Книга

Мои воспоминания в высшей степени ненадежны. Я даже не знаю, когда они
начинаются, потому что иногда мне становится страшно при мысли о бесконечной
череде оставшихся позади лет, а иногда настоящее кажется изолированной
точкой в серой бесформенной бесконечности. Я даже не понимаю, как пишу это.
Знаю только, что, пока я говорю, у меня есть неясное ощущение, будто мне
необходим некий странный и, не исключено, грозный посредник, чтобы донести
мои слова туда, где я хотел бы быть услышанным. Кто я такой, тоже совершенно
непонятно. Скорее всего, мне пришлось пережить страшный шок... вероятно,
из-за какого-то воистину чудовищного результата моего уникального,
немыслимого опыта.
Его циклы, естественно, зависят от изъеденной жучками книги. Я помню,
когда нашел ее... в темной лавчонке возле черной маслянистой реки, над
которой вечно клубится туман. Лавчонка была старая, с полками до самого
потолка, уставленными гниющими томами и уходящими во внутренние комнаты без
окон. И это не считая огромных книжных куч на полу и в грубо сколоченных
ларях. В одной из них я и отыскал мою книгу. Заглавие мне неизвестно, потому
что в ней нет начальных страниц, но, когда она случайно раскрылась где-то
ближе к концу, я увидел нечто такое, отчего у меня голова пошла кругом.
Я увидел формулу перечисление того, что надо сказать и сделать, и узнал
в ней то черное и запретное, о чем читал прежде в тайных текстах, которые
вызывают омерзение и любопытство и заперты странными людьми прошлых времен в
охраняемые тайны вселенной, но которые я очень любил читать. Это был ключ
путеводитель к некоторым перемещениям, вечной меч те мистиков с самых ранних
лет человечества, составлявшей предмет их таинственных перешептываний. Он
должен был дать свободу и открытия за пределами трех измерений той жизни и
тех предметов, которые нам известны. В течение многих столетий ни один
человек не мог вспомнить, как она выглядит и где ее найти, но эта книга и
вправду была очень старой. Тогда еще не придумали печатный станок, поэтому
какой-то полусумасшедший монах своей рукой переписал одну за другой все
зловещие латин ские фразы унциалами почтенной старины.
Я помню, как старик хитро смотрел на меня и хихикал, а по том изобразил
рукой непонятный знак, когда я унес книгу с со бой. Он не взял с меня плату,
и только гораздо позднее я понял почему. Пока же я почти бежал по забитым
туманом узким изви листым припортовым улицам и со страхом прислушивался к
якобы преследовавшим меня осторожным мягким шагам. Сто летние разрушающиеся
дома по обе стороны неожиданно обрели зловещий вид, словно перекрытый до сих
пор путь стал свободным для злых сил. Я чувствовал, что стены и нависающие
фронтоны из осыпающегося кирпича и изъеденных грибком бревен со следящими за
мной круглыми окошками-глазами едва удерживаются, чтобы не подмять меня под
собой... а ведь я прочитал лишь лишь небольшой фрагмент проклятый руны,
прежде чем закрыл книгу и унес ее с собой.
Помню, как, наконец, я взялся за чтение бледный, запертый в мансарде,
которую давно приспособил для необычных исследований. Большой дом затих, ибо
я поднялся в нее лишь после полуночи. Кажется, у меня в то время была семья,
хотя точно не могу сказать, и, насколько мне помнится, большое количество
слуг. Но что это был за год, не знаю, потому что с тех пор познал много эпох
и много измерений, отчего мое представление о времени стало совсем другим. Я
читал при свете свечей помнится, беспрерывно капал воск и время от времени
слышал звонившие где-то далеко колокола. По-моему, я с не совсем понятным
мне самому напряжением вслушивался в звон, словно боялся услыхать в нем
чужую ноту.
А потом кто-то поскребся в окно, которое было выше всех городских крыш.
Это случилось, когда я прочитал вслух девятый стих давнего заклятья, и,
содрогнувшись, я все понял. Тот, кто вышел на волю, предпочитал тьму и не
желал оставаться в одиночестве. Его вызволил я... но без книги это было бы
мне не по силам. В ту ночь я вышел навстречу вихрю неведомого времени и
видений, а утром, заставшим меня в мансарде, я увидел стены и полки, и все
остальное совсем не таким, каким привык видеть раньше.
Отныне мир стал для меня другим. Что бы ни попадалось мне на глаза, в
этом всегда было немножко от прошлого и немножко от будущего, и даже
привычные предметы стали незнакомыми в новой перспективе моего расширенного
видения. С тех пор я обретался в фантастическом сновидении, в котором все
было мне чужим или получужим. И чем больше я переходил рубежей, тем хуже
узнавал предметы в той крошечной сфере, к которой так долго был привязан.
То, что я видел вокруг себя, не видел никто другой, поэтому мне приходилось
молчать и отдаляться от людей, иначе я сошел бы с ума. Собаки меня боялись,
потому что чуяли запредельную тень, теперь меня не покидавшую. Но я
продолжал читать... забытые тайные книги и свитки, к которым меня влекло
новое видение мира... и одолевал все новые пути в пространстве и жизни,
стремясь к сердцевине неизвестного космоса.
Я помню ту ночь, когда начертил огнем пять концентрических кругов на
полу и, встав в центре, запел чудовищную литанию, принесенную посланцем из
Тартара. Стены исчезли. Меня подхватил черный ветер и понес в сумеречном
пространстве над игольчатыми вершинами неведомых гор. Потом наступила
непроглядная' тьма, а потом мириады светящихся звезд составили неведомые мне
созвездия. Наконец далеко внизу я увидел зеленую равнину и расположенный на
ней город с искривленными башнями, построенными в стиле, которого я не
только никогда не видел, но о котором никогда не читал и который даже не мог
вообразить. Приблизившись, я разглядел на открытом месте большое квадратное
здание из камня и почувствовал, как мерзкий страх сжал мне сердце. Тогда я
закричал, стал бить руками и ногами, провалился в пустоту и очнулся опять в
своей мансарде, распростертый на пяти светящихся кругах на полу. То ночное
путешествие было похоже на многие другие совершенные мной путешествия,
однако в первый раз я испытал подобный страх, ибо понял, что нахожусь
гораздо ближе к запредельным пространствам и мирам, чем когда-либо раньше. В
будущем я старался вести себя осторожнее, потому что не испытывал желания
навсегда оторваться от моего тела и от земли и остаться в неведомом пределе,
из которого нет возврата...

Перевод Л. Володарской



1