- Знаете, сказал он, есть вещи, которые не подходят для Ньюбери-стрит,
те вещи, которые здесь неуместны и которые нельзя по-настоящему понять
здесь. Мое дело искать обертоны души, а какие могут быть обертоны у
выскочки, живущего на улицах, проложенных на искусственной насыпи? Бэк-Бей
пока не Бостон пока он ничто, потому что у него не было времени накопить
воспоминания и привлечь к себе местных духов. Если здесь еще остались
привидения, то это смирные привидения из низины и обмелевшей бухты, а мне
нужны человеческие привидения привидения высших существ, которые заглянули в
ад и поняли смысл того, что увидели.
Художнику надо жить в Норт-Энде. Настоящий эстет примиряется с
трущобами ради накопленных ими преданий. Черт побери, приятель, неужели
непонятно, что такие места не сделаны, что они выросли? Поколение за
поколением жили, мучились, умирали в них, причем в те времена, когда люди
еще не боялись жить, мучиться и умирать. Неужели вам неизвестно, что в 1б32
году на Коппс-хилл была мельница, а половина сегодняшних улиц проложена до
1650 года? Я могу показать вам дома, которые простояли Два с половиной века,
а то и дольше; дома, которые были свидетелями того, что обратит в пыль
современное здание. А что современным людям известно о жизни и властвующих
над ней силах. Вы называете салемское колдовство обманом, но, держу пари,
моя четырежды прабабка могла бы кое-что вам порассказать. Ее повесили на
Виселичном холме, и при этом присутствовал ханжа Котон Мэзер. Он, черт его
подери, боялся, как бы кто-нибудь не вырвался на волю из его проклятой
скучной клетки жаль, никому не удалось его заколдовать и попить у него ночью
кровь!
Я могу показать вам дом, в котором жил Мэзер, и еще один дом, в который
он боялся входить, несмотря на все свои храбрые словеса. Ему-то были
известны вещи, которые он не посмел вставит в свою дурацкую Magnalia или
простодушные Чудеса невидимого мира . Послушайте, а вы знаете, что под
Норт-Эндом когда-то была целая сеть ходов, благодаря которым люди могли
незаметно бывать друг у друга дома, на кладбище и под морем? Наверху
занимались расследованиями и преследованиями а внизу, под землей, день за
днем творилось всякое, и по ночам неизвестно откуда доносился смех!
Клянусь, дружище, из уцелевших в первозданном виде десяти построек
семнадцатого столетия в восьми найдется что-нибудь необычное в подвале.
Месяца не проходит, чтобы нам не сообщили о рабочих, то тут, то там
наткнувшихся на кирпичные своды и колодцы, которые никуда не ведут, один
возле Хенчмен-стрип можно было увидеть еще в прошлом году с эстакады. В
прошлом были ведьмы со своим колдовством, пираты с награбленным добром,
контрабандисты, капитаны каперов и, скажу я вам, в прежние времена люди
умели жить и умели раздвигать границы жизни! Наш мир был не единственным,
который открывал для себя храбрый и умный человек ну уж нет! А теперь
возьмите для сравнения наши дни и наших людей с их бледно-розовыми мозгами,
из которых даже так называемые художники сразу начинают корчиться от страха,
если на картине больше того, о чем позволено говорить за чайным столом на
Бикон-стрит!
С настоящим меня мирит только одно оно настолько глупо что не позволяет
себе заглянуть подальше в прошлое. Все ваши карты и путеводители ровным
счетом ничего не сообщают о Норт-Энде! Да-да! Не задумываясь, я могу назвать
вам тридцать-сорок улиц и целые лабиринты к северу от Принс-стрит, о которых
никому неизвестно, кроме, может быть, десяти человек, если не считать
кишащих там иностранцев. А что в них понимают даго? Нет, Тербер, в этих
старых поселениях великолепно мечтается, ибо они переполнены чудесами и
чудовищами и совсем не похожими ни над что привычное, и все же ни одна живая
душа их не понимает - я-то уж не напрасно копался в прошлом!
Послушайте, вас же это интересует. А что, если я скажу вам, что у меня
есть вторая мастерская там, где я ловлю ночной дух древнего ужаса и рисую
вещи, о которых даже подумать нельзя на Ньюбери-стрит? Естественно, мне
незачем болтать об этом с нашими, будь они прокляты, старыми девами в клубе
с Рейдом, черт его побери, который всем уже нашептал, что я чудовище и мчусь
куда-то на тобоггане обратной эволюции. Правильно, Тербер когда-то давно я
решил, что кто-то должен живописать ужас, а не только красоту жизни, поэтому
и отправился в те места, где у меня были основания искать его.
Я нашел дом, о котором вряд ли знают и трое из ныне живущих
представителей нордической расы. Он находится совсем недалеко от эстакады,
но его история уходит очень далеко в глубь столетий. Мне захотелось снять
его из-за необычной кирпичной кладки расположенного в подвале колодца одного
из тех, о которых я рассказывал вам. Дом на глазах разваливается, так что
вряд ли кто-нибудь поселится в нем, и мне даже стыдно сказать, как мало я за
него плачу. Окна там заколочены, но это даже к лучшему, ибо мне совсем не
нужен дневной свет. Пишу я в подвале, где вдохновляюсь сильнее всего, но все
же обставил несколько комнат на первом этаже. Принадлежит дом некоему
сицилийцу, а я снял его под фамилией Питере.
Итак, если не возражаете, сегодня же и отправимся туда. Думаю, вам
понравятся картины, ибо, как я уже сказал, позволил себе зайти в них
немножко дальше. Это недалеко иногда я хожу пешком, чтобы не привлекать
внимание любопытных, появляясь в таком месте на такси. От Южного вокзала до
Бэттери-стрит доедем на поезде, а там всего ничего пешком.
Итак, Элиот, когда я выслушал все это, то уже с трудом сдерживал себя,
чтобы не припустить бегом, и нормальным шагом дойти до первого попавшегося
нам, свободного такси. На Южном вокзале мы пересели в поезд и около
двенадцати часов, выйдя на Бэттери-стрит, направились мимо старого причала
по набережной Конституции. Куда и где мы свернули, я не запомнил и не могу
ничего сообщить вам об этом, знаю лишь, что мы были не на Гриноу-лейн.
Когда же мы свернули, то нам пришлось подниматься в гору по безлюдной
улочке, самой старой и самой грязной, какую я только видел в своей жизни;
все дома на ней были с ветхими крышами, разбитыми окошками и древними
полуразрушенными трубами, отчетливо видными на фоне лунного неба. Похоже,
там не было и трех домов, которые строились не во времена Котток Мэзера в
самом деле, я разглядел два дома с низко нависающими крышами, а один раз
даже нам попалась островерхая крыша, почти забытая предшественница
двускатной крыши, хотя, говорят, ни одной такой крыши не сохранилось в
Бостоне.
С этой плохо освещенной улицы мы свернули налево на такую же безлюдную
и еще более узкую, погруженную во тьму, улочку и через минуту вновь
повернули, но уже направо. Почти тотчас Пикман достал фонарик, и я увидел
старинную дверь, обшитая десятью филенками, всю изъеденную червями. Когда он
отпер ее и впустил меня внутрь, моим глазам предстала пустая прихожая,
когда-то, повидимому, великолепно смотревшаяся благодаря дубовым панелям
очень простая на вид, она будоражила воображение напоминанием о временах
Андроса и Фиппса и ведьмовства.
1 2 3 4 5