.. э-э... Хейторну, кто я такой.
Месснер разбил пленку льда, которая за один час уже затянула прорубь, и наполнил ведра. Но он не торопился назад в хижину. Поставив ведра на тропинку, он принялся быстро шагать взад и вперед, чтобы не замерзнуть, потому что мороз жег тело, как огнем. К тому времени, когда морщины у него на лбу разгладились и на лице появилось решительное выражение, борода его успела покрыться инеем. План действий был принят, и его застывшие от холода губы скривила усмешка. Он поднял ведра с водой, уже затянувшейся ледком, и направился к хижине.
Открыв дверь, Месснер увидел, что врач стоит у печки, выражение лица у него было натянутое и нерешительное. Месснер поставил ведра на пол.
- Рад познакомиться с вами, Грехэм Уомбл, - церемонно произнес Месснер, словно их только что представили друг другу.
Он не протянул руки. Уомбл беспокойно топтался на месте, испытывая к Месснеру ненависть, которую обычно испытывают к человеку, причинив ему зло.
- Значит, это вы, - сказал Месснер, разыгрывая удивление. - Так, так... Право, я очень рад познакомиться с вами. Мне было... э-э... любопытно узнать, что нашла в вас Тереза, что, если так можно выразиться, привлекло ее к вам. Так, так...
И он осмотрел его с головы до ног, как осматривают лошадь.
- Я вполне понимаю ваши чувства ко мне... - начал Уомбл.
- О, какие пустяки! - прервал его Месснер с преувеличенной сердечностью. - Стоит ли об этом говорить! Мне хотелось бы только знать, что вы думаете о Терезе. Оправдались ли ваши надежды? Как она себя вела? Вы живете теперь, конечно, словно в блаженном сне?
- Перестаньте говорить глупости! - вмешалась Тереза.
- Я простой человек и говорю, что думаю! - сокрушенным тоном сказал Месснер.
- Тем не менее вам следует держать себя соответственно обстоятельствам, - отрезал Уомбл. - Мы хотим знать, что вы намерены делать?
Месснер развел руками с притворной беспомощностью.
- Я, право, не знаю. Это одно из тех невозможных положений, из которых трудно придумать какой-нибудь выход.
- Мы не можем провести ночь втроем в этой хижине.
Месснер кивнул в знак согласия.
- Значит, кто-нибудь должен уйти.
- Это тоже неоспоримо, - согласился Месснер. - Если три тела не могут поместиться одновременно в данном пространстве, одно из них должно исчезнуть.
- Исчезнуть придется вам, - мрачно объявил Уомбл. - До следующей стоянки десять миль, но вы как-нибудь их пройдете.
- Вот первая ошибка в вашем рассуждении, - возразил Месснер. - Почему именно я должен уйти? Я первым нашел эту хижину.
- Но Тэсс не может идти, - сказал Уомбл. - Ее легкие уже простужены.
- Вполне с вами согласен. Она не может идти десять миль по такому морозу. Безусловно, ей нужно остаться.
- Значит, так и будет, - решительно сказал Уомбл.
Месснер откашлялся.
- Ваши легкие в порядке, не правда ли?
- Да. Ну и что же?
Месснер опять откашлялся и проговорил медленно, словно обдумывая каждое слово:
- Да ничего... разве только то, что... согласно вашим же доводам, вам ничто не мешает прогуляться по морозу каких-нибудь десять миль. Вы как-нибудь их пройдете.
Уомбл подозрительно взглянул на Терезу и подметил в ее глазах искру радостного удивления.
- А что скажешь ты? - спросил он.
Она промолчала в нерешительности, и лицо Уомбла потемнело от гнева. Он повернулся к Месснеру.
- Довольно! Вам нельзя здесь оставаться.
- Нет, можно.
- Я не допущу этого! - Уомбл угрожающе расправил плечи. - В этом деле мне решать.
- А я все-таки останусь, - стоял на своем Месснер.
- Я вас выброшу вон!
- А я вернусь.
Уомбл замолчал, стараясь овладеть собой. Потом заговорил медленно, тихим, сдавленным голосом:
- Слушайте, Месснер, если вы не уйдете, я вас изобью. Мы не в Калифорнии. Вот этими кулаками я превращу вас в котлету.
Месснер пожал плечами.
- Если вы это сделаете, я соберу золотоискателей и посмотрю, как вас вздернут на первом попавшемся дереве. Совершенно верно, мы не в Калифорнии. Золотоискатели - народ простой, и мне достаточно будет показать им следы побоев, поведать всю правду и предъявить права на свою жену.
Женщина хотела что-то сказать, но Уомбл свирепо набросился на нее.
- Не вмешивайся! - крикнул он.
Голос Месснера прозвучал совсем по-иному:
- Будьте добры, не мешайте нам, Тереза.
От гнева и с трудом сдерживаемого волнения женщина разразилась сухим, резким кашлем. Лицо ее покраснело, она прижала руку к груди и ждала, когда приступ кончится.
Уомбл мрачно смотрел на нее, прислушиваясь к кашлю.
- Нужно на что-то решиться, - сказал он. - Ее легкие не выдержат холода. Она не может идти, пока не станет теплее. А я не собираюсь уступать ее вам.
Месснер смиренно хмыкнул, откашлялся, снова хмыкнул и сказал:
- Мне нужны деньги...
На лице Уомбла сразу появилась презрительная гримаса. Вот когда Месснер упал неизмеримо ниже его, показал наконец свою подлость!
- У вас есть целый мешок золотого песка, - продолжал Месснер, - я видел, как вы снимали его с нарт.
- Сколько вы хотите? - спросил Уомбл, и в голосе его звучало такое же презрение, какое было написано на его лице.
- Я подсчитал, сколько приблизительно может быть в вашем мешке, и... э-э... думаю, что около двадцати фунтов потянет. Что вы скажете о четырех тысячах?
- Но это все, что у меня есть! - крикнул Уомбл.
- У вас есть Тереза, - утешил его Месснер. - Разве она не стоит таких денег? Подумайте, от чего я отказываюсь. Право же, это сходная цена.
- Хорошо! - Уомбл бросился к мешку с золотом. - Лишь бы скорее покончить с этим делом! Эх вы!.. Ничтожество!
- Ну, тут вы не правы, - с насмешкой возразил Месснер. - Разве с точки зрения этики человек, который дает взятку, лучше того, кто эту взятку берет? Укрывающий краденное не лучше вора, не правда ли? И не утешайтесь своим несуществующим нравственным превосходством в этой маленькой сделке.
- К черту вашу этику! - взорвался Уомбл. - Идите сюда и смотрите, как я взвешиваю песок. Я могу вас надуть.
А женщина, прислонившись к койке, наблюдала в бессильной ярости, как на весах, поставленных на ящик, взвешивают песок и самородки - плату за нее. Весы были маленькие, приходилось взвешивать по частям, и Месснер каждый раз все тщательно проверял.
- В этом золоте слишком много серебра, - заметил он, завязывая мешок. - Пожалуй, тут всего три четверти чистого веса на унцию. Вы, кажется, слегка обставили меня, Уомбл.
Он любовно поднял мешок и с должным почтением к такой ценности понес его к нартам. Вернувшись, он собрал свою посуду, запаковал ящик с провизией и скатал постель. Потом, увязав поклажу, запряг недовольных собак и снова вернулся в хижину за рукавицами.
- Прощайте, Тэсс! - сказал он с порога.
Она повернулась к нему, хотела что-то ответить, но не смогла выразить словами кипевшую в ней ярость.
- Прощайте, Тэсс! - мягко повторил Месснер.
- Мерзавец! - выговорила она, наконец.
Шатаясь, она подошла к койке, повалилась на нее ничком и зарыдала.
- Скоты! Ах, какие вы скоты!
Джон Месснер осторожно закрыл за собой дверь и, трогаясь в путь, с чувством величайшего удовлетворения оглянулся на хижину. Он спустился с берега, остановил нарты у проруби и вытащил из-под веревок, стягивающих поклажу, мешок с золотом. Воду уже затянуло тонкой корочкой льда. Он разбил лед кулаком и, развязав тесемки мешка зубами, высыпал его содержимое в воду.
1 2 3 4 5
Месснер разбил пленку льда, которая за один час уже затянула прорубь, и наполнил ведра. Но он не торопился назад в хижину. Поставив ведра на тропинку, он принялся быстро шагать взад и вперед, чтобы не замерзнуть, потому что мороз жег тело, как огнем. К тому времени, когда морщины у него на лбу разгладились и на лице появилось решительное выражение, борода его успела покрыться инеем. План действий был принят, и его застывшие от холода губы скривила усмешка. Он поднял ведра с водой, уже затянувшейся ледком, и направился к хижине.
Открыв дверь, Месснер увидел, что врач стоит у печки, выражение лица у него было натянутое и нерешительное. Месснер поставил ведра на пол.
- Рад познакомиться с вами, Грехэм Уомбл, - церемонно произнес Месснер, словно их только что представили друг другу.
Он не протянул руки. Уомбл беспокойно топтался на месте, испытывая к Месснеру ненависть, которую обычно испытывают к человеку, причинив ему зло.
- Значит, это вы, - сказал Месснер, разыгрывая удивление. - Так, так... Право, я очень рад познакомиться с вами. Мне было... э-э... любопытно узнать, что нашла в вас Тереза, что, если так можно выразиться, привлекло ее к вам. Так, так...
И он осмотрел его с головы до ног, как осматривают лошадь.
- Я вполне понимаю ваши чувства ко мне... - начал Уомбл.
- О, какие пустяки! - прервал его Месснер с преувеличенной сердечностью. - Стоит ли об этом говорить! Мне хотелось бы только знать, что вы думаете о Терезе. Оправдались ли ваши надежды? Как она себя вела? Вы живете теперь, конечно, словно в блаженном сне?
- Перестаньте говорить глупости! - вмешалась Тереза.
- Я простой человек и говорю, что думаю! - сокрушенным тоном сказал Месснер.
- Тем не менее вам следует держать себя соответственно обстоятельствам, - отрезал Уомбл. - Мы хотим знать, что вы намерены делать?
Месснер развел руками с притворной беспомощностью.
- Я, право, не знаю. Это одно из тех невозможных положений, из которых трудно придумать какой-нибудь выход.
- Мы не можем провести ночь втроем в этой хижине.
Месснер кивнул в знак согласия.
- Значит, кто-нибудь должен уйти.
- Это тоже неоспоримо, - согласился Месснер. - Если три тела не могут поместиться одновременно в данном пространстве, одно из них должно исчезнуть.
- Исчезнуть придется вам, - мрачно объявил Уомбл. - До следующей стоянки десять миль, но вы как-нибудь их пройдете.
- Вот первая ошибка в вашем рассуждении, - возразил Месснер. - Почему именно я должен уйти? Я первым нашел эту хижину.
- Но Тэсс не может идти, - сказал Уомбл. - Ее легкие уже простужены.
- Вполне с вами согласен. Она не может идти десять миль по такому морозу. Безусловно, ей нужно остаться.
- Значит, так и будет, - решительно сказал Уомбл.
Месснер откашлялся.
- Ваши легкие в порядке, не правда ли?
- Да. Ну и что же?
Месснер опять откашлялся и проговорил медленно, словно обдумывая каждое слово:
- Да ничего... разве только то, что... согласно вашим же доводам, вам ничто не мешает прогуляться по морозу каких-нибудь десять миль. Вы как-нибудь их пройдете.
Уомбл подозрительно взглянул на Терезу и подметил в ее глазах искру радостного удивления.
- А что скажешь ты? - спросил он.
Она промолчала в нерешительности, и лицо Уомбла потемнело от гнева. Он повернулся к Месснеру.
- Довольно! Вам нельзя здесь оставаться.
- Нет, можно.
- Я не допущу этого! - Уомбл угрожающе расправил плечи. - В этом деле мне решать.
- А я все-таки останусь, - стоял на своем Месснер.
- Я вас выброшу вон!
- А я вернусь.
Уомбл замолчал, стараясь овладеть собой. Потом заговорил медленно, тихим, сдавленным голосом:
- Слушайте, Месснер, если вы не уйдете, я вас изобью. Мы не в Калифорнии. Вот этими кулаками я превращу вас в котлету.
Месснер пожал плечами.
- Если вы это сделаете, я соберу золотоискателей и посмотрю, как вас вздернут на первом попавшемся дереве. Совершенно верно, мы не в Калифорнии. Золотоискатели - народ простой, и мне достаточно будет показать им следы побоев, поведать всю правду и предъявить права на свою жену.
Женщина хотела что-то сказать, но Уомбл свирепо набросился на нее.
- Не вмешивайся! - крикнул он.
Голос Месснера прозвучал совсем по-иному:
- Будьте добры, не мешайте нам, Тереза.
От гнева и с трудом сдерживаемого волнения женщина разразилась сухим, резким кашлем. Лицо ее покраснело, она прижала руку к груди и ждала, когда приступ кончится.
Уомбл мрачно смотрел на нее, прислушиваясь к кашлю.
- Нужно на что-то решиться, - сказал он. - Ее легкие не выдержат холода. Она не может идти, пока не станет теплее. А я не собираюсь уступать ее вам.
Месснер смиренно хмыкнул, откашлялся, снова хмыкнул и сказал:
- Мне нужны деньги...
На лице Уомбла сразу появилась презрительная гримаса. Вот когда Месснер упал неизмеримо ниже его, показал наконец свою подлость!
- У вас есть целый мешок золотого песка, - продолжал Месснер, - я видел, как вы снимали его с нарт.
- Сколько вы хотите? - спросил Уомбл, и в голосе его звучало такое же презрение, какое было написано на его лице.
- Я подсчитал, сколько приблизительно может быть в вашем мешке, и... э-э... думаю, что около двадцати фунтов потянет. Что вы скажете о четырех тысячах?
- Но это все, что у меня есть! - крикнул Уомбл.
- У вас есть Тереза, - утешил его Месснер. - Разве она не стоит таких денег? Подумайте, от чего я отказываюсь. Право же, это сходная цена.
- Хорошо! - Уомбл бросился к мешку с золотом. - Лишь бы скорее покончить с этим делом! Эх вы!.. Ничтожество!
- Ну, тут вы не правы, - с насмешкой возразил Месснер. - Разве с точки зрения этики человек, который дает взятку, лучше того, кто эту взятку берет? Укрывающий краденное не лучше вора, не правда ли? И не утешайтесь своим несуществующим нравственным превосходством в этой маленькой сделке.
- К черту вашу этику! - взорвался Уомбл. - Идите сюда и смотрите, как я взвешиваю песок. Я могу вас надуть.
А женщина, прислонившись к койке, наблюдала в бессильной ярости, как на весах, поставленных на ящик, взвешивают песок и самородки - плату за нее. Весы были маленькие, приходилось взвешивать по частям, и Месснер каждый раз все тщательно проверял.
- В этом золоте слишком много серебра, - заметил он, завязывая мешок. - Пожалуй, тут всего три четверти чистого веса на унцию. Вы, кажется, слегка обставили меня, Уомбл.
Он любовно поднял мешок и с должным почтением к такой ценности понес его к нартам. Вернувшись, он собрал свою посуду, запаковал ящик с провизией и скатал постель. Потом, увязав поклажу, запряг недовольных собак и снова вернулся в хижину за рукавицами.
- Прощайте, Тэсс! - сказал он с порога.
Она повернулась к нему, хотела что-то ответить, но не смогла выразить словами кипевшую в ней ярость.
- Прощайте, Тэсс! - мягко повторил Месснер.
- Мерзавец! - выговорила она, наконец.
Шатаясь, она подошла к койке, повалилась на нее ничком и зарыдала.
- Скоты! Ах, какие вы скоты!
Джон Месснер осторожно закрыл за собой дверь и, трогаясь в путь, с чувством величайшего удовлетворения оглянулся на хижину. Он спустился с берега, остановил нарты у проруби и вытащил из-под веревок, стягивающих поклажу, мешок с золотом. Воду уже затянуло тонкой корочкой льда. Он разбил лед кулаком и, развязав тесемки мешка зубами, высыпал его содержимое в воду.
1 2 3 4 5