Викинги обращались с ним столь почтительно, что руги только подивились. Инегельд нахмурился. Он узнал скандинава — то был Бьярни — прославленный на всех берегах Рутении Слепой Скальд.
А дальше началось что-то невообразимое и потому страшное. Бьярни завел свою песнь. То была Песнь Ворона. Черная, разрушительная магия, призванная не столько воодушевить своих воинов, сколько повергнуть неприятелей в шок.
Вокруг заметно потемнело, хотя день только начался. Над морем нависли низкие свинцовые тучи. Казалось, еще немного и они сольются с водами в единое, раздавив корабль ругов в хищных тисках между небом и землей.
Инегельд увидел мерзкое Нечто, которое ринулось к нему с вражеского судна, одним прыжком покрыв десятки саженей. Холодными, как град, костлявыми пальцами это Неведомое схватило его за горло и принялось душить. Он силился отшвырнуть чудовище. Тщетно. По палубе с растрепанными волосами каталась Влада. В истерике завывала еще какая-то женщина. Инегельд оглянулся. Сев стоял так, будто сопротивлялся порывам встречного шквального ветра, на бычьей шее силача канатами обозначились вздувшиеся вены.
Корабль ругов словно попал в водоворот. Палуба зашаталась и закружилась под ногами. На стенках магического конуса, внутри которого они оказались, плясали уродливые тени. Шипел, извиваясь, Ящер, опутывая пространство гигантскими кольцами бесконечности. Изрыгая яд заклятий, Бьярни пронзал противника мертвящим взором невидящих глаз.
— Пусть Образ Древних послужит живым! — воскликнул Инегельд, отгоняя наваждение.
И он запел сам, разрывая путы чужих заклинаний, превозмогая неимоверную тяжесть, что взвалил Слепой Скальд на его плечи.
Чтобы победить, особенно в таком поединке, как состязание скальдов — нельзя поступать так, как того ждет супротивник, на нид [57] отвечать нидом, а на драпу — драпой.
Инегельд раздался в плечах, вытянулся, одежда его превратилась в серый, умытый всеми дождями плащ. Ворон, до сих пор сидевший на плече у Бьярни, покорный чьему-то зову, взмахнул крылами и поднялся над шнекаром.
— Хар! — крикнула птица
— Кар! — послышалось людям. Ворон описал круг, а затем, рассекая воздух широкими взмахами, направился к судну ругов.
Никто бы не узнал теперь верховного жреца Арконы. На его чело бросала тень широкополая черная шляпа, из под которой зловеще сверкал единственный глаз.
Харбарду Властителю
ворон сел на плечо.
Спросила вещая птица:
— Чем, Властелин, удручен?
Нечего братьям делить!
Разве сыны непослушны?
Тюр или Грозный Тор?
Во Всеотца уродились,
усвоив норов его…
Нечего братьям делить!
Или злопамятный Локи[58]?
— Вот что печалит нас,
мой старый и добрый Хугин! -
Ответил Великий Ас.
Нечего братьям делить!
— Были законы рунами
впаяны в твердый гранит,
да нет уже истых данов,
кто эти законы чтит.
Нечего братьям делить!
Так вылетай на рассвете -
к фьордам ветвистым спеши!
Что происходит на Свете,
после ты мне расскажи!
Нечего братьям делить!
Поведай мне, как мастер
руны кладет на сталь.
Как стережет великанов,
не ведая сна, Хеймдалль.
Нечего братьям делить!
Разве, лишь Змей Мидгардский[59],
Хель или Мертвый Ас
сумеют укрыться ныне
от ворона зорких глаз
Нечего братьям делить!
Власом чтят меня ваны,
Вотан — саксы зовут,
имен не счесть у Гримнира…
Но Один — я! В этом Суть!
Нечего братьям делить!
Ведают светлые асы,
альвы огня и ветров,
знают вещие ваны,
Игг бывает суров.
Нечего братьям делить!
Я не пошлю удачи
предавшим веру свою,
им не бывать в Асгарде,
пав в кровавом бою.
Нечего братьям делить!
Их не пущу в чертоги,
Вальфэдр[60] неумолим!
Не пить хмельные вина,
Браги не слышать им.
Нечего братьям делить!
Всем, кто чтит Альфедра,
кто превозносит Скульд,
сквозь Химинбьерг к престолу
будет дарован путь.
Нечего братьям делить!
Как безбрежного моря
им вовек не испить -
так передай, мой Хугин -
Нечего братьям делить!
Нечего братьям делить!
С суеверным ужасом викинги взирали на высокого одноглазого седобородого Старца, возникшего из пустоты. Эхо, невесть откуда взявшееся в открытом море, гулко повторяло припев баллады. В довершении ко всему птица Слепого Бьярни действительно спикировала вниз на подставленную ему руку. Руку Властителя.
Но вот в балладе не осталось больше строк… Наступила тишина. Зловещий старик растаял в воздухе, исчез так же внезапно, как и появился. На его месте стоял Инегельд, поглаживая большого черного ворона, сидящего на плече.
Птица трогала человека за мочку уха, издалека казалось, она что-то нашептывает волхву, а он слушает это сокровенное и тайное.
Несколько мгновений ничего не происходило. Неожиданно шнекар взорвался звоном и лязгом оголенного оружия, громом ударов мечей о щиты.
— Да здравствует Один!
— Слава Отцу ратей! Слава Владетелю Асгарда!
Викинги приветствовали достойного противника. Они воздавали должное его мужеству по обычаю витязей моря. Инегельд выиграл состязание скальдов. Слепой Бьярни махал наугад рукой.
— Ура! — грянули руги, потрясая оружием.
— Аийа! Удачи! — выкрикнул Слепой Бьярни.
Шнекар развернулся, освободив дорогу собрату с червонным соколом на парусе. Змеиная голова улыбалась во всю пасть.
— Сына-то как назовешь? — спросил Всеволод, устало опускаясь на скамью рядом с Владой.
— Ингваром! — ответила она.
— Ну, что ж? Дело хорошее, — наконец молвил он. — Будет кому его поучить. В том не сумлевайся.
Инегельд осторожно взял ворона двумя руками. Тот недовольно заскрипел. Тогда волхв на пару мгновений обхватил мощный клюв птицы губами, словно прощаясь.
— Спасибо за услугу, дружище! — услышали затем руги. — А пока что, лети к своему хозяину. Ему твои глаза нужнее, чем мне…
* * *
Тяжело перевалившись через гряду, к ее подножию спускался человек. Точно пьяного, его шатало из стороны в сторону, и кровавая, полная натурализма Дали, картина, была просто детским лепетом с тем, что видел он.
Святобор брел, переступая через обезображенные трупы врагов и своих, пугая ленивое толстое воронье. Вот, он споткнулся о что-то грязно-белое и упал, уткнувшись лицом в пожухлую траву. Приподнявшись, руг узрел причину падения — искаверканную тушу Свентовидова коня. В боку мертвого животного глубоко засел обломок копья. Половина морды начисто отсутствовала, снесенная датским боевым топором. И только тут Святобор заметил, как на двести шагов вперед коса меняла цвет с желто-коричневого на бело-пурпурный. Здесь упокоились навеки всадники Белого Бога.
Ворон деловито выковыривал глаз у другого скакуна. Святобор рванулся вперед и отогнал бессовестного падальщика. Птица нехотя поднялась на крыло. Затем он, стиснув зубы, подарил едва живому коню то единственное, что мог — быструю смерть.
Долго ли брел богатырь — нам то неведомо, пока, наконец, не вышел к священной роще. Углубившись в пропахший дымом лес, раздирая руками колючие кусты малины, он выбрался на поляну. Здесь Святобор опустился в изнеможении и закрыл очи. Последнее, что уловил его потухший взгляд — это маленький дубовый росток, тянущий к солнышку редкие нежные листочки. Дальше он ничего не помнил, и не заметил он, как эта жалкая поросоль поднялась, превратившись в молодое, жаждущее воды и света деревце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
А дальше началось что-то невообразимое и потому страшное. Бьярни завел свою песнь. То была Песнь Ворона. Черная, разрушительная магия, призванная не столько воодушевить своих воинов, сколько повергнуть неприятелей в шок.
Вокруг заметно потемнело, хотя день только начался. Над морем нависли низкие свинцовые тучи. Казалось, еще немного и они сольются с водами в единое, раздавив корабль ругов в хищных тисках между небом и землей.
Инегельд увидел мерзкое Нечто, которое ринулось к нему с вражеского судна, одним прыжком покрыв десятки саженей. Холодными, как град, костлявыми пальцами это Неведомое схватило его за горло и принялось душить. Он силился отшвырнуть чудовище. Тщетно. По палубе с растрепанными волосами каталась Влада. В истерике завывала еще какая-то женщина. Инегельд оглянулся. Сев стоял так, будто сопротивлялся порывам встречного шквального ветра, на бычьей шее силача канатами обозначились вздувшиеся вены.
Корабль ругов словно попал в водоворот. Палуба зашаталась и закружилась под ногами. На стенках магического конуса, внутри которого они оказались, плясали уродливые тени. Шипел, извиваясь, Ящер, опутывая пространство гигантскими кольцами бесконечности. Изрыгая яд заклятий, Бьярни пронзал противника мертвящим взором невидящих глаз.
— Пусть Образ Древних послужит живым! — воскликнул Инегельд, отгоняя наваждение.
И он запел сам, разрывая путы чужих заклинаний, превозмогая неимоверную тяжесть, что взвалил Слепой Скальд на его плечи.
Чтобы победить, особенно в таком поединке, как состязание скальдов — нельзя поступать так, как того ждет супротивник, на нид [57] отвечать нидом, а на драпу — драпой.
Инегельд раздался в плечах, вытянулся, одежда его превратилась в серый, умытый всеми дождями плащ. Ворон, до сих пор сидевший на плече у Бьярни, покорный чьему-то зову, взмахнул крылами и поднялся над шнекаром.
— Хар! — крикнула птица
— Кар! — послышалось людям. Ворон описал круг, а затем, рассекая воздух широкими взмахами, направился к судну ругов.
Никто бы не узнал теперь верховного жреца Арконы. На его чело бросала тень широкополая черная шляпа, из под которой зловеще сверкал единственный глаз.
Харбарду Властителю
ворон сел на плечо.
Спросила вещая птица:
— Чем, Властелин, удручен?
Нечего братьям делить!
Разве сыны непослушны?
Тюр или Грозный Тор?
Во Всеотца уродились,
усвоив норов его…
Нечего братьям делить!
Или злопамятный Локи[58]?
— Вот что печалит нас,
мой старый и добрый Хугин! -
Ответил Великий Ас.
Нечего братьям делить!
— Были законы рунами
впаяны в твердый гранит,
да нет уже истых данов,
кто эти законы чтит.
Нечего братьям делить!
Так вылетай на рассвете -
к фьордам ветвистым спеши!
Что происходит на Свете,
после ты мне расскажи!
Нечего братьям делить!
Поведай мне, как мастер
руны кладет на сталь.
Как стережет великанов,
не ведая сна, Хеймдалль.
Нечего братьям делить!
Разве, лишь Змей Мидгардский[59],
Хель или Мертвый Ас
сумеют укрыться ныне
от ворона зорких глаз
Нечего братьям делить!
Власом чтят меня ваны,
Вотан — саксы зовут,
имен не счесть у Гримнира…
Но Один — я! В этом Суть!
Нечего братьям делить!
Ведают светлые асы,
альвы огня и ветров,
знают вещие ваны,
Игг бывает суров.
Нечего братьям делить!
Я не пошлю удачи
предавшим веру свою,
им не бывать в Асгарде,
пав в кровавом бою.
Нечего братьям делить!
Их не пущу в чертоги,
Вальфэдр[60] неумолим!
Не пить хмельные вина,
Браги не слышать им.
Нечего братьям делить!
Всем, кто чтит Альфедра,
кто превозносит Скульд,
сквозь Химинбьерг к престолу
будет дарован путь.
Нечего братьям делить!
Как безбрежного моря
им вовек не испить -
так передай, мой Хугин -
Нечего братьям делить!
Нечего братьям делить!
С суеверным ужасом викинги взирали на высокого одноглазого седобородого Старца, возникшего из пустоты. Эхо, невесть откуда взявшееся в открытом море, гулко повторяло припев баллады. В довершении ко всему птица Слепого Бьярни действительно спикировала вниз на подставленную ему руку. Руку Властителя.
Но вот в балладе не осталось больше строк… Наступила тишина. Зловещий старик растаял в воздухе, исчез так же внезапно, как и появился. На его месте стоял Инегельд, поглаживая большого черного ворона, сидящего на плече.
Птица трогала человека за мочку уха, издалека казалось, она что-то нашептывает волхву, а он слушает это сокровенное и тайное.
Несколько мгновений ничего не происходило. Неожиданно шнекар взорвался звоном и лязгом оголенного оружия, громом ударов мечей о щиты.
— Да здравствует Один!
— Слава Отцу ратей! Слава Владетелю Асгарда!
Викинги приветствовали достойного противника. Они воздавали должное его мужеству по обычаю витязей моря. Инегельд выиграл состязание скальдов. Слепой Бьярни махал наугад рукой.
— Ура! — грянули руги, потрясая оружием.
— Аийа! Удачи! — выкрикнул Слепой Бьярни.
Шнекар развернулся, освободив дорогу собрату с червонным соколом на парусе. Змеиная голова улыбалась во всю пасть.
— Сына-то как назовешь? — спросил Всеволод, устало опускаясь на скамью рядом с Владой.
— Ингваром! — ответила она.
— Ну, что ж? Дело хорошее, — наконец молвил он. — Будет кому его поучить. В том не сумлевайся.
Инегельд осторожно взял ворона двумя руками. Тот недовольно заскрипел. Тогда волхв на пару мгновений обхватил мощный клюв птицы губами, словно прощаясь.
— Спасибо за услугу, дружище! — услышали затем руги. — А пока что, лети к своему хозяину. Ему твои глаза нужнее, чем мне…
* * *
Тяжело перевалившись через гряду, к ее подножию спускался человек. Точно пьяного, его шатало из стороны в сторону, и кровавая, полная натурализма Дали, картина, была просто детским лепетом с тем, что видел он.
Святобор брел, переступая через обезображенные трупы врагов и своих, пугая ленивое толстое воронье. Вот, он споткнулся о что-то грязно-белое и упал, уткнувшись лицом в пожухлую траву. Приподнявшись, руг узрел причину падения — искаверканную тушу Свентовидова коня. В боку мертвого животного глубоко засел обломок копья. Половина морды начисто отсутствовала, снесенная датским боевым топором. И только тут Святобор заметил, как на двести шагов вперед коса меняла цвет с желто-коричневого на бело-пурпурный. Здесь упокоились навеки всадники Белого Бога.
Ворон деловито выковыривал глаз у другого скакуна. Святобор рванулся вперед и отогнал бессовестного падальщика. Птица нехотя поднялась на крыло. Затем он, стиснув зубы, подарил едва живому коню то единственное, что мог — быструю смерть.
Долго ли брел богатырь — нам то неведомо, пока, наконец, не вышел к священной роще. Углубившись в пропахший дымом лес, раздирая руками колючие кусты малины, он выбрался на поляну. Здесь Святобор опустился в изнеможении и закрыл очи. Последнее, что уловил его потухший взгляд — это маленький дубовый росток, тянущий к солнышку редкие нежные листочки. Дальше он ничего не помнил, и не заметил он, как эта жалкая поросоль поднялась, превратившись в молодое, жаждущее воды и света деревце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81