- Где командарм? Почему его нет до сих пор? В ответ я повторил то, о чем уже докладывал с Елецкого аэродрома. Мне возразили:
- Утром Самохин вылетел из Москвы.
4
Пришлось заняться розысками командарма. Стал звонить по телефону во все бригады и дивизии. Его нигде не было. Не появился тов. Самохин и на следующий день. А через сутки наши связисты перехватили радиопередачу противника, из которой явствовало, что Александр Григорьевич по ошибке совершил посадку не в Ельце, а в оккупированном немцами Мценске. Там он был пленен, и враг завладел при этом оперативной директивой нашего Верховного Главнокомандующего.
Дорого обошлась беспечность людей, отправивших генерала Самохина с недостаточно опытным летчиком, который потерял в воздухе ориентировку. Ставке пришлось пересмотреть сроки готовившегося наступления, изменить направление наших ударов по противнику. Но и это не спасло нас от неудач. У меня нет никакого сомнения в том, что трагический эпизоде генералом Самохиным сыграл свою роковую роль и в какой-то мере предопределил печальный исход наступления на Харьков в мае 1942 года.
По-иному сложилась в связи с этим событием и судьба 48-й армии. Перед нами была поставлена новая задача - готовиться к наступлению не на Харьков, а на Орел из района севернее Ливны. Для этого армию следовало перебросить на значительное расстояние в условиях весенней распутицы. Благодатный чернозем превратился в тестообразное месиво, покрывавшее все поля и дороги. В разоренных врагом деревнях не оказалось корма для лошадей, а подвоз фуража из тыла был сильно затруднен. Нередко возникали перебои и с горючим для автотранспорта, и с продовольствием.
Люди на себе несли боеприпасы, тащили на руках пушки, выталкивали плечом застрявшие в грязи автомашины. Из-за всех этих передряг мы запоздали с выходом в новый район сосредоточения. Потом потребовалось время, чтобы привести части в порядок после утомительного марша.
Нас вывели на стык 3-й и 13-й армий, на самую ось намечавшегося наступления. Однако наступать не пришлось. Серьезные неудачи, постигшие наши войска под Харьковом, и последовавшее затем продвижение противника на восток, к Дону, сделали невозможным осуществление Орловской операции в 1942 году. 48-й армии предстояло держать здесь оборону, стягивая на себя как можно больше сил противника и лишая гитлеровское командование возможностей перебрасывать отсюда свои войска на южное направление. В течение нескольких ночей мы сменили в отведенной нам полосе части 3-й и 13-й армий и приступили к выполнению этой задачи.
В это время судьба опять свела меня с генерал-майором Халюзиным. Первоначально он был назначен на должность заместителя командующего 48-й армией, а после того, как стало известно о пленении Самохина, вступил временно в исполнение обязанностей командарма. Я, конечно, не забыл критические дни октября 1941 года, когда тов. Халюзин так безучастно отнесся ко мне. Но у меня как-то угасло чувство, обиды на него. Еще в госпитале, когда времени для размышлений было более чем достаточно, я пришел к выводу, что тогдашнее поведение генерала Халюзина объяснялось его моральным потрясением. Он, видимо, действительно не верил, что меня можно вывезти живым из вражеского кольца, и потому решил не рисковать ради совершенно безнадежного раненого спасением бумаг, которые вряд ли представляли какую-либо ценность...
Обязанности командарма для тов. Халюзина оказались явно не по плечу. Его долго не утверждали в этой должности, а потом освободили от командования армией и назначили с понижением. Главная беда Халюзина состояла в том, что он подходил с какою-то заниженной оценкой к моральным и даже физическим силам своих сослуживцев, а на противника смотрел, если можно так выразиться, через увеличительные стекла.
За время совместной службы с генералом Халюзиным в 48-й армии мы ни разу не касались в разговорах неприятных для нас обоих воспоминаний. И думаю, что это способствовало сохранению нормальных деловых отношений и вытекающего из них уважения друг к другу.
Линия фронта проходила по восточной кромке Брянских лесов. Это были непередаваемо красивые места. Сказочно выглядели поймы рек и озер в окружении могучих деревьев. Даже во время войны здесь гнездились дикие утки и, когда смолкали пушки, слышалось беззаботное пение птиц...
Очень много встречалось оврагов. Они пересекали местность во всех направлениях и придавали дополнительную прочность нашей обороне. Впрочем, и без того позиции армии в инженерном отношении были оборудованы превосходно. Временем нас никто не ограничивал, черноземный грунт оказался податливым, в лесу - сколько угодно строительного материала, и мы сумели должным образом распорядиться всеми этими благами.
Наш передний край представлял собою хорошо продуманную систему окопов полного профиля с отличными ячейками для стрелков. В такой ячейке боец мог удобно расположиться, облокотиться на бермы и спокойно вести наблюдение не только в границах своего сектора, но и перед фронтом соседей. Дзоты имели круговой обстрел, ниши для боеприпасов и блиндажи для гарнизонов.
Блиндажи не только надежно укрывали бойцов от артиллерийского огня противника, от бомбежек с воздуха, но не лишены были и некоторого комфорта: стены закрывались соломенными матами, пол и потолок сверкали свежим тесом. Через амбразуры просматривалась и простреливалась вся местность, лежащая впереди. На прицел был взят каждый метр пространства.
Известно, что немцы всегда старались нащупывать стыки между подразделениями. На этот случай также принимались меры - там ставились проволочные заграждения, минные поля, отрывались противотанковые рвы.
А сколько было траншей и ходов сообщения! Из любой точки, из каждой стрелковой ячейки среди бела дня можно идти в полный рост к командному пункту, совершенно не опасаясь быть замеченным и обстрелянным противником. Но если даже случайно попадешь под огонь врага или в каком-то месте ход сообщения окажется разрушенным, к твоим услугам запасные "усы" - вспомогательные проходы.
Позиции батальонов и рот представляли собой целые подземные города со своими улицами и переулками. Попадешь в такой город и можешь заблудиться, если нет у тебя его плана или надежного проводника. Здесь все как в настоящем городе: свои дома-землянки, свои столовые, свои бани. Имелись даже своеобразные клубы - так называемые ленинские землянки, - где можно было почитать газету, послушать беседу агитатора.
У меня сохранился экземпляр нашей армейской газеты "Слово бойца", в котором сержант Д. Новиков рассказывает о том, как оборудовали свой окоп бойцы его отделения. Рассказ этот настолько интересен, что я позволю себе воспроизвести его здесь почти полностью: "...Представьте себе, товарищи красноармейцы и младшие командиры, что вы у меня в гостях. Пройдемте со мной по окопу, хочется показать его вам.
Начнем с правого фланга... Вот небольшая круглая площадка. В центре ее на невысокой оси укреплено деревянное колесо от телеги. На колесе - рутой пулемет. Это - наша "зенитка". Красноармеец Абасов - первый номер ручного пулемета, отличный стрелок и по наземным целям, и по зенитным - знает расчеты по упреждению.
Вот вход в траншею. Она перекрыта где досками, где бревнами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72