«Человек есть стадное животное с развитым разумом, способным к творчеству… За коллектив и равенство стоит слабое большинство людской популяции. За личность и свободу — ее сильное меньшинство. Но прогресс общества определяют сильные, эксплуатирующие слабых».
Перенос биологических понятий в социальную сферу не в качестве метафор или аналогий, а в качестве рабочих концепций и моделей — это типичный процесс формирования идеологии с ее легитимацией через естественные науки. М. Салинс пишет: «Гоббсово видение человека в естественном состоянии является исходным мифом западного капитализма. Современная социальная практика такова, что история Сотворения мира бледнеет при сравнении с этим мифом. Однако также очевидно, что в этом сравнении и, на деле, в сравнении с исходными мифами всех иных обществ миф Гоббса обладает совершенно необычной структурой, которая воздействует на наше представление о нас самих. Насколько я знаю, мы — единственное общество на Земле, которое считает, что возникло из дикости, ассоциирующейся с безжалостной природой. Все остальные общества верят, что произошли от богов… Судя по социальной практике, это вполне может рассматриваться как непредвзятое признание различий, которые существуют между нами и остальным человечеством».
Запад — единственная культура на Земле, антропологический миф которой утверждает, будто человек по своей природе кровожаден. Во всех остальных культурах считается, что человек утратил рай за совершенный им грех, а в своем исходном естестве он создан по образу и подобию Бога.
С развитием эволюционного учения антропологическая модель современного общества была дополнена биологическими понятиями. М. Салинс пишет о тенденции «раскрывать черты общества через биологические понятия»: «В евроамериканском обществе это соединение осуществляется в диалектической форме начиная с XVII в. По крайней мере начиная с Гоббса склонность западного человека к конкуренции и накоплению прибыли смешивалась с природой, а природа, представленная по образу человека, в свою очередь вновь использовалась для объяснения западного человека. Результатом этой диалектики было оправдание характеристик социальной деятельности человека природой, а природных законов — нашими концепциями социальной деятельности человека. Человеческое общество природно, а природные сообщества любопытным образом человечны. Адам Смит дает социальную версию Гоббса; Чарльз Дарвин — натурализованную версию Адама Смита и т.д.
С XVII века, похоже, мы попали в этот заколдованный круг, поочередно прилагая модель капиталистического общества к животному миру, а затем используя образ этого «буржуазного» животного мира для объяснения человеческого общества… Похоже, что мы не можем вырваться из этого вечного движения взад-вперед между окультуриванием природы и натурализацией культуры, которое подавляет нашу способность понять как общество, так и органический мир… В целом эти колебания отражают, насколько современная наука, культура и жизнь в целом пронизаны господствующей идеологией собственнического индивидуализма».
П. Сорокин записал в 1915 г. в свой преподавательский конспект такую мысль (видимо, достаточно широко признанную в кругах тогдашней интеллигенции): «Человечество — новая сила мира. Сила эта все более и более растет; она определяет область существования его самого и все шире и шире раздвигает эту область. То, что „естественно“ вне его — „неестественно“ для него. „Естественный“ закон борьбы за существование, уничтожение слабых сильными, неприспособленных — приспособленными, человечество заменяет „искусственным“ законом взаимной помощи и солидарности».(СОЦИС, 1989, № 6).
Проблема биологизации культуры — одна из самых «горячих» в нашем веке. Очевидно, что в человеке соединены два начала — биологическое , как млекопитающего животного, представителя вида homo saрiens , и культурное , как социального разумного и нравственного существа. Как взаимодействуют эти два начала, где граница их соприкосновения? Здесь и ломаются копья. В биологических структурах «записаны» инстинкты — неосознаваемые установки (инстинкт самосохранения, продолжения рода и др.). В культуре же «записаны» ценности — идеалы и запреты.
Некоторые антропологи (К. Лоренц) считают, что целый ряд ценностей прямо взаимодействует с инстинктами: сострадание, солидарность, альтруизм. Другие ученые (М. Салинс, Э. Фромм) прямую связь отрицают. Все согласны, что средствами культуры можно подавить, «отключить» инстинкты. Например, подавить инстинктивный запрет на убийство ближнего — «доказав», что он не ближний, что он принадлежит к другому «подвиду». Но в науке не найти утверждений, будто ценности могут быть филогенетически присущи людям, «записаны» в их биологических структурах.
Конечно, антропоморфизм, проекция на природу идеального типа человеческих отношений, наблюдается во всех культурах. Но чем выделяется, например, русская литература? Известно сравнение образов животных у Льва Толстого и Сетона-Томсона. Толстой, с его утверждениями любви и братства, изображает животных бескорыстными и преданными друзьями, способными на самопожертвование. Рассказы Сетона-Томсона написаны в свете рыночной идеологии в стадии его расцвета. И животные здесь наделены всеми чертами оптимистичного и энергичного бизнесмена, идеального self-made man . Если они и вступают в сотрудничество с человеком, то как компаньоны во взаимовыгодной операции.
Идеология реформаторов в России отмечена крайней, вульгарной биологизацией представлений об обществе. Директор Института этнологии и антропологии РАН В. А. Тишков, в 1992 г. бывший Председателем Госкомитета по делам национальностей в ранге министра, в интервью в 1994 г. сообщает: «Общество — это часть живой природы. Как и во всей живой природе, в человеческих сообществах существует доминирование, неравенство, состязательность, и это есть жизнь общества. Социальное равенство — это утопия и социальная смерть общества».
Всплеск социал-дарвинизма — необычное явление в русской культуре. Вспомним, что при восприятии дарвинизма в русской науке произошло его очищение от мальтузианской компоненты, что является заслуживающим самого пристального внимания феноменом культуры. В своих комментариях русские ученые предупреждали, что это английская теория, которая вдохновляется политэкономическими концепциями либеральной буржуазии. Произошла адаптация дарвинизма к русской культурной среде («Дарвин без Мальтуса»), так что концепция межвидовой борьбы за существование была дополнена теорией межвидовой взаимопомощи.
Главный тезис этой «немальтузианской» ветви дарвинизма, связанной прежде всего с именем П. Кропоткина, сводится к тому, что возможность выживания живых существ возрастает в той степени, в которой они адаптируются в гармоничной форме друг к другу и к окружающей среде. Эту концепцию П. Кропоткин изложил в книге «Взаимная помощь: фактор эволюции», изданной в Лондоне в 1902 г. и известной на Западе гораздо больше, чем в России. Автор так резюмирует эту идею: «Взаимопомощь, справедливость, мораль — таковы последовательные этапы, которые мы наблюдаем при изучении мира животных и человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
Перенос биологических понятий в социальную сферу не в качестве метафор или аналогий, а в качестве рабочих концепций и моделей — это типичный процесс формирования идеологии с ее легитимацией через естественные науки. М. Салинс пишет: «Гоббсово видение человека в естественном состоянии является исходным мифом западного капитализма. Современная социальная практика такова, что история Сотворения мира бледнеет при сравнении с этим мифом. Однако также очевидно, что в этом сравнении и, на деле, в сравнении с исходными мифами всех иных обществ миф Гоббса обладает совершенно необычной структурой, которая воздействует на наше представление о нас самих. Насколько я знаю, мы — единственное общество на Земле, которое считает, что возникло из дикости, ассоциирующейся с безжалостной природой. Все остальные общества верят, что произошли от богов… Судя по социальной практике, это вполне может рассматриваться как непредвзятое признание различий, которые существуют между нами и остальным человечеством».
Запад — единственная культура на Земле, антропологический миф которой утверждает, будто человек по своей природе кровожаден. Во всех остальных культурах считается, что человек утратил рай за совершенный им грех, а в своем исходном естестве он создан по образу и подобию Бога.
С развитием эволюционного учения антропологическая модель современного общества была дополнена биологическими понятиями. М. Салинс пишет о тенденции «раскрывать черты общества через биологические понятия»: «В евроамериканском обществе это соединение осуществляется в диалектической форме начиная с XVII в. По крайней мере начиная с Гоббса склонность западного человека к конкуренции и накоплению прибыли смешивалась с природой, а природа, представленная по образу человека, в свою очередь вновь использовалась для объяснения западного человека. Результатом этой диалектики было оправдание характеристик социальной деятельности человека природой, а природных законов — нашими концепциями социальной деятельности человека. Человеческое общество природно, а природные сообщества любопытным образом человечны. Адам Смит дает социальную версию Гоббса; Чарльз Дарвин — натурализованную версию Адама Смита и т.д.
С XVII века, похоже, мы попали в этот заколдованный круг, поочередно прилагая модель капиталистического общества к животному миру, а затем используя образ этого «буржуазного» животного мира для объяснения человеческого общества… Похоже, что мы не можем вырваться из этого вечного движения взад-вперед между окультуриванием природы и натурализацией культуры, которое подавляет нашу способность понять как общество, так и органический мир… В целом эти колебания отражают, насколько современная наука, культура и жизнь в целом пронизаны господствующей идеологией собственнического индивидуализма».
П. Сорокин записал в 1915 г. в свой преподавательский конспект такую мысль (видимо, достаточно широко признанную в кругах тогдашней интеллигенции): «Человечество — новая сила мира. Сила эта все более и более растет; она определяет область существования его самого и все шире и шире раздвигает эту область. То, что „естественно“ вне его — „неестественно“ для него. „Естественный“ закон борьбы за существование, уничтожение слабых сильными, неприспособленных — приспособленными, человечество заменяет „искусственным“ законом взаимной помощи и солидарности».(СОЦИС, 1989, № 6).
Проблема биологизации культуры — одна из самых «горячих» в нашем веке. Очевидно, что в человеке соединены два начала — биологическое , как млекопитающего животного, представителя вида homo saрiens , и культурное , как социального разумного и нравственного существа. Как взаимодействуют эти два начала, где граница их соприкосновения? Здесь и ломаются копья. В биологических структурах «записаны» инстинкты — неосознаваемые установки (инстинкт самосохранения, продолжения рода и др.). В культуре же «записаны» ценности — идеалы и запреты.
Некоторые антропологи (К. Лоренц) считают, что целый ряд ценностей прямо взаимодействует с инстинктами: сострадание, солидарность, альтруизм. Другие ученые (М. Салинс, Э. Фромм) прямую связь отрицают. Все согласны, что средствами культуры можно подавить, «отключить» инстинкты. Например, подавить инстинктивный запрет на убийство ближнего — «доказав», что он не ближний, что он принадлежит к другому «подвиду». Но в науке не найти утверждений, будто ценности могут быть филогенетически присущи людям, «записаны» в их биологических структурах.
Конечно, антропоморфизм, проекция на природу идеального типа человеческих отношений, наблюдается во всех культурах. Но чем выделяется, например, русская литература? Известно сравнение образов животных у Льва Толстого и Сетона-Томсона. Толстой, с его утверждениями любви и братства, изображает животных бескорыстными и преданными друзьями, способными на самопожертвование. Рассказы Сетона-Томсона написаны в свете рыночной идеологии в стадии его расцвета. И животные здесь наделены всеми чертами оптимистичного и энергичного бизнесмена, идеального self-made man . Если они и вступают в сотрудничество с человеком, то как компаньоны во взаимовыгодной операции.
Идеология реформаторов в России отмечена крайней, вульгарной биологизацией представлений об обществе. Директор Института этнологии и антропологии РАН В. А. Тишков, в 1992 г. бывший Председателем Госкомитета по делам национальностей в ранге министра, в интервью в 1994 г. сообщает: «Общество — это часть живой природы. Как и во всей живой природе, в человеческих сообществах существует доминирование, неравенство, состязательность, и это есть жизнь общества. Социальное равенство — это утопия и социальная смерть общества».
Всплеск социал-дарвинизма — необычное явление в русской культуре. Вспомним, что при восприятии дарвинизма в русской науке произошло его очищение от мальтузианской компоненты, что является заслуживающим самого пристального внимания феноменом культуры. В своих комментариях русские ученые предупреждали, что это английская теория, которая вдохновляется политэкономическими концепциями либеральной буржуазии. Произошла адаптация дарвинизма к русской культурной среде («Дарвин без Мальтуса»), так что концепция межвидовой борьбы за существование была дополнена теорией межвидовой взаимопомощи.
Главный тезис этой «немальтузианской» ветви дарвинизма, связанной прежде всего с именем П. Кропоткина, сводится к тому, что возможность выживания живых существ возрастает в той степени, в которой они адаптируются в гармоничной форме друг к другу и к окружающей среде. Эту концепцию П. Кропоткин изложил в книге «Взаимная помощь: фактор эволюции», изданной в Лондоне в 1902 г. и известной на Западе гораздо больше, чем в России. Автор так резюмирует эту идею: «Взаимопомощь, справедливость, мораль — таковы последовательные этапы, которые мы наблюдаем при изучении мира животных и человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58