Между ледяными валами этого самого странного в мире ледника мы и поставили свой островерхий, похожий на карточный домик: толстые деревянные брусья, обитые сверху фанерой. Мы — это я и мой новый доброволец-помощник, младший лейтенант американского «Нэви» и помощник начальника радиостанции Мак-Мердо Филл Двир (Дейва Кука забрала на свои работы новая смена). Рядом с домиком мы укрепили расчалками мачту радиостанции. Но мне не везло с радиоаппаратурой. Эта радиостанция тоже так ни разу и не передала свои позывные в эфир. При первом же прикосновении к ней моего помощника из неё пошёл дым, и по тому, как взглянул в этот момент на меня Филл, я понял, что он понимает в этой технике не намного больше меня. Дым быстро перестал идти, но станция уже не работала. Оказалось, что Филл был связан с радио совсем недавно. На «гражданке» он окончил институт по специальности «генетика сельскохозяйственных животных». Ему предложили избрать своей военной специальностью радио уже здесь, во флоте.
Пришлось жить без радио. Раз в день к нам подлетал вертолёт и делал круг. Мы выкладывали условный знак «все в порядке», и он улетал. Так осуществлялась связь. Иногда вертолёт садился рядом с домиком, экипаж и пассажиры выскакивали из машины и начинали лихорадочно фотографировать наш домик и нас рядом с ним. Снимать было что, ведь на флагштоке рядом с домиком, на одном тросике развевались и хлопали под ветром от вращающихся лопастей вертолёта два флага — советский и американский. Времена были трудные, шла война во Вьетнаме, и это было одно из немногих мест на Земле, где наши флаги так дружественно развевались на одной мачте.
В тот день я и Филл пробирались через дикое нагромождение льда к своему одинокому домику, возвращаясь из маршрута. Мы жили в этом одиноком домике уже много дней, пытаясь разными способами выяснить, каким образом на поверхность ледника попали остатки огромных рыб, губок, кораллов и других морских организмов, которые валялись здесь всюду. Вздыбленный пейзаж вокруг говорил о том, что в летнее время здесь идёт буйное таяние льда. Бурные реки талой воды, по-видимому, и сделали ландшафт таким диким. Задолго до нашего посещения этих мест, ещё во времена капитана Скотта, первым увидел остатки морских организмов на поверхности ледника английский географ Дебенхем. Увидел и обрадовался. «Я нашёл доказательство того, что у нижней поверхности шельфовых ледников идёт намерзание льда. Все эти морские организмы были захвачены намерзанием у нижней поверхности и постепенно, по мере нарастания льда снизу оказывались все дальше и дальше от нижней поверхности, как бы передвигались снизу вверх, до тех пор пока не вытаяли на верхней поверхности», — писал он.
Эта точка зрения имела одно время много сторонников. Действительно, морская вода под шельфовыми ледниками хотя и имела более высокую температуру, чем температура её замерзания, однако она держалась все же около минус 2 градусов, а ведь пресный лёд, которым, казалось, в основном сложены шельфовые ледники, замерзал уже при нуле градусов. Вывод этот был очень важным, ведь шельфовые ледники Антарктиды занимали огромные площади, были одними из самых активных ледниковых образований, и от того, что делалось у их нижней поверхности, многое зависело. Конечно же гляциологи пытались выяснить, тает или намерзает лёд под шельфовыми ледниками. И вот внезапно появилось много различных данных, говорящих одно и то же: лёд под шельфовыми ледниками не намерзает, он тает. Американский учёный Джим Замберг пришёл к этому выводу, изучая изменения скоростей движения, толщин льда и величины накопления снега для различных мест шельфового ледника Росса — самого крупного из плавающих ледников Антарктиды.
Австрийский гляциолог Фриц Леве попробовал экспериментально проверить, что же будет с кусками пресного льда, помещёнными в морскую воду при температуре минус 1,5 градуса. Оказалось, что куски льда растаяли, и довольно быстро. Англичанин Гордон Робин, как я уже рассказывал раньше, пришёл к этому выводу, изучая изменения температуры толщи ледника по мере удаления от его поверхности. Как я уже писал, эта температура, измеренная в толще шельфового ледника Модхейм, оставалась почти неизменно низкой в верхних слоях льда, а потом резко повышалась к нижней поверхности ледника вплоть до температуры замерзания морской воды. Но такой она и должна была быть, если предположить, что в леднике существует как бы выхолаживание толщи за счёт вертикального движения частиц льда сверху вниз благодаря непрерывному накоплению осадков у верхней поверхности и такому же непрерывному таянию льда снизу.
Через несколько лет Берт Крери пробурил на конце ледника Росса глубокую, почти до его дна, скважину в 240 метров. И в этой скважине распределение температур в основной её части было такого же типа, как и в леднике Модхейм. Крери удалось подсчитать, что такое распределение соответствует таянию льда снизу со скоростью около одного метра в год.
И вот наступил момент, когда все вдруг стали говорить о таянии под ледниками с такой же уверенностью, как раньше говорили о намерзании под ними.
Даже для остатков рыб и других морских организмов на языке ледника Кеттлиц нашлось другое объяснение. Эти остатки могли быть подняты вверх во время приливов и отливов по трещинам, которые были в изобилии у островов Дейли. Действительно, ведь намерзание снизу может идти, если есть отвод тепла, выделяемого при замерзании воды. Этот отвод возможен в рассматриваемой модели только вверх, через толщу ледника. Но простые подсчёты показывают, что для реальных значений толщин льда и температур у его холодной верхней поверхности вверх отводится так мало тепла, что скорость намерзания при этом не будет превышать нескольких сантиметров в год.
И всё-таки мне хотелось верить, что это не так. Что-то подсказывало мне, что под плавающим языком ледника Кеттлиц идёт интенсивное намерзание. Ведь из-под ледника Кеттлиц под язык — плавающее его продолжение поступает значительное количество пресной воды, образовавшейся вследствие подледникового таяния в Центральной Антарктиде, а также за счёт трения льда о ложе под самим ледником Кеттлиц. А что если эта лёгкая в сравнении с морской пресная вода распространяется, образуя при нуле градусов замерзаемый слой у нижней поверхности плавающего языка? Тогда при контакте этого слоя с расположенной ниже холодной, замерзающей при температуре около минус 2 градуса морской водой будет происходить сильное переохлаждение пресной воды и интенсивное её намерзание снизу ледника.
Но как проверить, идёт ли под этим ледником таяние или намерзание? Очень просто, надо пробурить скважину и измерить распределение температур в толще. Если ледник находится в режиме «выхолаживания» за счёт вертикального движения льда сверху вниз, под ледником идёт таяние. Если же средняя температура в толще выше её значения для неподвижной толщи льда, ледник находится в режиме «отепления» за счёт вертикального движения льда снизу вверх, что соответствует намерзанию снизу и таянию сверху.
Ещё осенью, когда мы с Бертом Крери выбирали интересные для меня места работ, я рассказал ему об этой идее. Берт так загорелся, что мы на другой же день полетели на этот удивительный ледник и сразу поняли, что бурить осенью там бесполезно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Пришлось жить без радио. Раз в день к нам подлетал вертолёт и делал круг. Мы выкладывали условный знак «все в порядке», и он улетал. Так осуществлялась связь. Иногда вертолёт садился рядом с домиком, экипаж и пассажиры выскакивали из машины и начинали лихорадочно фотографировать наш домик и нас рядом с ним. Снимать было что, ведь на флагштоке рядом с домиком, на одном тросике развевались и хлопали под ветром от вращающихся лопастей вертолёта два флага — советский и американский. Времена были трудные, шла война во Вьетнаме, и это было одно из немногих мест на Земле, где наши флаги так дружественно развевались на одной мачте.
В тот день я и Филл пробирались через дикое нагромождение льда к своему одинокому домику, возвращаясь из маршрута. Мы жили в этом одиноком домике уже много дней, пытаясь разными способами выяснить, каким образом на поверхность ледника попали остатки огромных рыб, губок, кораллов и других морских организмов, которые валялись здесь всюду. Вздыбленный пейзаж вокруг говорил о том, что в летнее время здесь идёт буйное таяние льда. Бурные реки талой воды, по-видимому, и сделали ландшафт таким диким. Задолго до нашего посещения этих мест, ещё во времена капитана Скотта, первым увидел остатки морских организмов на поверхности ледника английский географ Дебенхем. Увидел и обрадовался. «Я нашёл доказательство того, что у нижней поверхности шельфовых ледников идёт намерзание льда. Все эти морские организмы были захвачены намерзанием у нижней поверхности и постепенно, по мере нарастания льда снизу оказывались все дальше и дальше от нижней поверхности, как бы передвигались снизу вверх, до тех пор пока не вытаяли на верхней поверхности», — писал он.
Эта точка зрения имела одно время много сторонников. Действительно, морская вода под шельфовыми ледниками хотя и имела более высокую температуру, чем температура её замерзания, однако она держалась все же около минус 2 градусов, а ведь пресный лёд, которым, казалось, в основном сложены шельфовые ледники, замерзал уже при нуле градусов. Вывод этот был очень важным, ведь шельфовые ледники Антарктиды занимали огромные площади, были одними из самых активных ледниковых образований, и от того, что делалось у их нижней поверхности, многое зависело. Конечно же гляциологи пытались выяснить, тает или намерзает лёд под шельфовыми ледниками. И вот внезапно появилось много различных данных, говорящих одно и то же: лёд под шельфовыми ледниками не намерзает, он тает. Американский учёный Джим Замберг пришёл к этому выводу, изучая изменения скоростей движения, толщин льда и величины накопления снега для различных мест шельфового ледника Росса — самого крупного из плавающих ледников Антарктиды.
Австрийский гляциолог Фриц Леве попробовал экспериментально проверить, что же будет с кусками пресного льда, помещёнными в морскую воду при температуре минус 1,5 градуса. Оказалось, что куски льда растаяли, и довольно быстро. Англичанин Гордон Робин, как я уже рассказывал раньше, пришёл к этому выводу, изучая изменения температуры толщи ледника по мере удаления от его поверхности. Как я уже писал, эта температура, измеренная в толще шельфового ледника Модхейм, оставалась почти неизменно низкой в верхних слоях льда, а потом резко повышалась к нижней поверхности ледника вплоть до температуры замерзания морской воды. Но такой она и должна была быть, если предположить, что в леднике существует как бы выхолаживание толщи за счёт вертикального движения частиц льда сверху вниз благодаря непрерывному накоплению осадков у верхней поверхности и такому же непрерывному таянию льда снизу.
Через несколько лет Берт Крери пробурил на конце ледника Росса глубокую, почти до его дна, скважину в 240 метров. И в этой скважине распределение температур в основной её части было такого же типа, как и в леднике Модхейм. Крери удалось подсчитать, что такое распределение соответствует таянию льда снизу со скоростью около одного метра в год.
И вот наступил момент, когда все вдруг стали говорить о таянии под ледниками с такой же уверенностью, как раньше говорили о намерзании под ними.
Даже для остатков рыб и других морских организмов на языке ледника Кеттлиц нашлось другое объяснение. Эти остатки могли быть подняты вверх во время приливов и отливов по трещинам, которые были в изобилии у островов Дейли. Действительно, ведь намерзание снизу может идти, если есть отвод тепла, выделяемого при замерзании воды. Этот отвод возможен в рассматриваемой модели только вверх, через толщу ледника. Но простые подсчёты показывают, что для реальных значений толщин льда и температур у его холодной верхней поверхности вверх отводится так мало тепла, что скорость намерзания при этом не будет превышать нескольких сантиметров в год.
И всё-таки мне хотелось верить, что это не так. Что-то подсказывало мне, что под плавающим языком ледника Кеттлиц идёт интенсивное намерзание. Ведь из-под ледника Кеттлиц под язык — плавающее его продолжение поступает значительное количество пресной воды, образовавшейся вследствие подледникового таяния в Центральной Антарктиде, а также за счёт трения льда о ложе под самим ледником Кеттлиц. А что если эта лёгкая в сравнении с морской пресная вода распространяется, образуя при нуле градусов замерзаемый слой у нижней поверхности плавающего языка? Тогда при контакте этого слоя с расположенной ниже холодной, замерзающей при температуре около минус 2 градуса морской водой будет происходить сильное переохлаждение пресной воды и интенсивное её намерзание снизу ледника.
Но как проверить, идёт ли под этим ледником таяние или намерзание? Очень просто, надо пробурить скважину и измерить распределение температур в толще. Если ледник находится в режиме «выхолаживания» за счёт вертикального движения льда сверху вниз, под ледником идёт таяние. Если же средняя температура в толще выше её значения для неподвижной толщи льда, ледник находится в режиме «отепления» за счёт вертикального движения льда снизу вверх, что соответствует намерзанию снизу и таянию сверху.
Ещё осенью, когда мы с Бертом Крери выбирали интересные для меня места работ, я рассказал ему об этой идее. Берт так загорелся, что мы на другой же день полетели на этот удивительный ледник и сразу поняли, что бурить осенью там бесполезно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36