Мы сидели под тенью ивы, и хоть у него было довольное
лицо, он слушал нас рассеянно - по всему чувствовалось, что только хорошее
воспитание мешает ему встать и уйти. Раза два или три, когда разговор был
готов оборваться, Оланда вскидывала на меня строгие глаза. Нам обеим было
совсем плохо, хотелось, чтоб все это поскорее кончилось, хотелось просто
убежать. И зачем его дернуло знакомиться с нами! Ариэль снова спросил о
здоровье Летисии, но Оланда, метнув в меня взглядом, ответила: "Она не
смогла прийти", - и все, а я-то думала, что она скажет правду... Ариэль
прутиком чертил на земле геометрические фигуры, то и дело поглядывая на
белую калитку. Все было понятно без слов, и я очень обрадовалась, когда
Оланда вытащила наконец сиреневый конвертик и подала его Ариэлю - он так и
замер от удивления, а потом, когда ему растолковали, что это от Летисии,
сделался пунцовым и спрятал его в карман. Не хочет читать у нас на глазах.
Тут же Ариэль поднялся и сказал: "Очень рад нашему знакомству", - но рука
его была вялая, даже неприятная, и мы просто уже не чаяли, чтоб все поскорее
кончилось, хотя потом только и говорили о его серых глазах и о том, сколько
грусти в его необыкновенной улыбке. Еще нас поразило, как он сказал на
прощанье: "Простите и прощайте!" - мы ни разу в жизни такого не слыхали, и
прозвучало это красиво, трогательно, как стихи. Когда мы пересказывали все
это Летисии - она встретила нас под лимонным деревом в саду, - меня так и
подмывало спросить, что было в ее письме, но попробуй спроси, если она
запечатала его, прежде чем отдать Оланде, словом, я не посмела, и мы по
очереди нахваливали Ариэля и еще ахали над тем, как много он спрашивал о
ней. Признаться, мы делали это через силу, потому что любому понятно, что
все сложилось очень странно: и очень хорошо, и очень плохо, потому что
Летисия чувствовала себя счастливой и в то же время едва сдерживала слезы.
Кончилось тем, что мы позорно удрали, сославшись на тетю Руфь, которая якобы
нас ждала, а Летисия осталась под лимонным деревом в обществе жужжащих ос.
Перед сном Оланда шепнула мне: "А завтра - вот увидишь - нашей игре
конец!" Она ошиблась, хотя и не очень: на другой день, за обедом, когда
принесли сладкое, Летисия осторожно подала нам условный знак. Мы просто
оторопели, даже обозлились - все-таки со стороны Летисии это некрасиво,
надо же иметь совесть! Но так или иначе, после того как посуда была
перемыта, мы встретились с Летисией у калитки и все трое побежали к железной
дороге. А там, у ивы, - мы обомлели от страха! - Летисия не торопясь,
молча вытащила из кармана мамино жемчужное ожерелье, все ее кольца и
знаменитый перстень с рубином - гордость тети Руфи. Вот ужас! Ведь если эти
поганки Лоса за нами шпионят - а с них станется, - они тут же доложат
маме, что мы утащили из дома семейные драгоценности, и мама нас просто
убьет! Но Летисия и бровью не повела, сказала, что в случае чего сама за все
ответит, а потом, глядя в землю, глухо проговорила: "Можно, я сегодня буду
статуей?" Мы как-то сразу прониклись добрым чувством к Летисии, нам
захотелось обласкать ее, угодить ей во всем, но и при этом внутри оставался
след злой досады. Мы выбрали для сестренки самые лучшие украшения -
павлиньи перья, мех, издали напоминавший серебристого песца, и розовую
вуаль, которую она навертела на голову в виде тюрбана. Все это очень красиво
сочеталось с драгоценными камнями. Летисия молчала, должно быть, обдумывала,
какой будет ее статуя. Когда появился поезд, она не спеша подошла к насыпи,
и все драгоценности разом вспыхнули на солнце. Потом она резко вскинула руки
вверх, словно собиралась изобразить живую картину, а не статую; голову
отвела назад (единственное, что ей бедняжке было доступно) и так сильно
перегнулась, что нам на минуту-другую стало страшно. Но какая это была
прекрасная статуя! Настоящее чудо! Мы даже не сразу вспомнили об Ариэле,
который высунулся из окна и смотрел на Летисию, смотрел только на нее, не
видя нас, не видя ничего вокруг, смотрел, пока поезд не скрылся за
поворотом. Не знаю, почему мы, словно нас кто толкнул, побежали к Летисии,
- она стояла с закрытыми глазами, и по ее лицу катились крупные слезы.
Тихонько, совсем беззлобно Летисия отвела наши руки и спустилась с насыпи.
Мы с Оландой помогли ей спрятать все драгоценности и потом, когда она ушла,
в последний раз сложили в корзину ее любимые украшения. Нам незачем было
гадать, что нас ждет, и все же назавтра мы как угорелые побежали к нашим
ивам, побежали, едва дослушав тетю Руфь, которая строго-настрого велела нам
не шуметь, не мешать Летисии - она, бедняжка, расхворалась и не вставала с
постели. Когда мимо промчался поезд, мы нисколько не удивились пустому
окошку во втором вагоне. Мы улыбались, испытывая и злость и облегчение. А
наш Ариэль - мы это знали - тихо сидел с противоположной стороны и смотрел
на реку серыми глазами.
Примечания
1 Понсон дю Террайль Пьер Алексис (1829 - 1871) - французский
писатель. Автор многочисленных романов о Рокамболе.
1 2 3 4
лицо, он слушал нас рассеянно - по всему чувствовалось, что только хорошее
воспитание мешает ему встать и уйти. Раза два или три, когда разговор был
готов оборваться, Оланда вскидывала на меня строгие глаза. Нам обеим было
совсем плохо, хотелось, чтоб все это поскорее кончилось, хотелось просто
убежать. И зачем его дернуло знакомиться с нами! Ариэль снова спросил о
здоровье Летисии, но Оланда, метнув в меня взглядом, ответила: "Она не
смогла прийти", - и все, а я-то думала, что она скажет правду... Ариэль
прутиком чертил на земле геометрические фигуры, то и дело поглядывая на
белую калитку. Все было понятно без слов, и я очень обрадовалась, когда
Оланда вытащила наконец сиреневый конвертик и подала его Ариэлю - он так и
замер от удивления, а потом, когда ему растолковали, что это от Летисии,
сделался пунцовым и спрятал его в карман. Не хочет читать у нас на глазах.
Тут же Ариэль поднялся и сказал: "Очень рад нашему знакомству", - но рука
его была вялая, даже неприятная, и мы просто уже не чаяли, чтоб все поскорее
кончилось, хотя потом только и говорили о его серых глазах и о том, сколько
грусти в его необыкновенной улыбке. Еще нас поразило, как он сказал на
прощанье: "Простите и прощайте!" - мы ни разу в жизни такого не слыхали, и
прозвучало это красиво, трогательно, как стихи. Когда мы пересказывали все
это Летисии - она встретила нас под лимонным деревом в саду, - меня так и
подмывало спросить, что было в ее письме, но попробуй спроси, если она
запечатала его, прежде чем отдать Оланде, словом, я не посмела, и мы по
очереди нахваливали Ариэля и еще ахали над тем, как много он спрашивал о
ней. Признаться, мы делали это через силу, потому что любому понятно, что
все сложилось очень странно: и очень хорошо, и очень плохо, потому что
Летисия чувствовала себя счастливой и в то же время едва сдерживала слезы.
Кончилось тем, что мы позорно удрали, сославшись на тетю Руфь, которая якобы
нас ждала, а Летисия осталась под лимонным деревом в обществе жужжащих ос.
Перед сном Оланда шепнула мне: "А завтра - вот увидишь - нашей игре
конец!" Она ошиблась, хотя и не очень: на другой день, за обедом, когда
принесли сладкое, Летисия осторожно подала нам условный знак. Мы просто
оторопели, даже обозлились - все-таки со стороны Летисии это некрасиво,
надо же иметь совесть! Но так или иначе, после того как посуда была
перемыта, мы встретились с Летисией у калитки и все трое побежали к железной
дороге. А там, у ивы, - мы обомлели от страха! - Летисия не торопясь,
молча вытащила из кармана мамино жемчужное ожерелье, все ее кольца и
знаменитый перстень с рубином - гордость тети Руфи. Вот ужас! Ведь если эти
поганки Лоса за нами шпионят - а с них станется, - они тут же доложат
маме, что мы утащили из дома семейные драгоценности, и мама нас просто
убьет! Но Летисия и бровью не повела, сказала, что в случае чего сама за все
ответит, а потом, глядя в землю, глухо проговорила: "Можно, я сегодня буду
статуей?" Мы как-то сразу прониклись добрым чувством к Летисии, нам
захотелось обласкать ее, угодить ей во всем, но и при этом внутри оставался
след злой досады. Мы выбрали для сестренки самые лучшие украшения -
павлиньи перья, мех, издали напоминавший серебристого песца, и розовую
вуаль, которую она навертела на голову в виде тюрбана. Все это очень красиво
сочеталось с драгоценными камнями. Летисия молчала, должно быть, обдумывала,
какой будет ее статуя. Когда появился поезд, она не спеша подошла к насыпи,
и все драгоценности разом вспыхнули на солнце. Потом она резко вскинула руки
вверх, словно собиралась изобразить живую картину, а не статую; голову
отвела назад (единственное, что ей бедняжке было доступно) и так сильно
перегнулась, что нам на минуту-другую стало страшно. Но какая это была
прекрасная статуя! Настоящее чудо! Мы даже не сразу вспомнили об Ариэле,
который высунулся из окна и смотрел на Летисию, смотрел только на нее, не
видя нас, не видя ничего вокруг, смотрел, пока поезд не скрылся за
поворотом. Не знаю, почему мы, словно нас кто толкнул, побежали к Летисии,
- она стояла с закрытыми глазами, и по ее лицу катились крупные слезы.
Тихонько, совсем беззлобно Летисия отвела наши руки и спустилась с насыпи.
Мы с Оландой помогли ей спрятать все драгоценности и потом, когда она ушла,
в последний раз сложили в корзину ее любимые украшения. Нам незачем было
гадать, что нас ждет, и все же назавтра мы как угорелые побежали к нашим
ивам, побежали, едва дослушав тетю Руфь, которая строго-настрого велела нам
не шуметь, не мешать Летисии - она, бедняжка, расхворалась и не вставала с
постели. Когда мимо промчался поезд, мы нисколько не удивились пустому
окошку во втором вагоне. Мы улыбались, испытывая и злость и облегчение. А
наш Ариэль - мы это знали - тихо сидел с противоположной стороны и смотрел
на реку серыми глазами.
Примечания
1 Понсон дю Террайль Пьер Алексис (1829 - 1871) - французский
писатель. Автор многочисленных романов о Рокамболе.
1 2 3 4