Лондон Джек
Нам-Бок - лжец
Джек ЛОНДОН
НАМ-БОК - ЛЖЕЦ
- Байдарка, правда, байдарка! Байдарка, и в ней человек! Глядите, как неуклюже он ворочает веслом!
Старая Баск-Ва-Ван приподнялась на коленях, дрожа от слабости и волнения, и посмотрела в море.
- Нам-Бок всегда неуклюже работал веслом, - пробормотала она в раздумье, прикрыв ладонью глаза от солнца и глядя на сверкающую серебром поверхность воды. - Нам-Бок всегда был неуклюжим. Я помню...
Но женщины и дети громко расхохотались, и в их хохоте слышалась добродушная насмешка; голос старухи затих, и только губы шевелились беззвучно.
Кугах оторвался от своей работы (он был занят резьбой по кости), поднял голову и посмотрел туда, куда указывал взгляд Баск-Ва-Ван. Да, это была байдарка, она шла к берегу, хотя временами ее и относило далеко в сторону. Сидевший в ней греб решительными, но неумелыми движениями и приближался медленно, словно сознательно ставя лодку вдоль волны. Голова Кугаха снова склонилась над работой: на моржовом бивне он вырезал спинной плавник такой рыбы, какие никогда не плавали ни в одном море.
- Это, наверно, мастер из соседнего селения. Хочет посоветоваться со мной, как вырезывать на кости разные изображения, - сказал он наконец. Но он неуклюжий человек. Никогда он не научится.
- Это Нам-Бок, - повторила старая Баск-Ва-Ван. - Неужели я не узнаю своего сына? - раздраженно выкрикнула она. - Говорю вам: это Нам-Бок.
- Ты это говорила каждое лето, - ласково стала увещевать ее одна из женщин. - Чуть только море очистится ото льда, ты садилась на берегу и целыми днями смотрела в море; и про всякую лодку ты говорила: "Это Нам-Бок". Нам-Бок умер, о Баск-Ва-Ван, а мертвые не возвращаются. Невозможно, чтобы мертвый вернулся.
- Нам-Бок! - закричала старуха так громко и пронзительно, что все с удивлением оглянулись на нее.
Она с трудом встала на ноги и заковыляла по песку. По дороге она споткнулась о лежащего на солнышке младенца, мать бросилась унимать его и пустила вслед старухе грубые ругательства, но та не обратила на нее внимания. Ребятишки, обгоняя ее, помчались к берегу, а когда байдарка, едва не опрокинувшись из-за неловкости гребца, подъехала ближе, за ребятишками потянулись и женщины. Кугах отложил моржовый клык в сторону и тоже пошел, тяжело опираясь на свою дубинку, а за ним по двое и по трое двинулись мужчины.
Байдарка повернулась бортом, и ее непременно захлестнуло бы прибоем, если б один из голых юнцов не вбежал в воду и не вытащил ее за нос далеко на песок. Человек поднялся и пытливо оглядел стоявших перед ним жителей селения. Грязная и изношенная полосатая фуфайка свободно облегала его широкие плечи, шея по-матросски была повязана красным бумажным платком. Рыбачья шапка на коротко остриженной голове, грубые бумажные штаны и тяжелые сапоги дополняли его наряд.
Несмотря на все это, он был удивительным явлением для рыбаков с дельты великого Юкона: всю жизнь перед глазами у них было Берингово море, и они видели только двух белых - переписчика населения и заблудившегося католического священника. Они были народ бедный - ни золота в их земле не было, ни ценных мехов на продажу, поэтому белые и близко не подходили к их берегу. К тому же в этой стороне моря тысячелетиями скоплялись наносы горных пород Аляски, так что корабли садились на мель, даже еще не увидев земли. Вследствие этого болотистое побережье с глубокими заливами и множеством затопляемых островков никогда не посещалось большими кораблями белых людей, и рыбачье племя не имело понятия об их существовании.
Кугах-Резчик внезапно побежал, зацепился за собственную дубинку и упал.
- Нам-Бок! - закричал он отчаянно, стараясь подняться. - Нам-Бок, унесенный морем, вернулся!
Мужчины и женщины попятились, ребятишки обратились в бегство, прошмыгнув между ног взрослых. Один Опи-Куон, как и подобает старшине селения, проявил храбрость. Он вышел вперед и долго и внимательно разглядывал пришельца.
- Это в самом деле Нам-Бок, - сказал он наконец, и женщины, поняв по его голосу, что сомнений больше нет, завыли от суеверного ужаса и отступили еще дальше.
Губы пришельца нерешительно раскрылись, и смуглый кадык задвигался, словно силясь вытолкнуть застревавшие слова.
- Ля-ля, это Нам-Бок! - бормотала Баск-Ва-Ван, заглядывая ему в лицо. - Я всегда говорила, что Нам-Бок вернется.
- Да, Нам-Бок вернулся.
На этот раз говорил сам Нам-Бок; он перешагнул через борт и стоял одной ногой на суше, другой - на байдарке. Опять его горло напряглось, и видно было, что он с трудом подыскивает забытые слова. И когда он их наконец выговорил, они были странны на слух, и гортанные звуки сопровождались каким-то причмокиванием.
- Привет, о братья, - сказал он, - братья тех лет, когда я жил среди вас и попутный ветер еще не унес меня в море.
Он ступил на песок другой ногой, но Опи-Куон замахал на него руками.
- Ты умер, Нам-Бок, - сказал он.
Нам-Бок рассмеялся.
- Взгляни, какой я толстый.
- Мертвые не бывают толстыми, - согласился Опи-Куон. - Ты хорошо упитан, но это странно. Еще ни один человек, ушедший с береговым ветром, не возвращался по пятам лет.
- Я возвратился, - просто ответил Нам-Бок.
- Тогда, быть может, ты тень. Проходящая тень Нам-Бока, который был. Тени возвращаются.
- Я голоден. Тени не едят.
Но Опи-Куон был смущен и в мучительном сомнении провел рукой по лбу. Нам-Бок тоже был смущен; он обводил глазами лица стоявших перед ним рыбаков и не видел в них привета. Мужчины и женщины шепотом переговаривались между собой. Дети робко жались за спины старших, а собаки, ощетинившись, скалили морды и подозрительно нюхали воздух.
- Я родила тебя, Нам-Бок, и кормила тебя грудью, когда ты был маленький, - жалостливо молвила Баск-Ва-Ван, подходя ближе. - И тень ты или не тень, я и теперь дам тебе поесть.
Нам-Бок шагнул было к ней, но испуганные и угрожающие возгласы заставили его остановиться. Он сказал на непонятном языке что-то очень похожее на "о черт!" и добавил:
- Я человек, а не тень.
- Что можно знать, когда дело касается неведомого? - спросил Опи-Куон отчасти у самого себя, отчасти обращаясь к своим соплеменникам. - Сейчас мы есть, но один вздох - и нас нет. Это мы знаем, но мы не знаем, Нам-Бок ты или его тень?
Нам-Бок откашлялся и ответил так:
- В давно прошедшие времена, Опи-Куон, отец твоего отца ушел и возвратился по пятам лет. И ему не отказали в месте у очага. Говорили... Он значительно помолчал, и все замерли, ожидая, что он скажет. - Говорили, - повторил он внушительно, рассчитывая на эффект своих слов, - что Сипсип, его жена, принесла ему двух сыновей после его возвращения.
- Но он не вверялся береговому ветру, - возразил Опи-Куон. - Он ушел в глубь суши, а это так уж положено, что по суше человек может ходить сколько угодно.
- Так же точно и по морю. Но не в том дело. Говорили... будто отец твоего отца рассказывал удивительные истории о том, что он видел.
- Да, он рассказывал удивительные истории.
- Мне тоже есть что порассказать, - хитро заявил Нам-Бок. И, заметив колебания слушателей, добавил: - Я привез и подарки.
Он достал из своей лодки шаль дивной мягкости и окраски и набросил ее на плечи матери. У женщин вырвался дружный вздох восхищения, а старая Баск-Ва-Ван стала щупать и гладить рукой яркую ткань, напевая от восторга, как ребенок.
1 2 3 4 5