душевая кабина с ванной 170х80 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

множество сараев (явно недавно поставленных), клеток, где копошилась какая-то живность. Где-то здесь располагалась и конюшня — парторг расслышал ржанье и учуял запах лошадей. Во дворике двое мальчишек пилили бревно на козлах сверкающей на солнце пилой. Старушка крошила что-то в корыто. Вокруг нее вертелись несколько кошек и собак. На земле стояла огромная старинная клетка с лесными птицами.
Сад заканчивался обрывом, под которым блестела река. В этом месте, почти у самого обрыва, стоял дом — старый и скромный, обычного деревенского вида.
Варвара Алексеевна попросила Дунаева подождать, а сама вошла в дом. Вскоре она вышла со словами:
— Зайдите. Дверь в конце коридора.
Дунаев прошел скрипучий коридор и постучал.
— Н-да, — отозвался голос изнутри.
Парторг вошел.
Комната, довольно большая, была ярко освещена солнечными лучами, врывающимися в открытые окна. Свет ярко отражался в стеклах шкафов и в стеклах очков человека, который сидел за письменным столом и что-то писал. Облик типичного пожилого врача. Совершенно седой, румяный, с аккуратной белоснежной бородкой и такими же усами, в круглых очках в стальной оправе. Серый костюм, галстук. Все как и должно быть. Одет аккуратно, по-городскому, несколько даже щеголевато для заброшенной деревни.
Понимая, что должен немного подождать, Дунаев стал разглядывать картины на стенах. Над столом висела репродукция картины Нестерова, изображающая физиолога Павлова, положившего на стол руки со сжатыми кулаками. Внешне Павлов несколько напоминал хозяина комнаты. Рядом висела другая репродукция — фрагмент фрески Микеланджело, на которой Бог и Адам протягивали друг к другу руки, почти соприкасаясь указательными пальцами.
— Итак, с кем имею честь? — хозяин отложил в сторону свои бумаги.
— Владимир Петрович Дунаев, — представился парторг.
— А я буду Павел Андреич. Вообще-то я пользую животных, ветеринар по призванию, но сейчас время такое… Приходится иногда оказывать помощь и прямоходящим. Однако считаю своим долгом предупредить — я ветеринар и еще раз ветеринар, так что прошу не жаловаться. Чем, однако, могу быть вам полезен?
— Видите ли… Я душевнобольной, — сказал парторг решительно, но тут же поправился: — Точнее, не душевнобольной, а сумасшедший. Так будет правильнее. Душа-то у меня здоровая, душа как душа. Обычная. Да и нет, собственно, никакой души, это все поповские, так сказать… Ну да ладно. А вот ум — с умом не все в порядке. Ум, в общем-то, совершенно вышел из строя.
Врач откинулся в плетеном кресле, глядя на Дунаева.
— Да, нечасто в наше суровое время приходится слышать подобные жалобы. Люди перестали замечать собственные психические отклонения. Что и не странно. На что же вы жалуетесь? Нельзя ли уточнить?
— Если уточнить, то… Если уточнить, я жалуюсь на то, что в результате расстройства ума перестал быть человеком. Но не в том смысле, что я потерял какие-то способности или свойства, присущие нормальным людям. В общем-то, я не потерял этих свойств. Скорее наоборот — приобрел дополнительные свойства. Но дело опять же не в этом… Как бы вам объяснить? Вот, возьмем, например, Индию… (Дунаеву вдруг вспомнилась книга, которую читала Зина Миронова.) Там имеются различные касты. Так?
Врач кивнул.
— И я вот как будто перешел из одной касты в другую. В касту нелюдей.
— В касту неприкасаемых? Или, напротив, в касту брахманов? — спросил врач с осторожным любопытством.
Дунаев постарался ответить как можно разумнее. Ему нравилось говорить с этим аккуратным стариком. Он чувствовал, что разум его словно бы очищается и светлеет под внимательным взглядом врача.
— Вы хотите узнать — поднялся ли я или опустился при переходе в другую касту? Но я и сам не знаю. Это мне и хотелось бы узнать. В этом-то все и дело… Конечно, я часто ощущаю невероятное могущество, мощь, которая мне и не снилась, когда я был человеком. Но… Я не знаю, выше я или ниже людей. Знаю только, что я — не человек.
Врач вдруг добродушно улыбнулся.
— Ну, в таком случае, голубчик, вы пришли по правильному адресу. Я ведь лечу не людей. Относительно животных тоже ведь нельзя с уверенностью сказать, выше они или ниже людей. Принято считать, что ниже. Но я в этом не уверен. Я, знаете ли, написал книгу «Нарушения психики у животных». Если вас интересует эта тема, я подарю вам экземпляр, когда мы закончим беседу. Однако теперь… Вы ждете от меня, я полагаю, совета. Прежде чем что-либо советовать вам, мне надо бы больше знать о вас. Я не спрашиваю у вас, кто вы. Мне и так ясно, что вы пришли из леса, — врач многозначительно окинул взглядом грязную и порванную одежду Дунаева. — Я сам бывал в лесу. Знаю, что это такое. Но я, знаете ли, кабинетный ученый. Лес наскучил мне. Кто рекомендовал вам обратиться ко мне?
— Колдун из Ёжовского.
— А, из Ежовки. Акимыч, — врач улыбнулся. — Знаю, знаю. Хороший человек. Ну что ж, нам надобно решить, как мы с вами будем разговаривать. Знакомы ли вы с гипнозом?
— Да, я видел… У нас на заводе, в клубе, показывали.
— Ну вот что. Поскольку временем мы с вами располагаем ограниченным, я мог бы ввести вас в состояние гипноза. И в этом состоянии вы мне о себе немного расскажете. Таким образом я смогу лучше понять вас. Понять ваше, нечеловеческое, — врач мягко усмехнулся. — Это вопрос экономии времени. Но — решать вам.
— Гипноз так гипноз. Мне все равно. Я и так живу как под гипнозом, — Дунаев пожал плечами.
— Ну и отлично. — Врач подвинул свое кресло ближе к Дунаеву, уселся напротив, взяв со стола маленькое круглое зеркальце, оправленное в латунь, на длинной эбонитовой ножке. Он стал покачивать зеркальцем перед лицом парторга. — Расслабьтесь, голубчик. Вам сейчас хорошо, спокойно. Спокойно. Смотрите сюда. Следите за лучиком света. Лучик. Теплый, солнечный. Отраженный. Вам спокойно. Хочется спать. Тепло, солнечно. Как на пляже. Лучик. Глаза закрываются. Хочется спать. Очень хочется спать. Спатеньки. Вы спите. Спать. Очень хорошо спится. Очень сладко спится этой весной. Сахарно, как никогда прежде, спится этой весной. Особенно сладко и глубоко спится этой весной.
По весне-то спится сладко в крепдешиновом пенсне,
И во сне поет лошадка на сосне.
Даже если кто-то скажет: «Котик! Микроогород!» —
Он потом тебе расскажет, что за Овощ там нас ждет.
Дунаев проснулся от не очень сильного удара по плечу. Это доктор плашмя ударил его ладонью.
— Вот мы и проснулись, — ласково сказал старичок. — И чувствуем себя, я полагаю, превосходно. Не так ли?
Дунаев и в самом деле чувствовал себя хорошо — он казался себе отдохнувшим, словно бы освободившимся от какой-то тяжести, которая его давно обременяла. Только несколько болело горло. Видимо, потому, что он несколько часов подряд говорил, не умолкая, находясь под гипнозом. Он ничего не помнил об этом. Но на столе врача лежала открытая тетрадь, испещренная быстрыми записями — видимо, доктор записал кое-что из этого монолога.
В глазах аккуратного старика присутствовало удовлетворение.
— Вы мне многое поведали. Было очень занимательно. Благодарен. Но теперь вам надо подкрепиться. Милости прошу.
Элегантным, старорежимным жестом старик указал Дунаеву на небольшой столик, накрытый к чаепитию. Для одного. Парторг глубоко вздохнул и огляделся. Когда он «засыпал», солнце еще только подбиралось к зениту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148
 https://sdvk.ru/Mebel_dlya_vannih_komnat/Aquanet/ 

 белорусская керамическая плитка керамин