- Но если это девушка, - продолжал цветочник, - то тогда
совсем другое дело, сын мой. Ты, наверное, и сам понимаешь.
Если вы принесете ей букет чайных роз, ей будет некогда
заниматься подсчетами. А? Она в ту же секунду просто
броситься вам в объятия...
- Я возьму чайные розы, - быстро проговорил молодой
человек.
Тут уж расхохотался и цветочник. Стоявшие неподалеку и
пересчитывающие свои медяки любители пива отвлеклись от
своего неотложного занятия и тоже заулыбались.
- Эй, парень! - крикнул один из них. - Тебе обручальное
кольцо не нужно? Могу тебе уступить по дешевке, самому мне
как-то надоело носить.
Молодой человек улыбнулся и покраснел до самых корней
волос.
Цветочник выбрал ему шесть роз, немного подрезал кончики
их стеблей, побрызгал водой и обернул их красивой хрустящей
бумагой.
- Погода сегодня вечером как раз такая, какой вам и
хотелось бы, - послышалось из динамика радиопередатчика. -
Воздух - мягкий и теплый. На небе ни облачка. Температура -
чуть выше шестидесяти градусов. Идеальная погода для
романтического созерцания звезд после того, как стемнеет.
Наслаждайтесь Великим Вечерним Нью-Йорком!
Цветочник скрепил бумажный сверток скотчем и посоветовал
молодому человеку сказать своей девушке, чтобы она добавила
в вазу с водой немного сахара для того, чтобы цветы постоял
подольше.
- Я скажу ей, - пообещал молодой человек и дал старику
пятидолларовую бумажку. - Спасибо.
- Это моя работа, мой юный друг, - сказал цветочник,
отдав ему доллар и два четвертака на сдачу. Его улыбка стала
немного более грустной. - Поцелуйте ее от меня.
"Фо Сизнз" запели по радио "Шерри". Молодой человек
засунул сдачу в карман и зашагал вверх по улице. Его глаза
были широко раскрыты, а во взгляде сквозила какая-то тревога
и напряженное ожидание. Он, казалось, не видел никакого
движения жизни вокруг него, не замечал, что на Третью авеню
уже спускаются сумерки - его взгляд был устремлен куда-то
внутрь него самого. Внутрь и вперед. Но кое-что он,
все-таки, замечал: женщину, например, толкавшую перед собой
детскую коляску или ребенка, комично перепачкавшего всю
мордашку мороженным. Еще он обратил внимание на маленькую
девочку, прыгавшую со скалкой и звонко распевавшую в такт
своим прыжкам:
"Бетти и Генри вначале целуются,
Ну а затем? Затем женихуются.
Ну а потом? Потом, ясно, женятся.
И в результате - извольте, младенец".
По дороге ему попались еще две курящих женщины,
оживленно обсуждавших проблемы, связанные с беременностью,
группа мужчин, смотрящих бейсбол по огромному цветному
телевизору, выставленному в витрине магазина. Несмотря на
четырехзначную цифру, аккуратно нарисованную на ценнике
рядом с телевизором, лица всех игроков были какими-то
зелеными, а поле - наоборот, неопределенного бордового
цвета. "Нью-Йорк Нест" выигрывали у "Филлиз" со счетом 6:1.
Он прошел мимо, не заметив, как те две курящих женщины
прервали свою беседу и проводили его долгим
тоскливо-задумчивым взглядом. Время, когда цветы дарили им
самим, было у них уже в далеком-далеком прошлом. Не заметил
он и молодого регулировщика, который остановил все движение
на перекрестке между Третьей и Шестьдесят девятой улицами
специально для того, чтобы он мог пройти. Ему, вероятно,
просто бросилось в глаза мечтательное выражение молодого
человека - точно такое же, какое было и у него, когда он
время от времени придирчиво оценивал свою внешность в
маленькое зеркальце для бритья, которое он нет-нет, да и
вытаскивал из кармана. Не заметил он и двух молоденьких
девушек, которые, пройдя ему навстречу, обернулись, обнялись
и рассмеялись.
На перекрестке с 73-й улицей он остановился и повернул
направо. Эта улица была немного темнее, и по обеим сторонам
было множество небольших полуподвальных ресторанчиков с
итальянскими названиями. Где-то вдалеке в полусумерке
угасающего дня местные мальчишки играли в какую-то очень
шумную игру. Молодой человек не собирался идти так далеко и,
пройдя полквартала, свернул в узкий переулок.
Теперь на небе уже были хорошо видны мягко мерцающие
звезды. Переулок был темным и тенистым. У одной из стен
смутно угадывался ряд мусорных баков. Теперь молодой человек
был совершенно один. Нет, не совсем один - в сумерках вдруг
послышалось какое-то волнообразное зазывание, и он
неприязненно поморщился. Это была любовная песня какого-то
не в меру эмоционального кота, и ничего приятного он в ней
не находил.
Он замедлил шаг и взглянул на часы. Они показывали
четверть восьмого, и Норма как раз должна была...
И тут он увидел ее. Сердце сразу же забилось
часто-часто. Она шла в его сторону и была одета в
темно-голубые брюки и стильную матросскую блузку. Каждый
раз, когда он видел ее ВПЕРВЫЕ, он очень волновался. Это
всегда был какой-то мягкий шок. Она была так МОЛОДА!...
Он улыбнулся. Он просто ЗАСИЯЛ этой улыбкой и прибавил
шаг.
- Норма! - окликнул он ее.
Она взглянула на него и приветливо улыбнулась... Но как
только они приблизились друг к другу, улыбка как-то почти
сразу померкла и стала немного напряженной.
Его улыбка тоже стала какой-то неуверенно, и на
мгновение он почувствовал небольшое замешательство. Ее лицо
над светлым пятном блузки было видно не очень хорошо, но в
нем уже вполне определенно угадывалась нарастающая тревога.
Было уже довольно темно... Неужели он ошибся? Конечно нет.
ЭТО БЫЛА НОРМА.
- Я купил тебе цветы, - облегченно вздохнул он и протянул
ей букет.
Она взглянула на цветы, снова улыбнулась и мягко
отстранила его руку.
- Большое спасибо, но вы ошиблись. Меня зовут...
- Норма, - прошептал он и вытащил из нагрудного кармана
пиджака увесистый молоток с короткой ручкой.
- Они для тебя, НОРМА... они всегда для тебя... все для
тебя...
Она побледнела от ужаса и отпрянула от него назад, широко
раскрыв глаза и рот. Это была не Норма. Настоящая Норма была
давно мертва. Сейчас важно было то, что она набрала уже
полные легкие воздуха, чтобы закричать. Он остановил этот
уже поднимавшийся крик сильным ударом молотка прямо в
голову. Он убил этот крик одним движением. Букет упал на
землю, и чайные розы - красные, желтые и белые - рассыпались
совсем недалеко от мусорных баков, за которыми, оглашая всю
округу непрекращающимися утробными воплями, остервенело
занимались любовью кошки.
Одно движение - и крик не вырвался наружу. Но он
обязательно вырвался бы, промедли он хоть долю секунды,
потому что это была не Норма. Ни одна из них не была Нормой.
Он в исступлении колотил своим молотком по совсем уже
изувеченному лицу, еще, еще, еще, еще.
1 2 3