После него толпы
вербовщиков не теснились перед списками, с нетерпением ожидая, когда будут
объявлены результаты ближайшей Олимпиады. День чтения практически ничего
не менял в жизни детей, и они еще десять лет оставались под родительской
кровлей, как и все их сверстники. Просто после этого дня они уже умели
читать.
И Джордж, готовясь к Дню образования, почти не помнил подробностей
того, что произошло с ним в День чтения, десять лет назад.
Он, правда, не забыл, что день выдался пасмурный и моросил
сентябрьский дождь. (День чтения - в сентябре. День образования - в
ноябре, Олимпиада - в мае. На эту тему сочиняли даже детские стишки.) Было
еще темно, и Джордж одевался при стенном свете. Родители его волновались
гораздо больше, чем он сам. Отец Джорджа был дипломированным
трубопрокладчиком и работал на Земле, чего втайне стыдился, хотя все
понимали, что большая часть каждого поколения неизбежно должна остаться на
Земле.
Сама Земля нуждалась в фермерах, шахтерах и даже в инженерах. Для
работы на других планетах требовались только самые последние модели
высококвалифицированных специалистов, и из восьми миллиардов земного
населения туда ежегодно отправлялось всего лишь несколько миллионов
человек. Естественно, не каждый житель Земли мог попасть в их число.
Но каждый мог надеяться, что по крайней мере кому-нибудь из его детей
доведется работать на другой планете, и Плейтен старший, конечно, не был
исключением. Он видел (как, впрочем, видели и совершенно посторонние
люди), что Джордж отличается незаурядными способностями и большой
сообразительностью. Значит, его ждет блестящая будущность, тем более, что
он единственный ребенок в семье. Если Джордж не попадет на другую планету,
то его родителям придется возложить все надежды на внуков, а когда-то еще
у них появятся внуки!
Сам по себе День чтения, конечно, мало что значил, но в то же время
только он мог показать хоть что-нибудь до наступления того, другого,
знаменательного дня. Когда дети возвращались домой, все родители Земли
внимательно слушали, как они читают, стараясь уловить особенную беглость,
чтобы истолковать ее как счастливое предзнаменование. Почти в любой семье
подрастал такой многообещающий ребенок, на которого со Дня чтения
возлагались огромные надежды только потому, что он легко справлялся с
трехсложными словами.
Джордж смутно сознавал, отчего так волнуются его родители, и в то
дождливое утро его безмятежный детский покой смущал только страх, что
радостное выражение на лице отца может угаснуть, когда он вернется домой и
покажет, как он научился читать.
Детей собрали в просторном зале городского Дома образования. В этот
месяц во всех уголках Земли в миллионах местных Домов образования
собирались такие же группы детей. Серые стены и напряженность, с которой
держались дети, стеснявшиеся непривычной нарядной одежды, нагнали на
Джорджа тоску.
Он инстинктивно поступил так же, как другие: отыскав кучку ребят,
живших с ним на одном этаже, он присоединился к ним.
Тревельян, мальчик из соседней квартиры, все еще разгуливал в длинных
локонах, а от маленьких бачков и жидких рыжеватых усов, которые ему
предстояло отрастить, едва он станет к этому физиологически способен, его
отделяли еще многие годы.
Тревельян (для которого Джордж тогда был еще Джорджи) воскликнул:
- Ага! Струсил, струсил!
- Вот и нет! - возразил Джордж и затем доверительно сообщил: - А папа
с мамой положили печатный лист на мою тумбочку и, когда я вернусь домой, я
прочту им все до последнего словечка. Вот! (В тот момент наибольшее
мучение Джорджу причиняли его собственные руки, которые он не знал куда
девать. Ему строго-настрого приказали не чесать голову, не тереть уши, не
ковырять в носу и не засовывать руки в карманы. Так что же ему было с ними
делать?)
Зато Тревельян как ни в чем не бывало сунул руки в карманы и заявил:
- А вот мой папа ничуточки не беспокоится.
Тревельян старший почти семь лет работал металлургом на Динарии, и,
хотя теперь он вышел на пенсию и жил опять на Земле, соседи смотрели на
него снизу вверх.
Возвращение на Землю не очень поощрялось из-за проблемы
перенаселенности, но все же кое-кому удавалось вернуться. Прежде всего,
жизнь на Земле была дешевле, и пенсия, мизерная в условиях Дипории, на
Земле выглядела весьма солидно. Кроме того, некоторым людям особенно
приятно демонстрировать свои успехи именно перед друзьями детства и
знакомыми, а не перед всей остальной Вселенной.
Свое возвращение Тревельян старший объяснил еще и тем, что, останься
он на Дипории, там пришлось бы остаться и его детям, а Дипория имела
сообщение только с Землей. Живя же на Земле, его дети смогут в будущем
попасть на любой из миров, даже на Новию.
Коротышка Тревельян рано усвоил эту истину. Еще до Дня чтения он
беззаботно верил, что в конце концов будет жить на Новия, и говорил об
этом как о деле решенном.
Джордж, подавленный мыслью о будущем величии Тревельяна и сознанием
собственного ничтожества, немедленно в целях самозащиты перешел в
наступление.
- Мой папа тоже не беспокоится. Ему просто хочется послушать, как я
читаю! Ведь он знает, что читать я буду очень хорошо. А твой отец просто
не хочет тебя слушать: он знает, что у тебя ничего не выйдет.
- Нет, выйдет! А чтение - это ерунда. Когда я буду жить на Новии, я
найму людей, чтобы они мне читали.
- Потому что сам ты читать не научишься! Потому что ты дурак!
- А как же я тогда попаду на Новию?
И Джордж, окончательно выведенный из себя, посягнул на основу основ:
- А кто это тебе сказал, что ты попадешь на Новию?! Никуда ты не
попадешь. Вот!
Коротышка Тревельян покраснел.
- Ну, уж трубопрокладчиком, как твой папаша, я не буду!
- Возьми назад, что сказал, дурак!
- Сам возьми!
Они были готовы броситься друг на друга. Драться им, правда, совсем
не хотелось, но возможность заняться чем-то привычным в этом чужом месте
сама по себе была уже облегчением. А к тому же Джордж сжал кулаки и встал
в боксерскую стойку, так что мучительная проблема - куда девать руки -
временно разрешилась. Остальные дети возбужденно обступили их.
Но тут же все кончилось: по залу внезапно разнесся усиленный
громкоговорителями женский голос - и сразу наступила тишина. Джордж разжал
кулаки и забыл о Тревельяне.
- Дети, - произнес голос, - сейчас мы будем называть ваши фамилии.
Тот, кто услышит свою фамилию, должен тут же подойти к одному из
служителей, которые стоят у стен. Вы видите их? Они одеты в красную форму,
и вы легко их заметите. Девочки пойдут направо, мальчики - налево. А
теперь посмотрите, какой человек в красном стоит к вам ближе всего...
Джордж сразу же увидел своего служителя и стал ждать, когда его
вызовут. Он еще побыл посвящен в тайну алфавита, и к тому времени, когда
дошла очередь до его фамилии, уже начал волноваться.
Толпа детей редела, ручейками растекаясь к красным фигурам.
Когда наконец было произнесено имя "Джордж Плейтен", он испытал
невыразимое облегчение и упоительную радость:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18