КРАДУЩИЙСЯ ХАОС


Об удовольствиях и страданиях, получаемых от употребления опиума,
написано много книг. Восторги и ужасы Де Квинси и искусственный рай
Бодлера сохранены и переданы с искусством, которое делает их бессмертными;
поэтому мир прекрасно осведомлен о прелести и пугающих тайнах тех туманных
реалий, в которые уносится одухотворенный мечтатель. Но сколько бы ни
говорилось, еще ни один человек не осмелился проникнуть в природу
фантастических видений, открывающихся воображению; никто даже намеком не
указал направления неведомых дорог, по которым неодолимо влечет
употребляющего наркотики.
В своих снах Де Квинси переносился в Азию, в эту обитель призрачных
теней, чья древность, пережившая множество рас и эпох, отнимает молодость
у человека; но дальше он не осмеливался идти. Те же, кто переступал
роковой предел, редко возвращались; и даже возвращаясь, они либо молчали,
либо впадали в безумие.
Я принимал опиум всего однажды - во время чумы, когда врачи
лекарствами старались заглушить агонию, излечить которую были не в силах.
Мне досталась чрезмерная доза - доктор едва держался на ногах от
напряжения и усталости, - и я отправился в далекое путешествие. В конце
концов я вернулся и остался жив, но мои ночи с тех пор наполнены странными
воспоминаниями, и я запретил врачам когда-либо снова давать мне опиум.
Боль и биение в голове были совершенно невыносимы, когда мне дали
наркотик. О будущем я не думал: бегство от боли с помощью лекарств, сна
или смерти было моей единственной мыслью. Горячечное состояние не
позволяет точно установить момент перемещения: мне кажется, это произошло
сразу после того, как биение перестало причинять боль. Как я сказал, мне
досталась чрезмерная доза, и мое восприятие в тот момент было далеко от
нормального. Ощущение падения, странно отделенное от идеи притяжения и
направленности, ошеломило меня. Подсознательно я улавливал движение
неисчислимого роя существ, бесконечно отличных по природе от челЪвека,
круживших вокруг меня. Иногда мне казалось, что я завис в пустоте, а мимо
проносятся вселенные и эпохи. Неожиданно боль прекратилась, и биение стало
восприниматься как некая внешняя сила, не находящая отклика внутри.
Падение тоже прекратилось, уступив место ощущению тревожного,
непродолжительного покоя. Но стоило мне прислушаться, как рокочущее биение
превратилось в огромное, беспокойное море, чьи злобные валы терзали
неведомый пустынный берег. В этот момент я открыл глаза.
Какое-то мгновение окружавшие меня предметы выглядели размытыми,
словно изображение, потерявшее фокус, но постепенно я обнаружил, что
нахожусь один в незнакомой, прекрасно убранной комнате, освещенной
множеством окон. О точном местонахождении я не имел ни малейшего
представления, ибо мысли мои до сих пор оставались разбросанны.
Разноцветные ковры и драпировки; искусно изготовленные столы, стулья,
оттоманки и диваны; ажурные вазы и орнаменты давали представление о чем-то
экзотическом, хотя и не совсем чужеродном. Но не вещи завладели моим умом.
Медленно, с тяжелой неотвратимостью вползая в сознание и вздымаясь над
остальными впечатлениями, пришел головокружительный страх неизвестности -
страх тем больший, что я не мог понять природы его; все мои чувства
поглотило ощущение надвигающейся опасности - не смерти, но какой-то
безымянной, неслыханной твари, невыразимо более жуткой и отвратительной.
Теперь стало ясно, что источником моего страха было скрытое биение,
чье непрекращающееся эхо бешено колотилось в моем усталом мозгу. Казалось,
оно исходило извне и снизу комнаты, где я стоял: его глухие удары
причудливо переплетались с ужасающими образами, которые рождало мое
воображение Какое-то жуткое существо притаилось за обитыми шелком стенами;
в глубине окружавших меня стрельчатых окон сжимались и ускользали от
взгляда его темные тени. Стараясь не смотреть наружу, я отыскал шторы и
опустил их; потом с помощью кресала и огнива, которые нашлись на одном из
маленьких столиков, зажег множество свечей, расставленных вдоль стен в
изящных канделябрах. Искусственный свет и закрытые окна до некоторой
степени успокоили мои нервы: единственное, от чего мне не удалось
отгородиться, было монотонное биение, наполнявшее комнату. Однако теперь,
когда я чувствовал себя уверенней, этот звук стал столь же чарующим, сколь
пугающим был ранее, и мной овладело противоречивое желание отыскать его
источник. Приоткрыв бархатную портьеру в углу комнаты, я увидел небольшой,
богато драпированный коридор, оканчивавшийся глубокой оконной нишей и
резной дверью. Все мое существо неудержимо влекло к этому окну, в то время
как плохо осознанное предчувствие, казалось, с такой же силой удерживало
меня. Приблизившись, я различил в удалении хаотический водяной вихрь,
который рассыпался пылью, стоило мне выглянуть наружу.
Моим глазам предстало зрелище, недоступное до сих пор ни одному из
смертных; лишь горячечная фантазия или преисподняя опиума могла породить
его. Строение, куда я попал, возвышалось на крохотном участке суши -
вернее, на том, что осталось от нее. Триста футов отвесной стены отделяли
меня от кипящего безумия вод. По обе стороны здания разверзлись
свежевымытые пропасти красноватой глины, тогда как передо мной тяжелые
волны еще продолжали накатывать и с жуткой размеренностью пожирать
уцелевший клочок земли. В миле или больше от стен поднимались и опадали
грозные валы по меньшей мере в пятьдесят футов высотой. Дальше, у самого
горизонта, хищными ястребами застыли темные облака фантастических
очертаний. Темно-багровые, почти черные, волны цеплялись за податливые
красноватые берега, словно неуклюжие, жадные руки. Казалось, злобный дух
вод объявил беспощадную войну тверди, вдохновляемый хмурым небом.
Оправившись наконец от оцепенения, в которое ввергло меня это
противоестественное зрелище, я обнаружил, что опасения мои были не
напрасны. Пока я смотрел, берег заметно уменьшился, и оставалось совсем
немного времени до того момента, когда подмытое жестокими валами здание
неминуемо обрушится в темную бездну бурлящих волн. Отвернувшись, я
непроизвольно поспешил в противоположную окну сторону, отыскал дверцу и
вошел, без колебаний закрыв ее на торчавший в замочной скважине ключ
причудливой формы.
Новое потрясение ожидало меня, когда вместо привычной обстановки дома
моим глазам предстал бескрайний песчаный пляж. Гигантская дюна разделяла
океан, и по обе стороны от нее властвовали враждебные стихии. Налево
величественно вздымалось море с большими зелеными волнами, мирно
перекатывавшимися под слепящим солнцем; что-то в сиянии солнца и его
положении заставило меня насторожиться, однако я до сих пор не могу
сказать, что это было... Направо воды светлели: их спокойную голубизну
оттеняло хмурое небо, нависшее над ними. С этой стороны берег дюны казался
скорее белым, чем красноватым.
Вид суши заставил меня немало удивиться: ничто из густой
растительности, покрывавшей остров, не походило на виденное мною до сих
пор. Горячий воздух и яркость зелени наводили на мысль о близости к
экватору, однако, кроме вездесущих пальм, мой взгляд не находил ни одного
знакомого тропического растения.
1 2 3