Так вот, он утверждал, что с каждым днем Пикмэн
вызывал у него все большее отвращение; он даже стал побаиваться его и при
этом настаивал, что черты и общее выражение лица этого человека медленно, но
неуклонно претерпевают такие изменения, которые наводили его на самые
зловещие подозрения, поскольку они якобы становились вовсе уж
нечеловеческими. Он тогда много говорил на эту тему и утверждал, в
частности, что Пикмэн в высшей степени эксцентричный и даже ненормальный
человек. Если в своей переписке с Рейдом вы касались этой темы, то наверняка
писали ему, что он позволил картинам Пикмэна оказать слишком сильное
воздействие на свою нервную систему. Лично я, - во всяком случае, тогда -
говорил ему именно это.
Но не забывайте, что, несмотря на все это, я продолжал поддерживать с
Пикмэном довольно тесные личные отношения. Более того, мое восхищение его
творчеством с каждым днем все более возрастало, поскольку тот самый "Обед
вурдалаков" представлял собой действительно выдающееся произведение
искусства. Вы знаете, что клуб отказался выставлять эту картину, а Музей
изящных искусств не захотел принять ее от него даже в качества дара. От себя
могу заметить, что никто не пожелал приобрести ее и для своей частной
коллекции, и потому вплоть до самого исчезновения Пикмэна она так и
продолжала висеть у него в доме. Сейчас она находится у его отца в Салеме -
вы же знаете, что Пикмэн происходит из старинного салемского рода и что
одного из его предков в 1692 году вздернули на виселице по обвинению в
колдовстве.
Я взял тогда за правило регулярно навещать Пикмэна, особенно после
того, как приступил к работе над монографией о так называемом "причудливом
искусстве". Возможно, именно его работы и натолкнули меня на эту идею, во
всяком случае, как только я стал развивать ее, он стал для меня подлинной
кладезью информации и всевозможных суждений на этот счет. Он показал мне все
свои картины и рисунки на эту тему, в том числе несколько перьевых
зарисовок, за которые, во что я искренне верю, его исключили бы изо всех
художественных клубов, если бы их членам довелось познакомиться с подобными
творениями.
Довольно скоро я стал его искренним приверженцем и готов был, подобно
усердному школьнику, часами выслушивать его рассуждения о теории живописи и
всевозможные философские гипотезы, кстати, настолько бредовые и дикие, что
за одно это его можно было навечно упрятать в сумасшедший дом. Мое искреннее
преклонение, значимость которого особенно усиливалась в условиях, когда все
большее число людей постепенно отворачивалось от него, делало его особенно
доверительным в беседах со мной, и однажды вечером он намекнул, что если я
не стану слишком распространяться на этот счет и к тому же не буду проявлять
излишней щепетильности и брезгливости, то он мог бы показать мне нечто
необычное - что-то такое, что по своей силе превосходило все то, что я видел
у него в доме,
- Знаете, - говорил он, - есть такие вещи, которые вряд ли подойдут для
Ньюбэри-стрит; они просто покажутся здесь неуместными и едва ли смогут быть
по достоинству оценены. Я всегда старался постичь потаенные обертоны души, а
этого вы никогда не сыщете на вульгарных искусственных улицах, проложенных
по искусственной земле искусственных городов. Моя студия - это уже не
Бостон; это вообще ни с чем несравнимо, поскольку вы даже не успеете собрать
все нахлынувшие на вас там воспоминания и видения загадочных духов. Если
здесь, в городе, все еще сохранились какие-то привидения, то это всего лишь
ручные, можно сказать, почти домашние призраки соляных болот и мелководных
бухт; я же хочу настоящих, человеческих привидений - таких, которые
достаточно высокоорганизованы, чтобы уметь заглянуть в преисподнюю и быть
способными постичь смысл увиденного там.
Настоящий художник должен жить в Норт-Энде. Если в человеке
действительно присутствует эстетическое начало, он смирится с нищетой ради
познания исконных традиций широких масс. Боже мой! Неужели вы не понимаете,
что места, подобные тому, о котором я говорю, на самом деле вовсе не
рукотворны, а развивались сами по себе? Поколение за поколением жили,
чувствовали и умирали в тех местах, причем происходило все это в те времена,
когда люди еще не боялись жить, чувствовать и умирать.
Разве вы не знаете, что в 1632 году на холме Коппа была мельница и что
половина из всех ныне существующих там улиц была проложена еще в 1650 году?
Я могу показать вам дома, которым по двести пятьдесят лет, а то и более;
дома, которые были свидетелями таких времен, за которые все современные
постройки давным-давно развалились бы в пыль. Что нынешние поколения знают о
стоящей за всем этим жизнью и наполнявших ее силах? Вы считаете салемское
колдовство иллюзией, обманом, а я готов биться о заклад, что моя
пра-пра-пра-прабабка могла бы порассказать вам такое... Они вздернули ее на
Холме висельников, тогда как Коттон Матер стоял неподалеку и лицемерно
глазел на это зрелище. Мазер, черт бы его побрал, страшно боялся, что кто-то
может выбраться из проклятой клетки сплошной монотонии окружающей жизни, -
как бы я хотел, чтобы кто-нибудь наслал на него порчу или ночью высосал у
него всю кровь!
Я могу показать вам дом, в котором он жил, и могу указать другой, в
который он боялся даже заходить, - и это несмотря на всю свою самоуверенную
болтовню. А ведь он и сам знал такие вещи, которые не осмелился включить в
свою глупую "Магналию" или в ребячьи "Чудеса невидимого мира". Послушайте,
вам известно, что когда-то весь Норт-Энд представлял из себя сеть подземных
туннелей, посредством которых некоторые люди обеспечивали себе доступ в дома
друг друга, могли проникать на кладбища и выходить в море? И пусть наверху
устраивали судилища и организовывали гонения - все равно ежедневно там
происходили вещи, которые они не были в состоянии понять, а по ночам
раздавался смех, источник которого они не могли установить!
Дорогой мой, если вы возьмете десяток любых домов, которые были
построены до 1700 года и впоследствии никуда не перевозились, то готов
поклясться, что в подвалах восьми из них я отыщу что-нибудь пикантное, во
всяком случае, такое, что заслуживало бы самого пристального внимания. Ведь
едва ли проходит месяц, чтобы вы не прочитали в газетах про то, как рабочие
обнаружили в том или ином месте сложенные из кирпича арки и стены, которые
ведут в никуда, - да что там ходить далеко за примерами, взять хотя бы
прошлогодние раскопки на Хэнчмен-стрит. Там обитали ведьмы и те духи,
которых они вызывали; скрывались пираты, прятавшие награбленное в морских
плаваниях; контрабандисты и разбойники - в общем, скажу вам, в старое время
люди знали, как жить и как расширять границы жизни! А ведь это был не
единственный мир, знакомый смелым и мудрым людям, уверяю вас! И сравните все
это с тем, что мы видим сегодня, - все эти бледно-розовые, изнеженные мозги
так называемых художников, которые содрогаются от страха и бьются в корчах,
если картина хотя бы на малую толику выходит за рамки традиционных
представлений о вкусах обитателей чайных салонов на Бикон-стрит!
1 2 3 4 5 6
вызывал у него все большее отвращение; он даже стал побаиваться его и при
этом настаивал, что черты и общее выражение лица этого человека медленно, но
неуклонно претерпевают такие изменения, которые наводили его на самые
зловещие подозрения, поскольку они якобы становились вовсе уж
нечеловеческими. Он тогда много говорил на эту тему и утверждал, в
частности, что Пикмэн в высшей степени эксцентричный и даже ненормальный
человек. Если в своей переписке с Рейдом вы касались этой темы, то наверняка
писали ему, что он позволил картинам Пикмэна оказать слишком сильное
воздействие на свою нервную систему. Лично я, - во всяком случае, тогда -
говорил ему именно это.
Но не забывайте, что, несмотря на все это, я продолжал поддерживать с
Пикмэном довольно тесные личные отношения. Более того, мое восхищение его
творчеством с каждым днем все более возрастало, поскольку тот самый "Обед
вурдалаков" представлял собой действительно выдающееся произведение
искусства. Вы знаете, что клуб отказался выставлять эту картину, а Музей
изящных искусств не захотел принять ее от него даже в качества дара. От себя
могу заметить, что никто не пожелал приобрести ее и для своей частной
коллекции, и потому вплоть до самого исчезновения Пикмэна она так и
продолжала висеть у него в доме. Сейчас она находится у его отца в Салеме -
вы же знаете, что Пикмэн происходит из старинного салемского рода и что
одного из его предков в 1692 году вздернули на виселице по обвинению в
колдовстве.
Я взял тогда за правило регулярно навещать Пикмэна, особенно после
того, как приступил к работе над монографией о так называемом "причудливом
искусстве". Возможно, именно его работы и натолкнули меня на эту идею, во
всяком случае, как только я стал развивать ее, он стал для меня подлинной
кладезью информации и всевозможных суждений на этот счет. Он показал мне все
свои картины и рисунки на эту тему, в том числе несколько перьевых
зарисовок, за которые, во что я искренне верю, его исключили бы изо всех
художественных клубов, если бы их членам довелось познакомиться с подобными
творениями.
Довольно скоро я стал его искренним приверженцем и готов был, подобно
усердному школьнику, часами выслушивать его рассуждения о теории живописи и
всевозможные философские гипотезы, кстати, настолько бредовые и дикие, что
за одно это его можно было навечно упрятать в сумасшедший дом. Мое искреннее
преклонение, значимость которого особенно усиливалась в условиях, когда все
большее число людей постепенно отворачивалось от него, делало его особенно
доверительным в беседах со мной, и однажды вечером он намекнул, что если я
не стану слишком распространяться на этот счет и к тому же не буду проявлять
излишней щепетильности и брезгливости, то он мог бы показать мне нечто
необычное - что-то такое, что по своей силе превосходило все то, что я видел
у него в доме,
- Знаете, - говорил он, - есть такие вещи, которые вряд ли подойдут для
Ньюбэри-стрит; они просто покажутся здесь неуместными и едва ли смогут быть
по достоинству оценены. Я всегда старался постичь потаенные обертоны души, а
этого вы никогда не сыщете на вульгарных искусственных улицах, проложенных
по искусственной земле искусственных городов. Моя студия - это уже не
Бостон; это вообще ни с чем несравнимо, поскольку вы даже не успеете собрать
все нахлынувшие на вас там воспоминания и видения загадочных духов. Если
здесь, в городе, все еще сохранились какие-то привидения, то это всего лишь
ручные, можно сказать, почти домашние призраки соляных болот и мелководных
бухт; я же хочу настоящих, человеческих привидений - таких, которые
достаточно высокоорганизованы, чтобы уметь заглянуть в преисподнюю и быть
способными постичь смысл увиденного там.
Настоящий художник должен жить в Норт-Энде. Если в человеке
действительно присутствует эстетическое начало, он смирится с нищетой ради
познания исконных традиций широких масс. Боже мой! Неужели вы не понимаете,
что места, подобные тому, о котором я говорю, на самом деле вовсе не
рукотворны, а развивались сами по себе? Поколение за поколением жили,
чувствовали и умирали в тех местах, причем происходило все это в те времена,
когда люди еще не боялись жить, чувствовать и умирать.
Разве вы не знаете, что в 1632 году на холме Коппа была мельница и что
половина из всех ныне существующих там улиц была проложена еще в 1650 году?
Я могу показать вам дома, которым по двести пятьдесят лет, а то и более;
дома, которые были свидетелями таких времен, за которые все современные
постройки давным-давно развалились бы в пыль. Что нынешние поколения знают о
стоящей за всем этим жизнью и наполнявших ее силах? Вы считаете салемское
колдовство иллюзией, обманом, а я готов биться о заклад, что моя
пра-пра-пра-прабабка могла бы порассказать вам такое... Они вздернули ее на
Холме висельников, тогда как Коттон Матер стоял неподалеку и лицемерно
глазел на это зрелище. Мазер, черт бы его побрал, страшно боялся, что кто-то
может выбраться из проклятой клетки сплошной монотонии окружающей жизни, -
как бы я хотел, чтобы кто-нибудь наслал на него порчу или ночью высосал у
него всю кровь!
Я могу показать вам дом, в котором он жил, и могу указать другой, в
который он боялся даже заходить, - и это несмотря на всю свою самоуверенную
болтовню. А ведь он и сам знал такие вещи, которые не осмелился включить в
свою глупую "Магналию" или в ребячьи "Чудеса невидимого мира". Послушайте,
вам известно, что когда-то весь Норт-Энд представлял из себя сеть подземных
туннелей, посредством которых некоторые люди обеспечивали себе доступ в дома
друг друга, могли проникать на кладбища и выходить в море? И пусть наверху
устраивали судилища и организовывали гонения - все равно ежедневно там
происходили вещи, которые они не были в состоянии понять, а по ночам
раздавался смех, источник которого они не могли установить!
Дорогой мой, если вы возьмете десяток любых домов, которые были
построены до 1700 года и впоследствии никуда не перевозились, то готов
поклясться, что в подвалах восьми из них я отыщу что-нибудь пикантное, во
всяком случае, такое, что заслуживало бы самого пристального внимания. Ведь
едва ли проходит месяц, чтобы вы не прочитали в газетах про то, как рабочие
обнаружили в том или ином месте сложенные из кирпича арки и стены, которые
ведут в никуда, - да что там ходить далеко за примерами, взять хотя бы
прошлогодние раскопки на Хэнчмен-стрит. Там обитали ведьмы и те духи,
которых они вызывали; скрывались пираты, прятавшие награбленное в морских
плаваниях; контрабандисты и разбойники - в общем, скажу вам, в старое время
люди знали, как жить и как расширять границы жизни! А ведь это был не
единственный мир, знакомый смелым и мудрым людям, уверяю вас! И сравните все
это с тем, что мы видим сегодня, - все эти бледно-розовые, изнеженные мозги
так называемых художников, которые содрогаются от страха и бьются в корчах,
если картина хотя бы на малую толику выходит за рамки традиционных
представлений о вкусах обитателей чайных салонов на Бикон-стрит!
1 2 3 4 5 6