Комочек меньше
горошины, будто слепленный из детского цветного сахара. Передатчик? Но
микрофона у него не было. Ничего не было... Почему они не дали яду?
Наверное, незачем.
В отдалении, за деревьями, показался дом, ярко освещенный, шумный. На
втором этаже горели настоящие свечи, в канделябрах с зеркальцами. Теперь
он принялся считать столбы ограды, у одиннадцатого замедлил шаг,
остановился в тени, падающей от дерева, и коснулся пальцами проволочной
сетки. Она, пружиня, подалась; он слегка наступил на ее нижнюю часть,
которая не была сцеплена с верхней, перешагнули оказался в саду. Перебегая
от тени к тени, он очутился у высохшего фонтана. Тут он вынул из кармана
стакан, ногтем подрезал пленку, сорвал ее, смял, сунул в рот и запил
маленьким глотком вермута. Теперь, держа стакан в руке и больше не
скрываясь, он двинулся по дорожке прямо к дому, без спешки - гость
возвращается с короткой прогулки... Кресслин поднес к носу платок и
переложил стакан из руки в руку, когда проходил между тенями тех, кто
стоял по обе стороны двери. Лиц он не видел и чувствовал только
невнимательные взгляды.
Свет был почти голубым на первой лестнице, тепло-желтым на второй;
музыка играла вальс. Гладко, - подумал он. - Не слишком ли гладко?
В зале было тесно. Он не сразу ее заметил; ее окружали мужчины с
орденскими ленточками в петлицах. Их разделяли два шага, как вдруг на
другом конце зала раздался грохот. споткнулся какой-то лакей в ливрее, да
так неловко, что поднос, уставленный бокалами, вылетел у него из рук. Что
за тюлень! Окружавшие Севинну как по команде повернули головы в ту
сторону. Один только Кресслин продолжал смотреть на нее. Этот взгляд, едва
уловимый, озадачил ее.
- Вы меня не узнаете?
Она сказала "нет", чтобы оттолкнуть, отбросить его. Он спокойно
улыбнулся:
- А карего пони помните? С белой правой бабкой? И мальчика, который
испугал его мячом?
- Так это вы?
Им не понадобилось знакомиться, они знали друг друга с детства. Он
танцевал с ней только один раз. Потом держался в отдалении. Уже после часа
ночи они вместе вышли в парк. Вышли через дверь, о которой знала только
она. Прогуливаясь с ней по аллеям, он тут и там замечал людей в тени
деревьев. Сколько же их! Где они были, когда он перелезал через сетку?
Странно.
Севинна смотрела на него. Ее лицо белело в свете луны, которая после
полуночи все-таки прорвалась сквозь облака, как и ожидалось.
- Я бы вас не узнала. И все же вы мне кого-то напоминаете. но не того
мальчика. Кого-то другого. Взрослого.
- Вашего мужа, - ответил он спокойно. - Когда ему было двадцать шесть
лет. Вы же видели снимки.
Она растерянно заморгала.
- Да. Но откуда вы знаете?
Он улыбнулся.
- По обязанности. Пресса. Временно - военный корреспондент. Но с
гражданским прошлым.
Она не обратила внимания на его слова.
- Вы из тех же мест, что и я. Удивительно.
- Почему?
- Как-то... Это тревожит меня. Не знаю, как это выразить, но я почти
боюсь.
- Меня?
Его изумление было искренним.
- Нет, что вы. Но это как бы прикосновение судьбы. Ваша похожесть, и
то, что мы знали друг друга еще детьми.
- Что же здесь такого?
- Я не могу вам объяснить. Это всего лишь аллюзия, намек. Будто
что-то произойдет этой ночью.
- Вы суеверны?
- Вернемся. Здесь холодно.
- Никогда не надо убегать.
- О чем вы?
- Не следует бежать от судьбы. Это невозможно.
- Откуда вам знать?
- Где теперь ваш пони?
- А ваш мяч?
- Там, где и мы когда-нибудь будем. Все вещи растворяются во времени.
На свете нет лучшего растворителя.
- Вы говорите так, как будто мы старики.
- Время убийственно для старых. И непонятно для всех.
- А если бы... Нет, ничего.
- Вы хотели что-то сказать?
- Вам показалось.
- Нет, не показалось, и я знаю, что вы имели в виду.
- Что же?
- Одно слово.
- Какое?
- Хронда.
Она вздрогнула. Это был страх.
- Не бойтесь, прошу вас. Мы оба - лишь двое посторонних, которые
знают это, - понятно, кроме вашего мужа и команды доктора Соуви.
- Что вы знаете?
- То же, что и вы.
- Не может быть. Это тайна.
- Я не говорил этого слова никому, кроме вас. Я знал, что вам оно
известно.
- Как вы могли узнать? Вы понимаете, чем рискуете?
- Я не рискую ничем, потому что мои сведения столь же легальны, как
ваши. С той разницей, что я знаю, от кого вы их получили, а вы не знаете,
откуда получил их я.
- Разница не в вашу пользу. Так откуда вы узнали?
- А сказать вам, откуда узнали вы?
- Вы ничего не знаете! - она вся дрожала.
- Я не могу вам сказать. Не имею права.
- Но вы уже сказали...
- Не больше того, что сказал вам ваш муж.
- Откуда вы знаете, что это он?
- Никто из правительства, кроме премьера, не знает. Премьера зовут
Моррибонд. Просто, не так ли?
- Но каким образом? Подслушивание?
- Не думаю. Не было нужды. Просто он должен был вам сказать.
- Не думаете ли вы, что я...
- Нет. Он сказал именно потому, что вы бы никогда не потребовали. Он
хотел вам дать что-то, что имело для него высшую ценность.
- Значит не подслушивание, а психология?
- Да.
- Который час?
- Без двух минут два.
- Не знаю, что станет со всем этим. - Она смотрела в окружающий мрак.
Тени ветвей, плоские и четкие, дрожали на посыпанной гравием дорожке.
Казалось, что тени неподвижны, а дрожит земля. - Мы здесь уже скандально
долго, - сказала она. вы не догадываетесь, почему?
- Начинаю догадываться.
- Тайна, которая... Которая сделает это, уже не тайна за минуту до...
часа ноль. Может быть, мы перестанем существовать. Вы это тоже знаете?
- Знаю. Но не этой же ночью!
- Именно этой.
- Однако еще недавно...
- Да, были кое-какие сложности. Но теперь их нет.
Она почти касалась его груди. Говорила, не видя:
- Он будет молодым. Он в этом уверен.
- Ну да, конечно.
- Не говорите ничего, прошу вас. Я не верю, не могу верить, хотя и
знаю... Это словно не взаправду, так не бывает. Но теперь уже все равно.
Никто не может этого отменить, никто. Или я увижу его молодым, таким, как
вы сейчас, или... Реммер говорил, что возможно скольжение, я опять стану
ребенком. Вы последний человек, с которым я говорю перед этим.
Ее трясло. Он обнял ее. Как бы не осознавая, что говорит,
пробормотал:
- Сколько времени осталось?
- Минуты... В два часа пять минут... - шепнула она.
Он склонился над ее лицом и одновременно изо всех сил надавил на
металлический зуб. Ощутил в голове легкий щелчок и провалился в небытие.
Генерал машинально подтянул брюки.
- Хронда - это темпоральная бомба. Ее взрыв вызывает местную
депрессию во времени. Образно говоря, как обычная бомба делает в грунте
воронку, то есть пространственную депрессию, так Хронда углубляется в
настоящее и утягивает, спихивает все окружающее в прошлое. Размер сдвига,
так называемый ретроинтервал, зависит от мощности заряда. Теория
хронодепрессии сложна, и я не в состоянии вам ее изложить. Однако принцип
уловить легко. Течение времени зависит от всемирного тяготения. Не от
местных полей тяготения, а от вселенской гравитации.
1 2 3 4
горошины, будто слепленный из детского цветного сахара. Передатчик? Но
микрофона у него не было. Ничего не было... Почему они не дали яду?
Наверное, незачем.
В отдалении, за деревьями, показался дом, ярко освещенный, шумный. На
втором этаже горели настоящие свечи, в канделябрах с зеркальцами. Теперь
он принялся считать столбы ограды, у одиннадцатого замедлил шаг,
остановился в тени, падающей от дерева, и коснулся пальцами проволочной
сетки. Она, пружиня, подалась; он слегка наступил на ее нижнюю часть,
которая не была сцеплена с верхней, перешагнули оказался в саду. Перебегая
от тени к тени, он очутился у высохшего фонтана. Тут он вынул из кармана
стакан, ногтем подрезал пленку, сорвал ее, смял, сунул в рот и запил
маленьким глотком вермута. Теперь, держа стакан в руке и больше не
скрываясь, он двинулся по дорожке прямо к дому, без спешки - гость
возвращается с короткой прогулки... Кресслин поднес к носу платок и
переложил стакан из руки в руку, когда проходил между тенями тех, кто
стоял по обе стороны двери. Лиц он не видел и чувствовал только
невнимательные взгляды.
Свет был почти голубым на первой лестнице, тепло-желтым на второй;
музыка играла вальс. Гладко, - подумал он. - Не слишком ли гладко?
В зале было тесно. Он не сразу ее заметил; ее окружали мужчины с
орденскими ленточками в петлицах. Их разделяли два шага, как вдруг на
другом конце зала раздался грохот. споткнулся какой-то лакей в ливрее, да
так неловко, что поднос, уставленный бокалами, вылетел у него из рук. Что
за тюлень! Окружавшие Севинну как по команде повернули головы в ту
сторону. Один только Кресслин продолжал смотреть на нее. Этот взгляд, едва
уловимый, озадачил ее.
- Вы меня не узнаете?
Она сказала "нет", чтобы оттолкнуть, отбросить его. Он спокойно
улыбнулся:
- А карего пони помните? С белой правой бабкой? И мальчика, который
испугал его мячом?
- Так это вы?
Им не понадобилось знакомиться, они знали друг друга с детства. Он
танцевал с ней только один раз. Потом держался в отдалении. Уже после часа
ночи они вместе вышли в парк. Вышли через дверь, о которой знала только
она. Прогуливаясь с ней по аллеям, он тут и там замечал людей в тени
деревьев. Сколько же их! Где они были, когда он перелезал через сетку?
Странно.
Севинна смотрела на него. Ее лицо белело в свете луны, которая после
полуночи все-таки прорвалась сквозь облака, как и ожидалось.
- Я бы вас не узнала. И все же вы мне кого-то напоминаете. но не того
мальчика. Кого-то другого. Взрослого.
- Вашего мужа, - ответил он спокойно. - Когда ему было двадцать шесть
лет. Вы же видели снимки.
Она растерянно заморгала.
- Да. Но откуда вы знаете?
Он улыбнулся.
- По обязанности. Пресса. Временно - военный корреспондент. Но с
гражданским прошлым.
Она не обратила внимания на его слова.
- Вы из тех же мест, что и я. Удивительно.
- Почему?
- Как-то... Это тревожит меня. Не знаю, как это выразить, но я почти
боюсь.
- Меня?
Его изумление было искренним.
- Нет, что вы. Но это как бы прикосновение судьбы. Ваша похожесть, и
то, что мы знали друг друга еще детьми.
- Что же здесь такого?
- Я не могу вам объяснить. Это всего лишь аллюзия, намек. Будто
что-то произойдет этой ночью.
- Вы суеверны?
- Вернемся. Здесь холодно.
- Никогда не надо убегать.
- О чем вы?
- Не следует бежать от судьбы. Это невозможно.
- Откуда вам знать?
- Где теперь ваш пони?
- А ваш мяч?
- Там, где и мы когда-нибудь будем. Все вещи растворяются во времени.
На свете нет лучшего растворителя.
- Вы говорите так, как будто мы старики.
- Время убийственно для старых. И непонятно для всех.
- А если бы... Нет, ничего.
- Вы хотели что-то сказать?
- Вам показалось.
- Нет, не показалось, и я знаю, что вы имели в виду.
- Что же?
- Одно слово.
- Какое?
- Хронда.
Она вздрогнула. Это был страх.
- Не бойтесь, прошу вас. Мы оба - лишь двое посторонних, которые
знают это, - понятно, кроме вашего мужа и команды доктора Соуви.
- Что вы знаете?
- То же, что и вы.
- Не может быть. Это тайна.
- Я не говорил этого слова никому, кроме вас. Я знал, что вам оно
известно.
- Как вы могли узнать? Вы понимаете, чем рискуете?
- Я не рискую ничем, потому что мои сведения столь же легальны, как
ваши. С той разницей, что я знаю, от кого вы их получили, а вы не знаете,
откуда получил их я.
- Разница не в вашу пользу. Так откуда вы узнали?
- А сказать вам, откуда узнали вы?
- Вы ничего не знаете! - она вся дрожала.
- Я не могу вам сказать. Не имею права.
- Но вы уже сказали...
- Не больше того, что сказал вам ваш муж.
- Откуда вы знаете, что это он?
- Никто из правительства, кроме премьера, не знает. Премьера зовут
Моррибонд. Просто, не так ли?
- Но каким образом? Подслушивание?
- Не думаю. Не было нужды. Просто он должен был вам сказать.
- Не думаете ли вы, что я...
- Нет. Он сказал именно потому, что вы бы никогда не потребовали. Он
хотел вам дать что-то, что имело для него высшую ценность.
- Значит не подслушивание, а психология?
- Да.
- Который час?
- Без двух минут два.
- Не знаю, что станет со всем этим. - Она смотрела в окружающий мрак.
Тени ветвей, плоские и четкие, дрожали на посыпанной гравием дорожке.
Казалось, что тени неподвижны, а дрожит земля. - Мы здесь уже скандально
долго, - сказала она. вы не догадываетесь, почему?
- Начинаю догадываться.
- Тайна, которая... Которая сделает это, уже не тайна за минуту до...
часа ноль. Может быть, мы перестанем существовать. Вы это тоже знаете?
- Знаю. Но не этой же ночью!
- Именно этой.
- Однако еще недавно...
- Да, были кое-какие сложности. Но теперь их нет.
Она почти касалась его груди. Говорила, не видя:
- Он будет молодым. Он в этом уверен.
- Ну да, конечно.
- Не говорите ничего, прошу вас. Я не верю, не могу верить, хотя и
знаю... Это словно не взаправду, так не бывает. Но теперь уже все равно.
Никто не может этого отменить, никто. Или я увижу его молодым, таким, как
вы сейчас, или... Реммер говорил, что возможно скольжение, я опять стану
ребенком. Вы последний человек, с которым я говорю перед этим.
Ее трясло. Он обнял ее. Как бы не осознавая, что говорит,
пробормотал:
- Сколько времени осталось?
- Минуты... В два часа пять минут... - шепнула она.
Он склонился над ее лицом и одновременно изо всех сил надавил на
металлический зуб. Ощутил в голове легкий щелчок и провалился в небытие.
Генерал машинально подтянул брюки.
- Хронда - это темпоральная бомба. Ее взрыв вызывает местную
депрессию во времени. Образно говоря, как обычная бомба делает в грунте
воронку, то есть пространственную депрессию, так Хронда углубляется в
настоящее и утягивает, спихивает все окружающее в прошлое. Размер сдвига,
так называемый ретроинтервал, зависит от мощности заряда. Теория
хронодепрессии сложна, и я не в состоянии вам ее изложить. Однако принцип
уловить легко. Течение времени зависит от всемирного тяготения. Не от
местных полей тяготения, а от вселенской гравитации.
1 2 3 4