Немного позже он начал спускаться вниз. Он шел очень медленно, постоянно останавливаясь, чтобы повертеть шеей или пощупать ее рукой. При одном его виде вся орда, с дикими криками и воплями, в панике бросилась к лесу. Старик Мозговая Кость, хромающий и шатающийся, плелся сзади. Красноглазый не обратил никакого внимания на беглецов. Спустившись на землю, он обогнул подножие утеса и взобрался в свою пещеру. Он ни разу не оглянулся.
Я посмотрел на Вислоухого, а он на меня. Мы поняли друг друга. Немедленно, с большими предосторожностями и тихо, мы начали подниматься вверх по утесу. Добравшись до вершины, мы оглянулись назад. Стойбище опустело, Красноглазый оставался в своей пещере, а орда исчезла в глубине лесной чащи.
Мы повернулись и побежали. Мы мчались по равнинам и склонам, забыв о том, что в траве могут быть змеи, пока не достигли леса. Мы вскарабкались на деревья и понеслись, полетели, с ветку на ветку, с дерева на дерево, пока между нами и пещерами не остались мили пространства. И тогда, только тогда, расположившись в безопасности на огромном суку, мы посмотрели друг на друга и рассмеялись. Мы схватили друг друга за руки и ноги, из наших глаз струились слезы, у нас ныли бока, а мы смеялись, смеялись и смеялись.
ГЛАВА X
Придя в себя мы с Вислоухим снова помчались по деревьям и позавтракали на черничном болоте. Это было то же самое болото, к которому я совершил свои первые путешествия, открывая для себя мир, несколько лет назад в сопровождении своей матери. Я мало видел ее за прошедшее время. Обычно, когда она посещала пещерную орду, я был далеко в лесу. Раз или два я мельком видел Болтуна у подножия утеса и имел удовольствие состроить ему рожу и позлить его, стоя у входа в свою пещеру. Я расстался со своей семьей без особой печали. Их жизнь меня не очень интересовала, а мне и без них было неплохо.
Наевшись ягод, с двумя полными гнездами перепелиных яиц на десерт, Вислоухий и я осторожно пробрались через лес к реке. Там был мой старый древесный дом, из которого меня выгнал Болтун. Он был все еще занят. Семейство разрасталось. К моей матери крепко прижимался младенец. Кроме того, была еще девочка, сильно подросшая, внимательно наблюдавшая за нами с нижних ветвей. Это, очевидно, была моя сестра или, точнее, единокровная сестра.
Моя мать узнала меня, но издала предостерегающий крик, когда я попытался взобраться на дерево. Вислоухий, намного более осторожный, чем я, ударился в бегство, и я не смог убедить его вернуться. Позже, однако, моя сестра спустилась на землю, и там среди соседних деревьев мы возились и играли весь день. И затем произошла неприятность. Она была моя сестра, но это не мешало ей обращаться со мной отвратительно, поскольку она унаследовала всю злобу Болтуна. Она внезапно набросилась на меня из-за какой-то ерунды и стала меня царапать, рвать волосы и сильно укусила за руку маленькими острыми зубами. Этого я снести не мог. Я не поранил ее, но это был несомненно самый увесистый шлепок, который она когда-либо получала.
Как она вопила и орала! Болтун, который весь день был далеко и как раз был на пути домой, услышал шум и бросился к месту происшествия. Моя мать тоже устремилась туда, но он добрался первый. Он застал меня и Вислоухого врасплох. Мы бросились наутек, а Болтун охотился за нашими жизнями по деревьям.
После того, как преследование прекратилось, а Вислоухий и я перестали смеяться, мы обнаружили, что опустились сумерки. Наступила ночь со всеми ее опасностями для нас, а о возвращении в пещеры не могло быть и речи. Красноглазый сделал это невозможным. Мы нашли убежище на дереве, которое стояло в стороне от других деревьев, и провели ночь на высокой развилке веток. Это была печальная ночь. Первые несколько часов шел сильный дождь, потом похолодало и задул ледяной ветер. Промокшие до костей, дрожащие и стучащие зубами мы обнялись и свернулись калачиком в клубок. Мы потеряли удобную, сухую пещеру, которая так быстро нагревалась от теплоты наших тел.
Мы проснулись несчастными, но полными решимости. Больше у нас такой ночи не будет. Вспоминая древесное убежище взрослых, мы принялись за работу, чтобы сделать такое же для себя. Мы собрали грубый остов гнезда, и на верхних ветках даже сумели установить несколько растяжек для кровли. А потом выглянуло солнце, и под его теплом мы забыли ночные невзгоды и ушли в поисках завтрака. После этого, демонстрируя безалаберность первобытной жизни, мы с головой ушли в игры. Мы должно быть, потратили целый месяц, работая время от времени, чтобы построить свой древесный дом и, когда он был закончен, мы не прожили в нем ни дня.
Но я забежал вперед. Когда мы принялись играть, после завтрака, на второй день после ухода из пещер, Вислоухий преследовал меня по деревьям к реке. Мы выбежали к ней там, где большая топь выходила из черничного болота. Устье трясины было огромным, а в ней самой почти не было тока воды. В стоячей воде, прямо в горловине, сбилось в кучу множество древесных стволов. Некоторые из них, давно находившиеся в воде и то несшиеся с потоком, то выбрасывавшиеся течением на песчаные островки, где их калило и сушило солнце, были лишены веток. Они сидели высоко в воде, и качались то вверх, то вниз и переворачивались, когда мы наступали на них.
Тут и там между стволами виднелась вода, и в ней были видны стайки маленьких рыб вроде гольяна, снующих взад и вперед. Вислоухий и я тут же превратились в рыбаков. Улегшись на бревна, мы замирали, ожидая пока рыба не подойдет совсем близко и в мгновение ока хватали ее руками. Сырую извивающуюся добычу мы поедали тут же на месте. Соль нам была не нужна.
Устье топи стало нашим любимым местом игр. Каждый день мы проводили здесь помногу часов за ловлей рыбы и играя на бревнах, и в один из дней здесь же, мы получили свои первые знания в навигации. Бревно, на котором лежал Вислоухий, мирно покачивалось на стоячей воде у берега. Он свернулся на нем в клубок и уснул. Легкое дуновение ветерка стало медленно сносить ствол от берега, и когда я заметил, что происходит, расстояние было уже слишком большим, чтобы он смог допрыгнуть до берега.
Сначала мне это показалось просто забавным. Но когда один из рассеянных в воздухе страхов, обычных в те времена постоянной опасности, проник в меня, я с ужасом понял, что остался один. Я внезапно осознал, что Вислоухий на расстоянии в несколько футов от меня в таком же одиночестве и издал громкий предупреждающий крик. Он проснулся испуганный, и опрометчиво вскочил на бревне. Оно перевернулось, увлекая его под себя. Еще трижды он оказывался под ним, пытаясь забраться на него. Наконец, ему это удалось, он присел на него и испуганно залопотал.
Я ничего не мог сделать. Также как и он. О возможности плавать мы не знали ничего. Мы были уже настолько далеки от низших форм жизни, что потеряли инстинктивную способность к плаванию, в то же время мы еще не настолько приблизились к человеку, чтобы воспринимать это как задачу, которую нужно решить. В печали я метался по берегу, пытаясь оставаться к нему как можно ближе, в то время как он продолжал плыть по воле ветра, издавая жалобные вопли, которые должны были собрать здесь всех хищников в радиусе мили.
Время шло. Солнце поднялось в зенит и начало спускаться на запад. Ветерок утих и оставил Вислоухого на бревне, плывущем в сотне футов от берега.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Я посмотрел на Вислоухого, а он на меня. Мы поняли друг друга. Немедленно, с большими предосторожностями и тихо, мы начали подниматься вверх по утесу. Добравшись до вершины, мы оглянулись назад. Стойбище опустело, Красноглазый оставался в своей пещере, а орда исчезла в глубине лесной чащи.
Мы повернулись и побежали. Мы мчались по равнинам и склонам, забыв о том, что в траве могут быть змеи, пока не достигли леса. Мы вскарабкались на деревья и понеслись, полетели, с ветку на ветку, с дерева на дерево, пока между нами и пещерами не остались мили пространства. И тогда, только тогда, расположившись в безопасности на огромном суку, мы посмотрели друг на друга и рассмеялись. Мы схватили друг друга за руки и ноги, из наших глаз струились слезы, у нас ныли бока, а мы смеялись, смеялись и смеялись.
ГЛАВА X
Придя в себя мы с Вислоухим снова помчались по деревьям и позавтракали на черничном болоте. Это было то же самое болото, к которому я совершил свои первые путешествия, открывая для себя мир, несколько лет назад в сопровождении своей матери. Я мало видел ее за прошедшее время. Обычно, когда она посещала пещерную орду, я был далеко в лесу. Раз или два я мельком видел Болтуна у подножия утеса и имел удовольствие состроить ему рожу и позлить его, стоя у входа в свою пещеру. Я расстался со своей семьей без особой печали. Их жизнь меня не очень интересовала, а мне и без них было неплохо.
Наевшись ягод, с двумя полными гнездами перепелиных яиц на десерт, Вислоухий и я осторожно пробрались через лес к реке. Там был мой старый древесный дом, из которого меня выгнал Болтун. Он был все еще занят. Семейство разрасталось. К моей матери крепко прижимался младенец. Кроме того, была еще девочка, сильно подросшая, внимательно наблюдавшая за нами с нижних ветвей. Это, очевидно, была моя сестра или, точнее, единокровная сестра.
Моя мать узнала меня, но издала предостерегающий крик, когда я попытался взобраться на дерево. Вислоухий, намного более осторожный, чем я, ударился в бегство, и я не смог убедить его вернуться. Позже, однако, моя сестра спустилась на землю, и там среди соседних деревьев мы возились и играли весь день. И затем произошла неприятность. Она была моя сестра, но это не мешало ей обращаться со мной отвратительно, поскольку она унаследовала всю злобу Болтуна. Она внезапно набросилась на меня из-за какой-то ерунды и стала меня царапать, рвать волосы и сильно укусила за руку маленькими острыми зубами. Этого я снести не мог. Я не поранил ее, но это был несомненно самый увесистый шлепок, который она когда-либо получала.
Как она вопила и орала! Болтун, который весь день был далеко и как раз был на пути домой, услышал шум и бросился к месту происшествия. Моя мать тоже устремилась туда, но он добрался первый. Он застал меня и Вислоухого врасплох. Мы бросились наутек, а Болтун охотился за нашими жизнями по деревьям.
После того, как преследование прекратилось, а Вислоухий и я перестали смеяться, мы обнаружили, что опустились сумерки. Наступила ночь со всеми ее опасностями для нас, а о возвращении в пещеры не могло быть и речи. Красноглазый сделал это невозможным. Мы нашли убежище на дереве, которое стояло в стороне от других деревьев, и провели ночь на высокой развилке веток. Это была печальная ночь. Первые несколько часов шел сильный дождь, потом похолодало и задул ледяной ветер. Промокшие до костей, дрожащие и стучащие зубами мы обнялись и свернулись калачиком в клубок. Мы потеряли удобную, сухую пещеру, которая так быстро нагревалась от теплоты наших тел.
Мы проснулись несчастными, но полными решимости. Больше у нас такой ночи не будет. Вспоминая древесное убежище взрослых, мы принялись за работу, чтобы сделать такое же для себя. Мы собрали грубый остов гнезда, и на верхних ветках даже сумели установить несколько растяжек для кровли. А потом выглянуло солнце, и под его теплом мы забыли ночные невзгоды и ушли в поисках завтрака. После этого, демонстрируя безалаберность первобытной жизни, мы с головой ушли в игры. Мы должно быть, потратили целый месяц, работая время от времени, чтобы построить свой древесный дом и, когда он был закончен, мы не прожили в нем ни дня.
Но я забежал вперед. Когда мы принялись играть, после завтрака, на второй день после ухода из пещер, Вислоухий преследовал меня по деревьям к реке. Мы выбежали к ней там, где большая топь выходила из черничного болота. Устье трясины было огромным, а в ней самой почти не было тока воды. В стоячей воде, прямо в горловине, сбилось в кучу множество древесных стволов. Некоторые из них, давно находившиеся в воде и то несшиеся с потоком, то выбрасывавшиеся течением на песчаные островки, где их калило и сушило солнце, были лишены веток. Они сидели высоко в воде, и качались то вверх, то вниз и переворачивались, когда мы наступали на них.
Тут и там между стволами виднелась вода, и в ней были видны стайки маленьких рыб вроде гольяна, снующих взад и вперед. Вислоухий и я тут же превратились в рыбаков. Улегшись на бревна, мы замирали, ожидая пока рыба не подойдет совсем близко и в мгновение ока хватали ее руками. Сырую извивающуюся добычу мы поедали тут же на месте. Соль нам была не нужна.
Устье топи стало нашим любимым местом игр. Каждый день мы проводили здесь помногу часов за ловлей рыбы и играя на бревнах, и в один из дней здесь же, мы получили свои первые знания в навигации. Бревно, на котором лежал Вислоухий, мирно покачивалось на стоячей воде у берега. Он свернулся на нем в клубок и уснул. Легкое дуновение ветерка стало медленно сносить ствол от берега, и когда я заметил, что происходит, расстояние было уже слишком большим, чтобы он смог допрыгнуть до берега.
Сначала мне это показалось просто забавным. Но когда один из рассеянных в воздухе страхов, обычных в те времена постоянной опасности, проник в меня, я с ужасом понял, что остался один. Я внезапно осознал, что Вислоухий на расстоянии в несколько футов от меня в таком же одиночестве и издал громкий предупреждающий крик. Он проснулся испуганный, и опрометчиво вскочил на бревне. Оно перевернулось, увлекая его под себя. Еще трижды он оказывался под ним, пытаясь забраться на него. Наконец, ему это удалось, он присел на него и испуганно залопотал.
Я ничего не мог сделать. Также как и он. О возможности плавать мы не знали ничего. Мы были уже настолько далеки от низших форм жизни, что потеряли инстинктивную способность к плаванию, в то же время мы еще не настолько приблизились к человеку, чтобы воспринимать это как задачу, которую нужно решить. В печали я метался по берегу, пытаясь оставаться к нему как можно ближе, в то время как он продолжал плыть по воле ветра, издавая жалобные вопли, которые должны были собрать здесь всех хищников в радиусе мили.
Время шло. Солнце поднялось в зенит и начало спускаться на запад. Ветерок утих и оставил Вислоухого на бревне, плывущем в сотне футов от берега.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28