Сталин предал забвению ленинский кооперативный план и заявил, что действительность, мол, его опровергла. Было подвергнуто репрессиям 20% середняков, людей с богатейшим опытом работы. Сталин заявил о том, что «середняк всего-навсего наш союзник и мы будем с него брать дань». Ленин же призывал к прочному союзу с середняком. Я думаю, что письмо Шолохова Сталину о репрессиях к целым губерниям было написано кровью честного коммуниста. Вместо коллективизации, рассчитанной на 5-6 лет, Сталин с помощью полков солдат стремился провести ее в 2-3 месяца. Не была решена зерновая проблема, а животноводческая база СССР в результате неправильного метода обобществления уничтожена на 50%. И кулак нанес массу вреда, но основное здесь — нарушение ленинского кооперативного плана. Наша страна двигалась вперед не теми темпами и в результате к войне мы были подготовлены не так, как следовало.
Почему же сегодня надо закрывать рот тем, кто хочет сказать об этом? Я не понимаю таких установок.
Председатель
Никто вам рта не закрывает. Нельзя же с этой трибуны говорить о чем угодно. Мы обсуждаем книгу.
Тов. Петровский
Я и говорю о том, что я хотел бы видеть в книге тов. Некрича. Говорю о том, что мы забываем, когда появился фашизм и что борьбе с фашизмом при Сталине не придавалось того значения, которое придавалось при Ленине, что борьба с фашизмом началась при Ленине, забываем о созданном Лениным едином фронте борьбы с фашизмом, о решениях III и IV конгрессов Коминтерна о едином фронте борьбы с фашизмом, которые были выработаны под руководством Ленина и преданы забвению при Сталине.
Я хотел бы сказать, что, если у нас до сих пор скрывается то, что такие, как Любимовы, по указанию Сталина уничтожали Кирова и других, то надо об этом сказать во весь голос.
Тов. Снегов
Вы поймете меня, что выступать последним трудно по такому вопросу. Но я все же попробую, не утомляя вас, в пределах регламента, сделать несколько замечаний.
Первое — о книге Некрича. Понимающие в книжных делах говорят, что лучшая оценка книги — это оценка читателя. Попробуйте найти книгу Некрича в Москве. Да ее на второй день после выхода в свет нельзя было достать. Вы, конечно, можете сказать: вы все гонитесь за сенсацией… Однако же сколько залежей на книжных складах!
Книга Некрича не только интересная, не только полезная, но мне хочется еще одну оценку ей дать, — честная книга. И это ее главное достоинство.
Тут говорят: она поднимает сложные вопросы, но не на все дает ответы… Я слушаю стольких товарищей, убеленных сединой — и генеральской, и научной, но я не слышал ответа на все вопросы. Есть вопросы, на которые еще никто не ответил. Почему же вы предъявляете к книге Некрича такие требования: того нет, того нет, о системе не сказал, о родственных чувствах и пр.
Честная, подлинно научная работа. С этой точки зрения тов. Некрич совершил мужественный подвиг в специфической сложной научной области. Уже одно то, что он ряд вопросов поставил, которые заставляют думать, заставляют рыться в архивах, заставляют искать ответа, это — уже научный подвиг, это уже вклад в нашу историю.
Я этим ограничусь, общими замечаниями, потому что времени мало, я не собираюсь показывать, какие есть противоречия на одной странице, на другой, не в этом дело. Хуже, когда противоречия в делах. Если не сходится какой-то утренний и вечерний приказы, то надо обратиться не к Некричу, а к авторам приказа.
В связи с книгой Некрича тут, естественно, возникло много проблем и самая важная проблема — а кто же виноват? Одни говорят: командующие округами. Другие говорят, что командование не так было информировано. Третьи называют Шмидта; четвертые — Голикова.
Я прежде всего хочу выразить сочувствие сегодняшнему докладчику. На него выпала тяжелая, тягчайшая доля: с одной стороны, книга хорошая, говорит он, с другой стороны — выводы никуда не годятся.
Чем же книга хороша? Дело в том, что хотя бы для приличия надо ее похвалить. Надо сказать, что у нас выходит много книг и много выходит книг порочных, причем, кстати сказать, по вопросам истории. И мы никак не можем собраться — мне уже два года обещают — обсудить книгу знаменитого фальсификатора Ивана Петрова о VI съезде, — ее все собираются обсудить. А книгу Некрича, как она, по чьему-то мнению, ни плоха, сразу и обсудили.
Конечно, положение тов. Деборина тяжелое — надо и похвалить, и попытаться дезавуировать книгу Некрича.
Давайте поставим один такой вопрос. Командир полка обеспечивает оборону одного километра. Когда на него враг напал, замки оказались не в винтовках, не в орудиях, и враг прошел. Что будет с этим командиром полка? В тот же день по приказу Сталина военный трибунал будет судить его за предательство. И никто не будет возмущаться этим и никаких изысканий по этому поводу не будет. Мы бывали на фронтах. И знаем, что это такое, когда весь состав кричит «знамя», но зарядов нет, воюй хоть палками.
Мы здесь обсуждаем вопрос в большом масштабе, речь идет о командире не полка, а целой страны. Не будем говорить, почему он оказался командиром. Кто тут отвечает? Отвечает тот, кто стал им по решению партии, кто узурпировал право партии, съезда партии. Тринадцать лет не было съезда партии. Естественно обратиться к предположению, что он не знал, может быть, не было предупреждений, может, информация была плохая, разведка плохо работала?…
Позвольте попутно задать один маленький вопрос. Кто объяснит, почему, когда наш разведчик № 1, преданнейший коммунист Зорге был схвачен и посажен японцами в тюрьму, — почему в советскую тюрьму села его жена? Кто это объяснит?
Как же вы можете, уважаемый тов. Деборин, пытаться взять под защиту истинного виновника?
Тов. Деборин
Не приписывайте мне того, чего не было. Это нечестный прием.
Тов. Снегов
Вы говорили то, что вы думали. Все ваше выступление было посвящено мысли: не трогайте Ворошилова, не трогайте Буденного, они святые, хотя и принимали участие в расстреле Тухачевского; не трогайте Голикова… Что вы думаете — здесь собрались маленькие дети? Я вам сочувствую, потому что, говоря дальше, может быть, и Поскребышева придется объявить в числе виновных.
Нет, не случайны ошибки Сталина, и об этом говорит лучше всего то, что деятельность Сталина, начиная с середины тридцатых годов, была переполнена отступничеством от интересов страны. Тут, конечно, есть щепетильный вопрос, вопрос о договоре с Гитлером. Я думаю, что в этой аудитории можно все сказать. Тут преподаватели, историки, пускай мне скажут: вот Ленин пошел бы на сговор с Гитлером, по сговору с ним стал бы делить и кроить Европу? Вы об этом подумайте! Совершать четвертый раздел Польши! Были случаи, когда наши войска заходили на ту территорию, которая по договору с Гитлером должна была отойти к нему, мы извинялись, отступали назад и отдавали территорию Гитлеру. Как же вы будете давать эту самую формулировку — «воссоединение»? Разве можно говорить, что это был результат воссоединения, революции в Западной Украине? Сидели за картой и делили: вот это тебе, вот это мне…
Вот я хочу напомнить историкам один очень ценный исторический факт, напомнить, как себя вел в таких случаях Ленин. Я присутствовал на экстренной сессии ЦИКа в июле 1918 г., когда немцы предъявили нам — немощным, голодным, безоружным, не имеющим армии, ультиматум после убийства Мирбаха:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
Почему же сегодня надо закрывать рот тем, кто хочет сказать об этом? Я не понимаю таких установок.
Председатель
Никто вам рта не закрывает. Нельзя же с этой трибуны говорить о чем угодно. Мы обсуждаем книгу.
Тов. Петровский
Я и говорю о том, что я хотел бы видеть в книге тов. Некрича. Говорю о том, что мы забываем, когда появился фашизм и что борьбе с фашизмом при Сталине не придавалось того значения, которое придавалось при Ленине, что борьба с фашизмом началась при Ленине, забываем о созданном Лениным едином фронте борьбы с фашизмом, о решениях III и IV конгрессов Коминтерна о едином фронте борьбы с фашизмом, которые были выработаны под руководством Ленина и преданы забвению при Сталине.
Я хотел бы сказать, что, если у нас до сих пор скрывается то, что такие, как Любимовы, по указанию Сталина уничтожали Кирова и других, то надо об этом сказать во весь голос.
Тов. Снегов
Вы поймете меня, что выступать последним трудно по такому вопросу. Но я все же попробую, не утомляя вас, в пределах регламента, сделать несколько замечаний.
Первое — о книге Некрича. Понимающие в книжных делах говорят, что лучшая оценка книги — это оценка читателя. Попробуйте найти книгу Некрича в Москве. Да ее на второй день после выхода в свет нельзя было достать. Вы, конечно, можете сказать: вы все гонитесь за сенсацией… Однако же сколько залежей на книжных складах!
Книга Некрича не только интересная, не только полезная, но мне хочется еще одну оценку ей дать, — честная книга. И это ее главное достоинство.
Тут говорят: она поднимает сложные вопросы, но не на все дает ответы… Я слушаю стольких товарищей, убеленных сединой — и генеральской, и научной, но я не слышал ответа на все вопросы. Есть вопросы, на которые еще никто не ответил. Почему же вы предъявляете к книге Некрича такие требования: того нет, того нет, о системе не сказал, о родственных чувствах и пр.
Честная, подлинно научная работа. С этой точки зрения тов. Некрич совершил мужественный подвиг в специфической сложной научной области. Уже одно то, что он ряд вопросов поставил, которые заставляют думать, заставляют рыться в архивах, заставляют искать ответа, это — уже научный подвиг, это уже вклад в нашу историю.
Я этим ограничусь, общими замечаниями, потому что времени мало, я не собираюсь показывать, какие есть противоречия на одной странице, на другой, не в этом дело. Хуже, когда противоречия в делах. Если не сходится какой-то утренний и вечерний приказы, то надо обратиться не к Некричу, а к авторам приказа.
В связи с книгой Некрича тут, естественно, возникло много проблем и самая важная проблема — а кто же виноват? Одни говорят: командующие округами. Другие говорят, что командование не так было информировано. Третьи называют Шмидта; четвертые — Голикова.
Я прежде всего хочу выразить сочувствие сегодняшнему докладчику. На него выпала тяжелая, тягчайшая доля: с одной стороны, книга хорошая, говорит он, с другой стороны — выводы никуда не годятся.
Чем же книга хороша? Дело в том, что хотя бы для приличия надо ее похвалить. Надо сказать, что у нас выходит много книг и много выходит книг порочных, причем, кстати сказать, по вопросам истории. И мы никак не можем собраться — мне уже два года обещают — обсудить книгу знаменитого фальсификатора Ивана Петрова о VI съезде, — ее все собираются обсудить. А книгу Некрича, как она, по чьему-то мнению, ни плоха, сразу и обсудили.
Конечно, положение тов. Деборина тяжелое — надо и похвалить, и попытаться дезавуировать книгу Некрича.
Давайте поставим один такой вопрос. Командир полка обеспечивает оборону одного километра. Когда на него враг напал, замки оказались не в винтовках, не в орудиях, и враг прошел. Что будет с этим командиром полка? В тот же день по приказу Сталина военный трибунал будет судить его за предательство. И никто не будет возмущаться этим и никаких изысканий по этому поводу не будет. Мы бывали на фронтах. И знаем, что это такое, когда весь состав кричит «знамя», но зарядов нет, воюй хоть палками.
Мы здесь обсуждаем вопрос в большом масштабе, речь идет о командире не полка, а целой страны. Не будем говорить, почему он оказался командиром. Кто тут отвечает? Отвечает тот, кто стал им по решению партии, кто узурпировал право партии, съезда партии. Тринадцать лет не было съезда партии. Естественно обратиться к предположению, что он не знал, может быть, не было предупреждений, может, информация была плохая, разведка плохо работала?…
Позвольте попутно задать один маленький вопрос. Кто объяснит, почему, когда наш разведчик № 1, преданнейший коммунист Зорге был схвачен и посажен японцами в тюрьму, — почему в советскую тюрьму села его жена? Кто это объяснит?
Как же вы можете, уважаемый тов. Деборин, пытаться взять под защиту истинного виновника?
Тов. Деборин
Не приписывайте мне того, чего не было. Это нечестный прием.
Тов. Снегов
Вы говорили то, что вы думали. Все ваше выступление было посвящено мысли: не трогайте Ворошилова, не трогайте Буденного, они святые, хотя и принимали участие в расстреле Тухачевского; не трогайте Голикова… Что вы думаете — здесь собрались маленькие дети? Я вам сочувствую, потому что, говоря дальше, может быть, и Поскребышева придется объявить в числе виновных.
Нет, не случайны ошибки Сталина, и об этом говорит лучше всего то, что деятельность Сталина, начиная с середины тридцатых годов, была переполнена отступничеством от интересов страны. Тут, конечно, есть щепетильный вопрос, вопрос о договоре с Гитлером. Я думаю, что в этой аудитории можно все сказать. Тут преподаватели, историки, пускай мне скажут: вот Ленин пошел бы на сговор с Гитлером, по сговору с ним стал бы делить и кроить Европу? Вы об этом подумайте! Совершать четвертый раздел Польши! Были случаи, когда наши войска заходили на ту территорию, которая по договору с Гитлером должна была отойти к нему, мы извинялись, отступали назад и отдавали территорию Гитлеру. Как же вы будете давать эту самую формулировку — «воссоединение»? Разве можно говорить, что это был результат воссоединения, революции в Западной Украине? Сидели за картой и делили: вот это тебе, вот это мне…
Вот я хочу напомнить историкам один очень ценный исторический факт, напомнить, как себя вел в таких случаях Ленин. Я присутствовал на экстренной сессии ЦИКа в июле 1918 г., когда немцы предъявили нам — немощным, голодным, безоружным, не имеющим армии, ультиматум после убийства Мирбаха:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84