Кроме всего прочего, разум тоже должен сказать свое слово. Импрессионисты с восторгом поэтов ограничиваются тем, что непосредственно во всей его свежести фиксируют восприятие, подсказанное им натурой. Но Сезанн больше не считает допустимым так просто, без всякого усилия, отдаваться на волю своего чувственного восприятия. «Художник, — говорит он, — не должен передавать свои эмоции, подобно бездумно поющей птице, художник творит сознательно». Гармония, которую ищет Сезанн, достигается только благодаря строжайшей точности, волевой целеустремленности и духовному аскетизму. Чувственные впечатления должны претвориться в стиль. Полотно — это не только отражение мира в его чисто внешних и преходящих проявлениях, но оно призвано также выявлять внутреннюю сущность предметов, извлекать из внешнего хаоса вещей скрытый в нем порядок. Пусть Сезанн выбирает для своих полотен те же мотивы, что и Писсарро, — тропу в Равин, или косогор де Беф в Понтуазе, или пруд де Сер в Осни. неподалеку от Понтуаза, — его творения сближает с творениями друзей только живость колорита.
Однако в то время как цвет у других художников конечная цель их устремлений, для Сезанна он только исходная точка -элемент, необходимый для того, чтобы овладеть глубочайшей правдой живописи.
Эту правду, убежден Сезанн, ему может дать только Прованс. Поэтому он рассчитывает надолго вернуться сюда будущей зимой и, как это ни рискованно, на сей раз привезти с собой Гортензию и сына
Золя, которого успех избавил от материальных забот, — не отсчитал ли ему издатель 18 500 франков авторского гонорара за тридцать пять изданий «Западни»? — живет этим летом в Эстаке, где отдыхает и пишет новый роман «Страница любви», при этом он объедается буайбесом, моллюсками, разными острыми блюдами, в общем «кучей превосходной дряни».
В письме к Золя Сезанн поручает своему другу потихоньку от отца предупредить мать о его планах и добавляет: «Если мать захочет подыскать нам в течение декабря недорогую двухкомнатную квартиру в Марселе, ну, разумеется, в таком районе, где не слишком процветают убийства, она меня этим очень обрадует. Пусть поставит в ней два стула и кровать со всем необходимым для спанья...» Но вскоре Сезанн возвращается к своим первоначальным планам, «затея» кажется ему трудноосуществимой, и он от нее отказывается. Сезанн снова углубляется в свои поиски. Он еще в Париже, но все складывается так, как если бы его там не было. По целым неделям его не видно. В «Нувель-Атен», где Сезанн давно не появляется, кое-кто из посетителей даже не знает, как он выглядит. Вокруг имени Сезанна начинает складываться легенда Из уст в уста передают анекдоты, в которых художник предстает смешным, чудаковатым, одержимым бреднями живописцем.
Однажды вечером, гуляя в одиночестве, Сезанн забрел в кафе на площади Пигаль. Его холщовая рубашка, синяя рабочая блуза, измазанная красками, и старая помятая шляпа ошарашивают всех. «Он имел успех», — иронизирует Дюранти в письме к Золя.
Однако если Сезанн производит такое впечатление на посетителей кафе «Нувель-Атен», то по-иному относится к нему один молодой преуспевающий в делах биржевой маклер, которого Писсарро представил Сезанну.
Новый знакомый работает в банке Бертена на улице Лаффитт. Ему 29 лет, он увлекается живописью. Он посещал мастерскую Коларосси. В минувшем году он послал в Салон полотно, и оно было принято Академическое искусство недолго удовлетворяло его Его привлекает современная живопись. Он встретил на своем пути Писсарро, изложившего ему основы импрессионизма. Теперь Писсарро познакомил его с Сезанном.
В сущности, Сезанн в какой-то мере нравится ему, но его отталкивают растерзанный вид художника, грубые выходки и то недовольство собой, за которым скрывается горделивое сознание своей силы. Но какой мастер! Какой вельможа от искусства этот всеми осмеянный художник! Время от времени молодой биржевик, чересчур франтоватый на вкус Сезанна — он не выносит щеголей, — покупает полотна Писсарро, Сезанна и их друзей, что в глазах художников главная заслуга этого любителя живописи, который и сам пишет на досуге, имя которого Поль Гоген.
* * *
Ах, Прованс! Как хорошо в мирной череде дней, вдали от столичного шума вынашивать свое желанное творение!
В начале марта Сезанн, сопровождаемый Гортензией и маленьким Полем, отправляется на юг.
IV. Грозы
Мое милое семейство, впрочем вполне подходящее для жалкого художника, который никогда ничего не умел...
Сезанн, письмо к Золя 1 июня 1878 года
Мирная череда дней! Сезанн ошибся, вообразив, что ему будет подарен покой. С приездом на юг Гортензии и маленького Поля жизнь Сезанна осложняется.
Художник поселился в Эксе, но хочет работать в Эстаке. Опасаясь, как бы о нем не стали судачить и как бы сплетни не докатились до Луи-Огюста, Сезанн предпочитает жить в Эстаке без семьи. Гортензию и Поля он из предосторожности устроил в Марселе на улице Ром, 183. Он тратит много времени на дорогу, мечется между тремя пунктами, довольно далеко отстоящими друг от друга: десяток километров отделяет Марсель от Эстака, не меньше тридцати от Экса до Марселя; правда, их уже три года соединяет железная дорога.
Сезанн теряет много времени еще и потому, что вынужден быть предельно осмотрительным с отцом: Луи-Огюст, эта старая лиса, настороженный чьим-то случайно оброненным словом, подозревает о связи сына и пристально следит за ним, стараясь перехватить любой слушок, подтверждающий его подозрения. Как только в Жа де Буффан прибывает письмо для «художника», Луи-Огюст торопится вскрыть его.
Сезанн чувствует себя стесненно, ходит по струнке: он старается как можно чаще бывать в Эксе, всегда присутствовать на семейных трапезах, как того требует отец. Луи-Огюсту 80 лет, Сезанну 39 (массивная голова, широкая плешина на темени, обрюзгшее тело старят его), но и тот и другой ведут себя так, словно художник все еще ученик коллежа. Бедный Сезанн!
И вне дома ему приходится испытывать унижения. Его давнишний приятель Вильевьей, навсегда покинувший Париж, поселился в Эксе, где вместе с несколькими учениками живописует картины религиозного содержания для миссионерских колониальных организаций братства св. Сульпиция. Завидев Сезанна, ученики Вильевьея кричат ему вслед оскорбительные слова, издеваются над его слишком длинными волосами и еще больше над его пресловутой репутацией импрессиониста Вильевьей, конечно, не преминул просветить своих учеников, представив им Сезанна как образец заблуждающегося художника
Страдать!
И молчать!
К довершению бед, в середине марта тяжело заболел маленький Поль. Но и это еще не все! Именно теперь, когда Сезанна терзает беспокойство о малыше, Луи-Огюст, вскрыв письмо к Полю от Виктора Шоке, неожиданно узнает о незаконной связи сына. И угораздило же Шоке упомянуть в письме «мадам Сезанн и маленького Поля». Торжествующий Луи-Огюст разражается бранью, орет, упреки так и сыплются на голову виновного — старик обещает немедленно навести порядок в распутной жизни сына.
Сезанн, припертый к стене, вопреки очевидности в отчаянии упрямо отрицает все.
Банкир грозится урезать его содержание По мнению Луи-Огюста, Сезанну вполне достаточно и ста франков в месяц. Да, да, сто франков, и ни сантима больше, а то и вовсе ничего!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111