Новое выступление против опричнины имело одну характерную особенность. В нем не участвовала суздальская знать, напуганная казанской ссылкой и казнью А.Б. Горбатого. Протест исходил от земского руководства, выдвинувшегося после учреждения опричнины и лояльного в отношении опричнины. Власти не ожидали протеста с их стороны и не решились наказать главных действующих лиц. В итоге пострадали помимо Пронского незнатные дворяне Карамышев и Бундов. Члены двух названных фамилий были приняты в тысячу «лучших слуг», но значились среди детей боярских низшей статьи.
Филипп Колычев обладал неукротимым нравом. Его появление в столице благоприятствовало относительно мирному исходу дела. По-видимому, именно новый митрополит выхлопотал у царя помилование для подавляющего большинства тех, кто подписал челобитную грамоту. После недолгого тюремного заключения они были выпущены на свободу без всякого наказания. Сообщая обо всем этом, Шлихтинг сделал важную оговорку. По прошествии непродолжительного времени, замечает он, царь вспомнил о тех, кто был отпущен на свободу, и подверг их опале. Это указание позволяет уточнить состав земской оппозиции, выступившей на соборе, поскольку вскоре после роспуска собора многие из его членов действительно подверглись казням и гонениям. В числе их оказался конюший боярин И.П. Челяднин-Федоров. К началу опричнины конюший стал одним из главных руководителей земской думы. По свидетельству современников, царь признавал его самым благоразумным среди бояр и вверял ему управление Москвой в свое отсутствие. На первом году опричнины Челяднин возглавил московскую семибоярщину, а позже от имени царя произвел размен и конфискацию Старицкого удельного княжества. Боярин был одним из самых богатых людей своего времени. Он отличался честностью и не брал взяток, благодаря чему его любили в народе. Можно проследить за службой Челяднина месяц за месяцем, неделю за неделей вплоть до роковых дней роспуска Земского собора, когда в его судьбе наступил решительный перелом. Конюшего отстранили от руководства земщиной и отправили на воеводство в пограничную крепость Полоцк. Именно в этот момент польско-литовское правительство тайно предложило конюшему убежище, указывая на то, что царь желал над ним «кровопроливство вчинити». Участие конюшего в выступлении земских дворян против опричнины едва не стоило ему головы.
Власти были поражены масштабами земской оппозиции. Грозный давно не выносил возражений. Он должен был наконец отдать себе отчет в том, что все попытки стабилизировать положение путем уступок потерпели неудачу. Социальная база правительства продолжала неуклонно сужаться.
Попытки политического компромисса не удались. Надежды на трансформацию опричных порядков умерли, едва родившись. Но эпоха компромисса оставила глубокий след в политическом развитии России. Соборы впервые приобрели черты Земского собора.
Члены собора пошли навстречу пожеланиям властей и утвердили введение чрезвычайных налогов. Однако взамен они потребовали от царя политических уступок — отмены опричнины.
Челобитье земских дворян разрушило все расчеты правительства. Новые насилия опричнины положили конец дальнейшему развитию практики земских соборов.
«Заговор» Федорова
После выступления членов собора власти не только не отменили опричнину, но и постарались укрепить ее изнутри. В самом начале 1567 г. царь забрал в опричнину Костромской уезд. Такой выбор объясняется достаточно просто. В этом уезде меры против «изменников» приобрели самый широкий размах. Первыми лишились земель в Костроме братья Адашевы, владельцы обширных костромских вотчин, а также их родня Ольговы, Путиловы и Туровы. Среди казанских поселенцев костромские дворяне составили одну из самых многочисленных групп. В их числе были Тыртовы, Сотницкие, Образцовы. Дворовым по Костроме числился князь Василий Рыбин-Пронский, казненный после выступления земских людей против опричнины в 1566 г.
Конфискованные в Костроме земли были использованы для испомещения опричников.
Остававшиеся в уезде землевладельцы не вызывали подозрений, а потому правительство избежало массового выселения помещиков из нового опричного уезда.
В результате «перебора людишек» примерно две трети местных дворян попали на опричную службу. Численность опричного охранного корпуса сразу увеличилась с 1000 до 1500 человек.
Правительство не только расширяло границы опричнины, но и с лихорадочной поспешностью укрепляло важнейшие опричные центры, строило замки и крепости.
Сначала царь Иван задумал выстроить «особный» опричный двор внутри Кремля, но затем счел благоразумным перенести свою резиденцию в опричную половину столицы, «за город», как тогда говорили. В течение полугода на расстоянии ружейного выстрела от Кремля вырос мощный замок. Его окружали каменные стены высотою в три сажени. На воротах, обитых жестью, было два резных разрисованных льва. У одного льва раскрытая пасть была обращена в сторону земщины, у другого — внутрь опричного замка. Между львами стоял двуглавый черный орел. Еще три черных орла венчали шпили замка. У Государева двора не было башен, и его стены не имели бойниц. Надо вспомнить, что опричный двор был спроектирован в то время, когда Грозный задумал примириться с земщиной и готовился объявить общую амнистию.
Полагают, будто опричный замок был построен по образу Града Божьего, а летящий орел, украшавший его, заключал эсхатологическую символику — грядущее адское наказание в дни Страшного Суда.
Отъезд главы государства из Кремля вызвал нежелательные толки, ввиду чего Посольский приказ официально объявил, что царь выстроил себе резиденцию за городом для своего «государского прохладу». Если бы иноземцы вздумали говорить, что царь решил «разделиться» с опальными боярами, дипломаты должны были опровергнуть их и категорически заявить, что «делиться» государю не с кем.
Замок на Неглинной недолго казался царю надежным убежищем. В Москве он чувствовал себя неуютно. В его голове родился план основания собственной опричной столицы в Вологде. Там он задумал выстроить мощную крепость наподобие Московского Кремля. Опричные власти приступили к немедленному осуществлению этого плана. За несколько лет была возведена главная, юго-восточная стена крепости с десятью каменными башнями. Внутри крепости вырос грандиозный Успенский собор. Около 300 пушек, отлитых на московском Пушечном дворе, доставлены были в Вологду и свалены там в кучу. 500 опричных стрельцов круглосуточно стерегли стены опричной столицы.
Наборы дворян в опричную армию, строительство замка у стен Кремля, сооружение грандиозной крепости в лесном Вологодском крае в значительном удалении от границ и прочие военные приготовления не имели целью укрепление обороны страны от внешних врагов. Все дело заключалось в том, что царь и опричники боялись внутренней смуты и готовились вооруженной рукой подавить мятеж могущественных земских бояр.
Будущее не внушало уверенности мнительному самодержцу. Призрак смуты породил в его душе тревогу за собственную безопасность. Перспектива вынужденного отречения казалась все более реальной, и царь должен был взвесить все шансы на спасение в случае неблагоприятного развития событий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129