А на дорогах Европы тысячи бедняков и нищих, пожелавших
опередить знать в походе на Восток, уже ели человечину, страдая от невыносимого
голода. Они проклинали тех, кто скупив на распродажах их добро и недвижимость,
остался жиреть в обустроенных европейских селениях...
Рыцари оставили новые развалины и новые пепелища старого греческого города, а
среди пожаров еще копошился плебс, которому предстояло доганять всадников,
избавляясь по пути от излишне тяжелой добычи...
Танкред был рад, что не поспешил с принятием монашеского обета. Ему казалось,
что теперь-то он нашел свой путь - ратную службу Господню. Он не знал, что
Иисус и Мариам - высокочтимые пророки и для мусульман, да и не захотел бы этого
знать...
Они шли через земли Балкан, и Танкред дивился тому, сколь много городов и
деревень не только не выступают вместе с ними, не только не помогают их
крестовому походу, но и встречают их озлобленно, а нередко и с оружием в руках.
Если все они добрые христане, то почему они так поступают? И Танкред терял
всякую жалость к ничтожному встречному люду.
Первым городом, который крестоносцы подвергли осаде в Малой Азии, была Никея.
Здесь Танкред получил под полную команду свой первый отряд и здесь он впервые
встретился с настоящим врагом. О, как ему пригодилось все то, чему он научился
в своих странствиях у более опытных рыцарей, а особенно - у непревзойденных
франков, которые в походах страдали лишь от недостатка вина, и у полудиких, но
непобедимых славян, которые знали лишь страдания тоски затянувшегося мира.
Боевой порядок турок-сельджуков был таков, что первым противника встрчало так
называемое "утро псового лая" - россыпь легких всадников. Сельджуки неслись на
крестоносцев, накурившись анаши и натерев морды коней опиумом. Обстрелом из
луков и дерзкими копейными набегами они ломали шеренги крестоносных рыцарей еще
до начала главного сражения. За наркотическим "лаем" следовал трезвый "день
помощи" - шеренги кавалерии, а потом - "вечер потрясения", сложенный фалангами
пехоты, над которыми реяло зеленое знамя Пророка. И вслед за своими учителями-
франками Танкред здесь впервые оценил достоинства собственной пехоты и научил
ее многим полезным приемам. Теперь его пехотинцы встречали мусульманскую
конницу частоколом воткнутых в землю и наклоненных в сторону противника алебард
и ангонов - копий с зубцами на длинных и острых наконечниках.
Кое-чему в первых битвах научился и аббат Мартелльер. Так, по его почину, за
наступавшими шеренгами рыцарей теперь следовала запряженная восьмеркой волов
повозка, которая получила название "каррочио". На ней с крестом, со святыми
мощами, с хоругвей, со святыми дарами для последнего причастия и, конечно, со
своей знаменитой дубиной, восседал сам аббат. В бою к повозке несли смертельно
раненых, и к ней спешили те, кто желал получить благословение на решительный
подвиг. Каррочио стала духовным тылом крестоносцев. С нее аббат вдохновлял
рыцарей именем Господа. И отсюда же, не сумев воздержаться, он частенько сам
несся на помощь своим духовным чадам и вламывался в самую гущу схватки,
устрашая неверных одним лишь видом своего любимого орудия. И то место, где на
бранном поле вырастал холм из турецких тел с разможженными турецкими головами,
рыцари стали называть аббатовой Голгофой.
* * *
К осени 1097 года от Рождества Христова крестоносцы подошли к границам
армянского государства Киликия. Основная часть армии пошла в обход сурового
горного массива, а Танкреду и князю Балдуину довелось освобождать город Тарс.
Но разве могли поделить одну победу два доблестных рыцаря? Танкред уже видел,
как вредит их делу дух рыцарского индивидуализма, но ничего не мог поделать и
с самим собой.
Итак, их с Балдуином ждал Тарс. Осадный опыт Танкреда помог ему раздобыть и
запастись штурмовыми машинами и деревом, необходимым для сооружения лестниц,
мостков, отыскать которое в полупустыне было невозможно. Его отряд, точнее -
пехота его отряда - тотчас занялась сооружением гигантской осадной башни,
которая должна была вырасти выше крепостных стен. Башню предстояло подкатить по
дощатомунастилу вплотную к стене, и с ее верхней площадки можно было сыпаться в
город.
Одновременно со строительством башни находящиеся под командой Танкреда "рыцари
подкопа" (было такое почетное звание) стали рыть коридоры под город, а "рыцари
прорыва" подошли к одной из стен и под защитой "черепах" то нагревали ее
кострами, то охлаждали водой, отчего кварцитовые блоки трескались, мутнели и
начинали поддаваться даже голым рукам.
Тем временем сеньоры рыцари дразнили и выманивали воинов гарнизона в чистое
поле на открытый бой.
Тарс был взят. Первым в ряды защитников крепости, сгрудившихся у пролома в
стене, врубился сам Танкред. О, славные времена, когда генералитет не нуждался
ни в биноклях, ни в стереотрубах, а благодаря личной доблести имел возможность
наблюдать сражение вблизи!.. Тем, кто шел за Танкредом, было просто невозможно
потерять его след - по обе стороны от его пути лежали два вала изуродованных
тел, а сам путь был осклизлым от крови неверных. Позже один из менестрелей
вопрошал:"Для чего мы пишем кровью на песке? Наши письма не нужны природе..."
Но эти кровавые письмена писались не только на песке - когда штурм завершился,
и Танкред обернулся к шедшим за ним рыцарям, его не узнали. Он весь был в
крови, которая, подсыхая под жарким светилом Востока, покрывала его во время
брани слой за слоем.
Тарс Танкред все-таки потерял. Из взятого города его выбил коварный Балдуин,
который располагал значительно большими силами и которому, к тому же, помогли
средиземноморские пираты. Увы, Танкред до конца своих дней так и не смог
сравняться в искусстве полководца ни с дедом, ни с дядей. У него была иная
стезя, и не его вина в том, что обстоятельства часто принуждали его забывать о
призвании.
Призванием Танкреда был особый род подвижничества, имя которому - Рыцарство. Он
должен был странствовать по свету с мечом так, как по полю его щита
странствовала бродяга-улитка с витым серебрянным панцирем. В те времена, когда
несовершенная государственность не могла обеспечить подчинение граждан закону,
поддержание справедливости было делом рыцарей sans peur et sans reproche (без
страха и упрека), которые скитались по земле и повсюду вступались за обиженных,
оскорбленных, "за вдов и сирот".
* * *
Однажды в походе Танкред случайно встретил одного из своих беглых вассалов,
который теперь был препоясан мечом и утверждал, что посвящен в рыцари неким
графом N. Но разве может человек, выросший несвободным, быть стражем доброго
порядка? Танкред велел отбить этому плебею золотые рыцарские шпоры, что по
традиции производилось над навозной кучей. Наблюдая за экзекуцией, Танкред
печально спросил у Мартелльера:
- Неужели защищать справедливость будут люди не благородного сословия? Все
большее число купцов норовит перевесить меч с луки седла на пояс, и все больше
тех, кто покупает титул ценою металла, а не крови...
Аббат погрузился в молитву.
- Брань с демонами зла всегда будет делом благородных сословий, - наконец
ответил святой отец.
1 2 3 4 5
опередить знать в походе на Восток, уже ели человечину, страдая от невыносимого
голода. Они проклинали тех, кто скупив на распродажах их добро и недвижимость,
остался жиреть в обустроенных европейских селениях...
Рыцари оставили новые развалины и новые пепелища старого греческого города, а
среди пожаров еще копошился плебс, которому предстояло доганять всадников,
избавляясь по пути от излишне тяжелой добычи...
Танкред был рад, что не поспешил с принятием монашеского обета. Ему казалось,
что теперь-то он нашел свой путь - ратную службу Господню. Он не знал, что
Иисус и Мариам - высокочтимые пророки и для мусульман, да и не захотел бы этого
знать...
Они шли через земли Балкан, и Танкред дивился тому, сколь много городов и
деревень не только не выступают вместе с ними, не только не помогают их
крестовому походу, но и встречают их озлобленно, а нередко и с оружием в руках.
Если все они добрые христане, то почему они так поступают? И Танкред терял
всякую жалость к ничтожному встречному люду.
Первым городом, который крестоносцы подвергли осаде в Малой Азии, была Никея.
Здесь Танкред получил под полную команду свой первый отряд и здесь он впервые
встретился с настоящим врагом. О, как ему пригодилось все то, чему он научился
в своих странствиях у более опытных рыцарей, а особенно - у непревзойденных
франков, которые в походах страдали лишь от недостатка вина, и у полудиких, но
непобедимых славян, которые знали лишь страдания тоски затянувшегося мира.
Боевой порядок турок-сельджуков был таков, что первым противника встрчало так
называемое "утро псового лая" - россыпь легких всадников. Сельджуки неслись на
крестоносцев, накурившись анаши и натерев морды коней опиумом. Обстрелом из
луков и дерзкими копейными набегами они ломали шеренги крестоносных рыцарей еще
до начала главного сражения. За наркотическим "лаем" следовал трезвый "день
помощи" - шеренги кавалерии, а потом - "вечер потрясения", сложенный фалангами
пехоты, над которыми реяло зеленое знамя Пророка. И вслед за своими учителями-
франками Танкред здесь впервые оценил достоинства собственной пехоты и научил
ее многим полезным приемам. Теперь его пехотинцы встречали мусульманскую
конницу частоколом воткнутых в землю и наклоненных в сторону противника алебард
и ангонов - копий с зубцами на длинных и острых наконечниках.
Кое-чему в первых битвах научился и аббат Мартелльер. Так, по его почину, за
наступавшими шеренгами рыцарей теперь следовала запряженная восьмеркой волов
повозка, которая получила название "каррочио". На ней с крестом, со святыми
мощами, с хоругвей, со святыми дарами для последнего причастия и, конечно, со
своей знаменитой дубиной, восседал сам аббат. В бою к повозке несли смертельно
раненых, и к ней спешили те, кто желал получить благословение на решительный
подвиг. Каррочио стала духовным тылом крестоносцев. С нее аббат вдохновлял
рыцарей именем Господа. И отсюда же, не сумев воздержаться, он частенько сам
несся на помощь своим духовным чадам и вламывался в самую гущу схватки,
устрашая неверных одним лишь видом своего любимого орудия. И то место, где на
бранном поле вырастал холм из турецких тел с разможженными турецкими головами,
рыцари стали называть аббатовой Голгофой.
* * *
К осени 1097 года от Рождества Христова крестоносцы подошли к границам
армянского государства Киликия. Основная часть армии пошла в обход сурового
горного массива, а Танкреду и князю Балдуину довелось освобождать город Тарс.
Но разве могли поделить одну победу два доблестных рыцаря? Танкред уже видел,
как вредит их делу дух рыцарского индивидуализма, но ничего не мог поделать и
с самим собой.
Итак, их с Балдуином ждал Тарс. Осадный опыт Танкреда помог ему раздобыть и
запастись штурмовыми машинами и деревом, необходимым для сооружения лестниц,
мостков, отыскать которое в полупустыне было невозможно. Его отряд, точнее -
пехота его отряда - тотчас занялась сооружением гигантской осадной башни,
которая должна была вырасти выше крепостных стен. Башню предстояло подкатить по
дощатомунастилу вплотную к стене, и с ее верхней площадки можно было сыпаться в
город.
Одновременно со строительством башни находящиеся под командой Танкреда "рыцари
подкопа" (было такое почетное звание) стали рыть коридоры под город, а "рыцари
прорыва" подошли к одной из стен и под защитой "черепах" то нагревали ее
кострами, то охлаждали водой, отчего кварцитовые блоки трескались, мутнели и
начинали поддаваться даже голым рукам.
Тем временем сеньоры рыцари дразнили и выманивали воинов гарнизона в чистое
поле на открытый бой.
Тарс был взят. Первым в ряды защитников крепости, сгрудившихся у пролома в
стене, врубился сам Танкред. О, славные времена, когда генералитет не нуждался
ни в биноклях, ни в стереотрубах, а благодаря личной доблести имел возможность
наблюдать сражение вблизи!.. Тем, кто шел за Танкредом, было просто невозможно
потерять его след - по обе стороны от его пути лежали два вала изуродованных
тел, а сам путь был осклизлым от крови неверных. Позже один из менестрелей
вопрошал:"Для чего мы пишем кровью на песке? Наши письма не нужны природе..."
Но эти кровавые письмена писались не только на песке - когда штурм завершился,
и Танкред обернулся к шедшим за ним рыцарям, его не узнали. Он весь был в
крови, которая, подсыхая под жарким светилом Востока, покрывала его во время
брани слой за слоем.
Тарс Танкред все-таки потерял. Из взятого города его выбил коварный Балдуин,
который располагал значительно большими силами и которому, к тому же, помогли
средиземноморские пираты. Увы, Танкред до конца своих дней так и не смог
сравняться в искусстве полководца ни с дедом, ни с дядей. У него была иная
стезя, и не его вина в том, что обстоятельства часто принуждали его забывать о
призвании.
Призванием Танкреда был особый род подвижничества, имя которому - Рыцарство. Он
должен был странствовать по свету с мечом так, как по полю его щита
странствовала бродяга-улитка с витым серебрянным панцирем. В те времена, когда
несовершенная государственность не могла обеспечить подчинение граждан закону,
поддержание справедливости было делом рыцарей sans peur et sans reproche (без
страха и упрека), которые скитались по земле и повсюду вступались за обиженных,
оскорбленных, "за вдов и сирот".
* * *
Однажды в походе Танкред случайно встретил одного из своих беглых вассалов,
который теперь был препоясан мечом и утверждал, что посвящен в рыцари неким
графом N. Но разве может человек, выросший несвободным, быть стражем доброго
порядка? Танкред велел отбить этому плебею золотые рыцарские шпоры, что по
традиции производилось над навозной кучей. Наблюдая за экзекуцией, Танкред
печально спросил у Мартелльера:
- Неужели защищать справедливость будут люди не благородного сословия? Все
большее число купцов норовит перевесить меч с луки седла на пояс, и все больше
тех, кто покупает титул ценою металла, а не крови...
Аббат погрузился в молитву.
- Брань с демонами зла всегда будет делом благородных сословий, - наконец
ответил святой отец.
1 2 3 4 5