что изволите, государь батюшка или государыня матушка, а не дерзостно - што? как? чево? и не с смехом якобы их презирая".- "Слушать их слов, что им приказано от родителей бывает, шляпу в руках держать, и пред ними не вздевать и возле них не садиться, и при них в окно телом не выглядывать, но всё потаённым образом с великим почтением делать - не с ними в ряд, а немножко уступя позади их стоять подобно яко паж некоторый или слуга".
Отсюда очевиден и ясен дух книги - это дух нравоучительный и хотя уже смягченный сравнительно с Домостроем, но всё ещё довольно строгий. Отроки должны держаться "как слуги", но чтобы и сами они с слугами были не крикливы и не дерзки. Теперь посмотрим, каковы же тогда были слуги.
Книга, заступающаяся за слуг, чтобы их не обижали, свидетельствует, что слуги тогда были ленивы, сварливы и бестолковы.
Отроки "должны от челядинцев просительным образом требовать, разве что (кроме тех случаев, если) у кого (из детей) особливые слуги (есть), которые одному ему подвержены бывают, для того, что обычно челядинцы не двум господам и госпожам, но токмо одному господину охотно служат". (Сколько детей, столько бывало для них и особых челядинцев, - каждому по особому слуге.) От этого слугам было не трудно; но как их зато было много, то "часто происходят ссоры и великие бывают между ними мятежи в доме так, что сами не опознают, что кому делать надлежит".
Следовательно, чтобы теперь подражать старине, надо будет и в нынешнее время дать каждому господскому отроку по особливому слуге, чтобы он, как говорилось, "за ними ходил" и ничего больше не делал. Тогда только слуга хорошо уходит "за одним"; но возможно ли это теперь, когда по газетам ищут "одну прислугу со стиркою на малое семейство" из двух или трех душ? А кроме того, как от приставления ко всякому делу особливого слуги набиралось много слуг, а от них происходили ссоры и бывали великие мятежи, то может ли это быть желательно и будет ли это теперь удобно?
Через сто шестьдесят лет все положения сильно изменились. Теперь за каждым отроком по особливому слуге ходить не приставляют, и оттого каждому из служащих в доме людей сделалось больше работы, и стало труднее угождать зараз нескольким членам хозяйского семейства, между членами которого есть разные характеры и не всегда удовлетворительная воспитанность. "Трудно служить двум господам". Полтораста лет назад господа входили в это положение и судили о нём "по Писанию". Тогда в это верили и притом имели возможность поступать по вере своей, а теперь люди утверждаются на ином и судят иначе. Теперь хозяева берут приклады не от Писания, где сказано, что "неудобно слуге служить двум господам", а ссылаются на то, "как делается за границей". Обыкновенно указывают, что там "один слуга двадцатерым служит". И бесспорно, что за границею это, действительно, так; но те, которые на это ссылаются, к сожалению, не вполне объемлют всё домашнее положение за границею. Так, например, они видят, что "за границей один двадцатерым служит"; но не хотят замечать или не хотят помнить, что все двадцать заграничных господ делают сами для себя многое, что у нас поручают прислуге. Там очень многие, между людьми среднего достатка, нанимающими одну bonne pour tout faire, сами оправляют свои постели, убирают комнаты, сносят в ящик свои письма, заправляют лампы и даже сами ходят за своею провизиею и многие с удовольствием растапливают зимою свои камины. Тогда bonne pour tout faire остаётся довольно время, чтобы сделать всё остальное в домашнем обиходе; но мы так не поступаем, а, напротив, мы беспрестанно командуем: "подай, прими и унеси" то, и другое, и третье, и таким образом мы затрудняем прислугу тем, что вполне легко было бы и самим сделать. А оттого французская bonne pour tout faire и наша женщина, служащая в соответственной должности "одной прислуги", находится совсем не в равном положении...
Не говоря о том, что наша женщина, конечно, неуклюжее и тяжелее француженки,- она и не может успеть сделать так же хорошо и своевременно всё то, что делает bonne pour tout faire. Следовательно, пока заграничное положение ещё не подходит к нашим ленивым привычкам, нам нельзя и ожидать, чтобы у нас была такая же сообразительная и много успевающая прислуга, как за границею. Чтобы достичь более удобного заграничного положения, надо несколько иначе жить, а начать это могут только сами господа, от которых зависит меньше бариться.
Десятое правило "Честного Зерцала" учит: оберегаться слуг, как людей дрянных, грубых, нечестных и даже очень опасных по их склонности злословить и клеветать на хозяев. "С своими или посторонними слугами гораздо не сообщайся", т. е. не фамильярничай. "Если они даже и хороши, то и тогда, всё-таки, не во всём им верь, для того, что они грубы и невежи, нерассудливы будучи, не знают держать меры, но хотят, при случае, выше своего господина вознестися, и на весь свет разглашают, что им поверено было. Того ради смотри прилежно, когда что хочешь о других говорить, опасайся, чтобы при том слуг и служанок не было. А имён не упоминай, а обиняками говори, чтобы дознаться было не можно, потому что такие люди много приложат и прибавить искусны".
В этом отношении наши современные слуги совершенно таковы же, как и те, которые были за полтораста лет перед сими, когда общество наше поучалось из "Честного Зерцала". И теперь тот очень неблагоразумно поступает, кто их выспрашивает о господах, у которых они служат. Это портит слуг и всегда может ввести расспрашивающего в большое заблуждение, ибо слуги наши и теперь ещё "невежи", "нерассудливы", "не знают меры держать" и, притом, "много приложат и прибавить искусны". Следовательно. полагаться на их сообщения о хозяевах недостойно,- особенно в вещах, превосходящих самые простые понятия. Между тем, это, к сожалению, имело большое место в нашей жизни, особенно во времена тайной канцелярии, которые воспроизведены в безыскусственных, но интересных рассказах Гр. Вас. Есипова.
Неосновательно также думают многие, что вред идёт, будто, оттого, что "служанки стали ходить в тальмах и шляпках", а лакеи начали зачесываться "a la дурак". Не в платье дело, и не следует забывать, что нынче уже нет ни шугаев, ни шушунов, ни телогреек, и шляпка теперь стоит дешевле, чем порядочный платок на голову. А если усматривать в шляпках и в тальмах "незнание меры", то есть желание походить на госпожу, то такое же "незнание меры" и в старине указано. И тогда было: "с плеч госпожи норовили шарфы подцеплять и земчужинами зашпиляться", а мужчины "одевали господские штаны с прехитрым гульфиком".
Если читатель сравнит это с тем, что ныне происходит с тальмами и с шляпками фик-фок на один бок, то он, наверное, без труда убедится, что и встарь, и нынче это было совершенно одно и то же. Непристойный гульфик или капуль, тальма или фик-фок - это всё равно: хрен редьки не слаще. Но уж если выбирать между щегольством и неряшеством, то фик-фок и капуль лучше петрушкина "собственного" запаха или вечных обновок, в виде прорванных локтей.
При сём ещё хвалителям старины, сетующим на несчастную современность, приходится указать, что певец Капуль, с которого заимствована не одними русскими его причёска,- сам заимствовал эту причёску из России. По крайней мере, помнится, будто г. Капуль рассказывал покойному русскому артисту Монахову, что он не выдумал своей удивительной причёски, а взял её с старинных русских послов, изображения которых видел на старинных гравюрах.
1 2 3 4 5
Отсюда очевиден и ясен дух книги - это дух нравоучительный и хотя уже смягченный сравнительно с Домостроем, но всё ещё довольно строгий. Отроки должны держаться "как слуги", но чтобы и сами они с слугами были не крикливы и не дерзки. Теперь посмотрим, каковы же тогда были слуги.
Книга, заступающаяся за слуг, чтобы их не обижали, свидетельствует, что слуги тогда были ленивы, сварливы и бестолковы.
Отроки "должны от челядинцев просительным образом требовать, разве что (кроме тех случаев, если) у кого (из детей) особливые слуги (есть), которые одному ему подвержены бывают, для того, что обычно челядинцы не двум господам и госпожам, но токмо одному господину охотно служат". (Сколько детей, столько бывало для них и особых челядинцев, - каждому по особому слуге.) От этого слугам было не трудно; но как их зато было много, то "часто происходят ссоры и великие бывают между ними мятежи в доме так, что сами не опознают, что кому делать надлежит".
Следовательно, чтобы теперь подражать старине, надо будет и в нынешнее время дать каждому господскому отроку по особливому слуге, чтобы он, как говорилось, "за ними ходил" и ничего больше не делал. Тогда только слуга хорошо уходит "за одним"; но возможно ли это теперь, когда по газетам ищут "одну прислугу со стиркою на малое семейство" из двух или трех душ? А кроме того, как от приставления ко всякому делу особливого слуги набиралось много слуг, а от них происходили ссоры и бывали великие мятежи, то может ли это быть желательно и будет ли это теперь удобно?
Через сто шестьдесят лет все положения сильно изменились. Теперь за каждым отроком по особливому слуге ходить не приставляют, и оттого каждому из служащих в доме людей сделалось больше работы, и стало труднее угождать зараз нескольким членам хозяйского семейства, между членами которого есть разные характеры и не всегда удовлетворительная воспитанность. "Трудно служить двум господам". Полтораста лет назад господа входили в это положение и судили о нём "по Писанию". Тогда в это верили и притом имели возможность поступать по вере своей, а теперь люди утверждаются на ином и судят иначе. Теперь хозяева берут приклады не от Писания, где сказано, что "неудобно слуге служить двум господам", а ссылаются на то, "как делается за границей". Обыкновенно указывают, что там "один слуга двадцатерым служит". И бесспорно, что за границею это, действительно, так; но те, которые на это ссылаются, к сожалению, не вполне объемлют всё домашнее положение за границею. Так, например, они видят, что "за границей один двадцатерым служит"; но не хотят замечать или не хотят помнить, что все двадцать заграничных господ делают сами для себя многое, что у нас поручают прислуге. Там очень многие, между людьми среднего достатка, нанимающими одну bonne pour tout faire, сами оправляют свои постели, убирают комнаты, сносят в ящик свои письма, заправляют лампы и даже сами ходят за своею провизиею и многие с удовольствием растапливают зимою свои камины. Тогда bonne pour tout faire остаётся довольно время, чтобы сделать всё остальное в домашнем обиходе; но мы так не поступаем, а, напротив, мы беспрестанно командуем: "подай, прими и унеси" то, и другое, и третье, и таким образом мы затрудняем прислугу тем, что вполне легко было бы и самим сделать. А оттого французская bonne pour tout faire и наша женщина, служащая в соответственной должности "одной прислуги", находится совсем не в равном положении...
Не говоря о том, что наша женщина, конечно, неуклюжее и тяжелее француженки,- она и не может успеть сделать так же хорошо и своевременно всё то, что делает bonne pour tout faire. Следовательно, пока заграничное положение ещё не подходит к нашим ленивым привычкам, нам нельзя и ожидать, чтобы у нас была такая же сообразительная и много успевающая прислуга, как за границею. Чтобы достичь более удобного заграничного положения, надо несколько иначе жить, а начать это могут только сами господа, от которых зависит меньше бариться.
Десятое правило "Честного Зерцала" учит: оберегаться слуг, как людей дрянных, грубых, нечестных и даже очень опасных по их склонности злословить и клеветать на хозяев. "С своими или посторонними слугами гораздо не сообщайся", т. е. не фамильярничай. "Если они даже и хороши, то и тогда, всё-таки, не во всём им верь, для того, что они грубы и невежи, нерассудливы будучи, не знают держать меры, но хотят, при случае, выше своего господина вознестися, и на весь свет разглашают, что им поверено было. Того ради смотри прилежно, когда что хочешь о других говорить, опасайся, чтобы при том слуг и служанок не было. А имён не упоминай, а обиняками говори, чтобы дознаться было не можно, потому что такие люди много приложат и прибавить искусны".
В этом отношении наши современные слуги совершенно таковы же, как и те, которые были за полтораста лет перед сими, когда общество наше поучалось из "Честного Зерцала". И теперь тот очень неблагоразумно поступает, кто их выспрашивает о господах, у которых они служат. Это портит слуг и всегда может ввести расспрашивающего в большое заблуждение, ибо слуги наши и теперь ещё "невежи", "нерассудливы", "не знают меры держать" и, притом, "много приложат и прибавить искусны". Следовательно. полагаться на их сообщения о хозяевах недостойно,- особенно в вещах, превосходящих самые простые понятия. Между тем, это, к сожалению, имело большое место в нашей жизни, особенно во времена тайной канцелярии, которые воспроизведены в безыскусственных, но интересных рассказах Гр. Вас. Есипова.
Неосновательно также думают многие, что вред идёт, будто, оттого, что "служанки стали ходить в тальмах и шляпках", а лакеи начали зачесываться "a la дурак". Не в платье дело, и не следует забывать, что нынче уже нет ни шугаев, ни шушунов, ни телогреек, и шляпка теперь стоит дешевле, чем порядочный платок на голову. А если усматривать в шляпках и в тальмах "незнание меры", то есть желание походить на госпожу, то такое же "незнание меры" и в старине указано. И тогда было: "с плеч госпожи норовили шарфы подцеплять и земчужинами зашпиляться", а мужчины "одевали господские штаны с прехитрым гульфиком".
Если читатель сравнит это с тем, что ныне происходит с тальмами и с шляпками фик-фок на один бок, то он, наверное, без труда убедится, что и встарь, и нынче это было совершенно одно и то же. Непристойный гульфик или капуль, тальма или фик-фок - это всё равно: хрен редьки не слаще. Но уж если выбирать между щегольством и неряшеством, то фик-фок и капуль лучше петрушкина "собственного" запаха или вечных обновок, в виде прорванных локтей.
При сём ещё хвалителям старины, сетующим на несчастную современность, приходится указать, что певец Капуль, с которого заимствована не одними русскими его причёска,- сам заимствовал эту причёску из России. По крайней мере, помнится, будто г. Капуль рассказывал покойному русскому артисту Монахову, что он не выдумал своей удивительной причёски, а взял её с старинных русских послов, изображения которых видел на старинных гравюрах.
1 2 3 4 5