентина
Францевича, стал маленькой, нелепой фигуркой, выпал сначала в
ту комнату в деревянном доме, потом на свою кровать. Но
полностью отделиться от Кибрича не смог.
8
Впервые в жизни профессор вспомнил, что не в первый раз
видел этот сон. Что такие сны, как наваждение, посещали его
неоднократно, но, просыпаясь, он начисто забывал о них.
Профессор все еще чувствовал в себе неисчезающее чувство
брезгливости, несмываемого отвращения, отвратительной тошноты,
и вдруг стал понимать, что уже никогда не избавится от этих
ощущений. Он почувствовал себя запачканным, изгаженным, как
будто на нем лежала неснимаемая вина за то, что он совершал во
сне. И, действительно, если бы его сознание не было готово,
если бы не было развращено до определенной степени, думал
Гольц, он бы сумел вытряхнуть себя из Кибрича (а, может быть,
это было невозможно, может быть, это вселенское Зло, разбухнув
и разросшись до последней степени, научилось на грани гибели
всего мира, целого мироздания, манипулировать любым сознанием,
любой личностью, любым человеческим "я". А того, кто не
"манипуляровался", дерзко-смелых, самых чистых и несгибаемых,
научилось убивать моментально).
"Это мы, Гольцы, внутри Кибричей двигаем их фантомы, это
мы позволяем вкладывать наш разум в движения марионеток, это мы
ухитрялись не видеть и не замечать того, что все давно загажено
за невидимой гранью, и последняя порция, последняя часть этой
дряни надавит - и вся эта гадость выплеснется в нас, в наш,
кажущийся им реальным, мир, прорвет невидимую пленку и
уничтожит все, что мы видим, - так думал профессор Гольц. - И
тогда не будет ни Кибрича, ни меня, только останется чудовище,
Чудовище, его лапы и его запах, его отвратительная, мерзкая
пасть... "
В это время к окну Гольца неслышно подъехала машина,
моментально заглушив мотор. Двое существ в образе людей
вытащили короткий шланг, плюнувший в форточку Гольца какой-то
ядовито-зеленой жидкостью, и профессор моментально провалился в
канализацию, не успев ойкнуть. Его тело, обездвиженное и
разлагающееся, плыло в канализации вместе с другим телами,
вместе с телами мандельштамов, вавиловых и якуниных, плыло в
этой вековой канализации, так же четко функционирующей в
девяностых, как и в тридцатых, плыло в неизвестностъ, в
туманный, чернеющий зев выхода...
БОБРУЙСК, Январь, 1990 г.
1 2 3 4 5