Волны были темно-фиолетовыми, почти черными: словно лапы
громадного жадного чудовища хватались они за податливую красную почву.
Казалось, океан, это огромное злобное существо, объявил непримиримую войну
тверди земной, подстрекаемый к тому самим разъяренным небом.
Очнувшись, наконец, от оцепенения, в которое повергло меня это
сверхъестественное зрелище, я увидал, что и мне самому угрожает
непосредственная опасность. Пока я стоял, оцепенело уставившись на океан,
несколько метров земной тверди уже обвалились в воду недалек был тот момент,
когда и дом, подмытый волнами, должен был рухнуть в неистовую пучину. Я
поспешил на противоположную сторону здания и вышел в первую попавшуюся
дверь, заперев ее каким-то странной формы ключом, который нашел внутри.
Теперь я мог получше рассмотреть окрестности и сразу же заметил, что
враждебные друг другу вода и суша были разделены в этом месте на две
совершенно непохожие части. По разные стороны узкого мыса, на котором я
стоял, казалось, располагались разные миры. Слева от меня море мягко
вздымало огромные зеленые волны, мирно накатывавшиеся на берег в лучах
яркого солнца. Но в самом этом солнце и даже в его положении на небосклоне
было что-то такое, что заставило меня содрогнуться; но что это было ни
тогда, ни сейчас я не мог бы сказать. Справа же простиралось совсем другое
море голубое, покойное, лишь слегка колыхавшееся, а небо над ним было
темнее, чем слева, и омываемый волнами берег казался скорее белесым, чем
красноватым, как с другой стороны.
Затем я принялся рассматривать сушу и обнаружил нечто совершенно
поразительное: покрывавшие ее растения имели на редкость необыкновенный вид.
Я никогда прежде не видел ничего подобного и ни о чем подобном не читал.
Вероятно, они были тропического или по крайней мере субтропического
происхождения впрочем, мое предположение основывалось главным образом на
том, что здесь царила ужасная жара. Некоторые растения чем-то напоминали
флору моих родных мест: подобные гибриды могли бы получиться, если бы хорошо
известные мне деревья или кустарники перенесли в другой климатический пояс.
А вот многочисленные огромные пальмы не были похожи ни на одно известное мне
растение. Дом, из которого я только что вышел, был очень невелик не больше
коттеджа средних размеров, но выстроен, очевидно, из мрамора, и в каком-то
причудливом эклектичном стиле, являвшем собой странную смесь восточных и
западных архитектурных концепций. По углам фасада располагались коринфские
колонны, а красную черепичную крышу архитектор позаимствовал у китайской
пагоды. От двери вглубь берега вела дорожка примерно метровой ширины,
посыпанная необыкновенно белым песком и обсаженная величественными пальмами,
цветущими деревьями и кустарником неизвестной мне породы. Дорожка постепенно
забирала вправо, туда, где море было голубым, а берег белесоватым. Какая-то
неведомая сила заставила меня во весь дух броситься бежать по тропинке,
словно за мной гнался злой дух из бьющегося позади океана. Дорожка вела
вверх по пологому склону, и я быстро поднялся на вершину холма. Оттуда был
хорошо виден и мыс, и дом, где я недавно пришел в себя, и черный водоворот
за ним, и зеленое море с одной стороны, и синее с другой; а надо всем висело
какое-то проклятие, неведомое и невообразимое. Никогда больше не видел я
ничего этого, но часто спрашиваю себя...
Бросив прощальный взгляд на берег и океан, я зашагал вперед: моему
взору открывались все новые картины.
Как я уже говорил, постепенно удаляясь от кромки воды, дорожка
постепенно заворачивала направо. Впереди и немного левее я мог теперь видеть
необозримую равнину, простиравшуюся на многие тысячи акров и сплошь покрытую
волнующейся массой густой травы, достигавшей высоты человеческого роста.
Почти у самого горизонта стояло огромное пальмовое дерево оно зачаровывало
меня и необъяснимо влекло к себе. Непостижимость всего увиденного вкупе с
чувством облегчения от того, что мне удалось бежать с мыса, где надо мной
нависла непосредственная опасность, на время ослабили мою тревогу, но стоило
лишь мне остановиться, устало опустившись на дорожку и машинально погрузив
руки в теплый беловато-золотистый песок, как меня вновь объял панический
страх. К дьявольским ударам прибоя добавилось что-то не менее ужасающее,
что-то таившееся в шорохе высокой травы. Я закричал, отчаянной бессвязно:
Тигр? Тигр? Это ты, Зверь, ты? Это ты, Зверь, которого я боюсь? В памяти
вдруг всплыла прочитанная когда-то давным-давно древняя история о тиграх,
только я никак не мог вспомнить имя автора. И все-таки, несмотря на
продолжавший мучить меня непередаваемый страх, я вспомнил его. Конечно же
это был Редъярд Киплинг; мне даже не показалось странным, что поначалу я
отнес его, чуть ли не своего современника, к древним писателям. Мне вдруг
нестерпимо захотелось еще раз взглянуть на томик Киплинга с этим рассказом,
и я чуть было не отправился назад, в дом на мысу, чтобы отыскать там книгу,
но вовремя одумался к тому же мне очень хотелось поскорее добраться до той
высокой пальмы.
Не знаю, смог ли бы я противостоять желанию вернуться назад, если бы с
неменьшей силой меня не влекла к себе огромная пальма вдали. Этот последний
импульс, наконец, возобладал; я покинул песчаную долину и принялся скользить
вниз по склону, несмотря на весь тот страх, который внушала мне высокая
трава и мысль, что в ней могут быть змеи. Я решил до конца сражаться за свою
жизнь и рассудок, чего бы ни стоило мне сопротивление угрозам, таившимся в
море или на суше. Однако, поражение в этой борьбе начинало казаться мне
неминуемым, и это становилось все яснее и яснее всякий раз, как безумный
шорох жуткой травы сливался с удаленными, но все еще отчетливо слышными
тревожными ударами огромных волн. Я то и дело останавливался и зажимал уши
руками, ища хоть какого-нибудь облегчения, но от этих невыносимых звуков не
было спасения. Мне показалось, что прошла целая вечность, пока я добрался до
пальмы, так притягивавшей меня к себе, и упал в благословенную тень широких
листьев.
Вслед за тем произошло несколько совершенно невероятных событий,
поочередно ввергавших меня то в экстаз, то в ужас; я вспоминаю о них с
содроганием и не смею предлагать своих толкований. Едва только я заполз под
сень пальмовых листьев, как откуда-то сверху, из ветвей, появился младенец
такой красоты, какую мне прежде не приходилось видеть. В каких-то лохмотьях,
весь запыленный, он все равно выглядел как фавн или полубог; в густой тени
мне показалось даже, что от него исходит что-то вроде сияния. Мальчик
улыбнулся мне и протянул ручку, но прежде чем я приподнялся с земли, чтобы
заговорить с ним, сверху раздалось чудесное сладостное пение; чистые ноты
сливались в неземную возвышенную гармонию. Солнце уже зашло и тут я убедился
в том, что головку младенца действительно окружает ореол искристого света.
Он обратился ко мне мелодичным серебристым голоском;
1 2 3