(Выходит.)
Арчибальд. Она стала невыносимой. Не принимайте ее всерьез, мадемуазель. Это просто плохо воспитанный ребенок. Известно, что я обожаю младенцев. В прелести маленьких голеньких тел есть нечто, что возвращает нас к первоистокам. Обнаженные руки молодой матери, погружающие голое детское тельце в воду! Миф крещения! Это и тебя очищает! Как стакан свежей воды после ночной попойки. (Подавляет отрыжку.) Слишком поздно легли. Возносимся в мечтах, как ангелы, а живем – как свиньи! Нужно будет посмотреть, как вы будете его вечером купать. Прошу вас, дайте мне знать. Не лишайте меня этого столь чистого и столь большого удовольствия…
Труда, не говоря ни слова, выходит с ребенком.
(Констатирует.) Эта малышка восхитительна! Ее чуть деревенская наивность! Как нимб! Как Эдипова аура! Богоматерь с младенцем. Сплошной Фрейд! Ведь по-настоящему у меня не было матери. Вот и расплачиваюсь.
Люси (холодно). Ты собираешься перед ней выступать со своим цирковым номером? Прошу тебя, не надо, в доме и так неразбериха. Эдипов комплекс у тебя, а расплачиваться другим.
Арчибальд. Что ты придираешься? Эта девка и этот ребенок затрагивают самые глубины моего существа. Все очень просто. Я никогда не скрывал, что меня всегда потрясает вид молодой матери с ребенком. Я заброшенный мальчик.
Люси. Что не помешало тебе благодаря этому трогательному объяснению перепробовать энное количество молодых матерей.
Арчибальд (уязвлен). «Перепробовать»! Ты умышленно вульгарна! С каждым днем становишься все ограниченней. Где ты воспитывалась? Интеллигентная женщина. А ведь ты рисуешься своей интеллигентностью. Должна была бы понять. Что ты хочешь? Я ищу самого себя. Ищу…
Люси. В твоем почтенном возрасте пора было бы уж и найти себя.
Арчибальд (взволнованно). Кого? Что? Вот в чем вопрос. Кто мы? Ты можешь мне это сказать? Кто я?
Люси (жестко). Тартюф. Говорю это вполне ответственно. А я одна из дурочек, когда-то тебе поверивших.
Арчибальд (с отвращением). Напрасны были все твои усилия. Знаешь, кем ты осталась? Неисправимой мещанкой! Вот и все!
Люси. А ты?
Арчибальд. Разумеется, наследственность у меня плохая. Отец – судья. Мать – председательница благотворительного общества. Плесень! Но я смог этому противостоять! И знаешь, что меня спасло? Моя повышенная чувствительность. Я весь вибрирую. Я страдаю. Я в состоянии вечного беспокойства. (Наливает себе виски. Удобно устраивается в кресле.) При моей чувствительности в этом обществе, построенном на угнетении, жизнь у меня собачья! Евреи – с ними явно дело пошло получше, но я страдаю за всех угнетенных: ты это прекрасно знаешь. Когда я читаю в газете, как в Иоганнесбурге какого-то черного не пустили в автобус, я положительно делаюсь болен. Мне нужно два дня, чтобы прийти в себя. А когда шла война в Алжире! Ты свидетель – мне шесть лет понадобилось, чтобы прийти в себя! Положительно! Их пытали электричеством, а я испытывал боль в детородных органах.
Люси (холодно смотрит на него). Вот где, может быть, причина.
Арчибальд (уязвленный). Твои намеки никогда не были смешными! А иногда они просто отвратительны. Я и знать не хочу, на что ты намекаешь. (Наливает себе. Взрывается.) Бог мой, супружеская жизнь не стоит на месте! Ты рассуждаешь как какая-нибудь портниха! Портниха в климаксе. Все эволюционирует! Мир – это непрекращающаяся эволюция! Я выпиваю этот стакан виски, и вот я уже не тот человек, который его налил, думая, что испытывает жажду. Вчера я слишком много выпил, и виски вызывает во мне отвращение. Отвращение. (Опустошает стакан.) И тем не менее через полчаса я опять возжажду.
Люси (холодно). Я в этом уверена. Эволюционирует все. Только не твоя ненасытность.
Арчибальд (вздыхает) . В мире столько голодающих!.. Я испытываю чувство голода и за индусов и за бенгальцев! Знаю, что пользы от этого никакой, но при мысли, что эти люди подыхают с голоду, у меня начинается приступ булимии. Это сильнее меня. Я – это они. Ты понимаешь? Я ем, но все впустую. В нашем прогнившем западном обществе я вою от голода. Я голодаю за весь третий мир. А все моя повышенная чувствительность.
Люси (холодно обрывает его). Нет. Это не для меня.
Арчибальд. Что не для тебя?
Люси. Твой номер. Вот уже двенадцать лет как твоя не знающая границ чувствительность на моих глазах выходит из всех границ. Какая-то бочка Данаид. Только наоборот. А внутри ничего, кроме твоего «я». Ты и впрямь не меняешься. Приклеился к своему ничтожному «я», как грудной младенец к собственным запачканным пеленкам.
Арчибальд (холодно смотрит на нее, важно). Знаешь, что я тебе скажу, радость моя? Ты просто-напросто становишься фашисткой. Ты явно меняешься. (Непринужденно.) Может быть, ты взяла себе любовника из правых?
Люси (внезапно, жестко). Слушай, почему бы нам не развестись?
Арчибальд. Зачем разводиться? В этом смысла не больше, чем в женитьбе… Постель – это еще не весь дом! Есть стол – в столовой. Есть кресла – в гостиной. Иногда у нас с тобой бывали очень интересные разговоры.
Люси. Ты имеешь в виду собственные монологи? Когда-то у тебя был идеальный собеседник. Я слушала тебя разинув рот. Ты не заметил, что теперь декламируешь в пустоте? (Неожиданно, жестко.) Штерман зовет меня к себе. Думаю, как поступить.
Арчибальд (подскакивает). Этот еврейчик? Этот никчемный левачок? Этот вшивый? Этот болтун?
Люси. Он. Его по крайней мере избивали в полицейском участке.
Арчибальд (смеется) . Рассказывай! Провел три дня в полицейском участке. Тоже мне – Верден! Дерьмо! Дерьмо, моя милочка! Пожалуйста, имей любовников. Мы современные люди. Жизнь есть жизнь. Но все-таки будь поразборчивей. Не делай меня смешным! Дерьмо! Полукровка! Разобрать-то невозможно, что он говорит! Немецкий еврей!
Люси (кричит). Мы в каком-то смысле все немецкие евреи!
Арчибальд (несколько сконфуженно) . Разумеется… Но есть нюансы. (Взрывается, искренне.) Сексуальная свобода – это, разумеется, свято. Но ведь есть же приличия! (Смотрит на часы, нервно.) Черт возьми, будут когда-нибудь в этом борделе вовремя завтракать? Разумеется, с точки зрения социальной дом моей матери был омерзителен, но там вас по крайней мере обслуживали!
Люси (холодно наблюдая, как он нервничает). Я должна тебе еще кое-что сказать. Я узнала это только вчера вечером от Джульетты. Грацциано сказал, что он тебя убьет.
Арчибальд (пытаясь засмеяться). Мой издатель? Лучший друг? Хотел бы я на это посмотреть!
Люси (нежно). Дочь ему рассказала. Вчера.
Пауза. Внезапно струсив, Арчибальд, подавленный, падает в кресло.
Арчибальд. Черт побери. Тем хуже! Налью себе третий стакан виски. (Наливает себе виски. Рука немного дрожит.)
Люси. Ей пятнадцать лет.
Арчибальд (мрачно, не отрываясь от стакана). Знаю. А на вид все восемнадцать.
Люси. Грацциано издает тебя двенадцать лет. Ты ей приносил кубики. Потом кукол… Добрый дяденька!
Арчибальд. Кровь в голову ударила. Ты не знаешь, что это такое, эти маленькие шлюхи. Ты читала «Лолиту» Набокова?
Люси (холодно). Да. А ты?
Арчибальд. Попробуй разберись, что вокруг делается. Теперь эти девчонки предлагают себя как кулек с конфетами.
Люси (холодно). И ты не отказался. Она беременна.
Арчибальд. Черт! (Встает. Идет к Люси. Жалкий. Путается в словах.) Люси, нужно мне помочь. Нужно мне помочь. Ты моя жена. В конце концов, это что-нибудь да значит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
Арчибальд. Она стала невыносимой. Не принимайте ее всерьез, мадемуазель. Это просто плохо воспитанный ребенок. Известно, что я обожаю младенцев. В прелести маленьких голеньких тел есть нечто, что возвращает нас к первоистокам. Обнаженные руки молодой матери, погружающие голое детское тельце в воду! Миф крещения! Это и тебя очищает! Как стакан свежей воды после ночной попойки. (Подавляет отрыжку.) Слишком поздно легли. Возносимся в мечтах, как ангелы, а живем – как свиньи! Нужно будет посмотреть, как вы будете его вечером купать. Прошу вас, дайте мне знать. Не лишайте меня этого столь чистого и столь большого удовольствия…
Труда, не говоря ни слова, выходит с ребенком.
(Констатирует.) Эта малышка восхитительна! Ее чуть деревенская наивность! Как нимб! Как Эдипова аура! Богоматерь с младенцем. Сплошной Фрейд! Ведь по-настоящему у меня не было матери. Вот и расплачиваюсь.
Люси (холодно). Ты собираешься перед ней выступать со своим цирковым номером? Прошу тебя, не надо, в доме и так неразбериха. Эдипов комплекс у тебя, а расплачиваться другим.
Арчибальд. Что ты придираешься? Эта девка и этот ребенок затрагивают самые глубины моего существа. Все очень просто. Я никогда не скрывал, что меня всегда потрясает вид молодой матери с ребенком. Я заброшенный мальчик.
Люси. Что не помешало тебе благодаря этому трогательному объяснению перепробовать энное количество молодых матерей.
Арчибальд (уязвлен). «Перепробовать»! Ты умышленно вульгарна! С каждым днем становишься все ограниченней. Где ты воспитывалась? Интеллигентная женщина. А ведь ты рисуешься своей интеллигентностью. Должна была бы понять. Что ты хочешь? Я ищу самого себя. Ищу…
Люси. В твоем почтенном возрасте пора было бы уж и найти себя.
Арчибальд (взволнованно). Кого? Что? Вот в чем вопрос. Кто мы? Ты можешь мне это сказать? Кто я?
Люси (жестко). Тартюф. Говорю это вполне ответственно. А я одна из дурочек, когда-то тебе поверивших.
Арчибальд (с отвращением). Напрасны были все твои усилия. Знаешь, кем ты осталась? Неисправимой мещанкой! Вот и все!
Люси. А ты?
Арчибальд. Разумеется, наследственность у меня плохая. Отец – судья. Мать – председательница благотворительного общества. Плесень! Но я смог этому противостоять! И знаешь, что меня спасло? Моя повышенная чувствительность. Я весь вибрирую. Я страдаю. Я в состоянии вечного беспокойства. (Наливает себе виски. Удобно устраивается в кресле.) При моей чувствительности в этом обществе, построенном на угнетении, жизнь у меня собачья! Евреи – с ними явно дело пошло получше, но я страдаю за всех угнетенных: ты это прекрасно знаешь. Когда я читаю в газете, как в Иоганнесбурге какого-то черного не пустили в автобус, я положительно делаюсь болен. Мне нужно два дня, чтобы прийти в себя. А когда шла война в Алжире! Ты свидетель – мне шесть лет понадобилось, чтобы прийти в себя! Положительно! Их пытали электричеством, а я испытывал боль в детородных органах.
Люси (холодно смотрит на него). Вот где, может быть, причина.
Арчибальд (уязвленный). Твои намеки никогда не были смешными! А иногда они просто отвратительны. Я и знать не хочу, на что ты намекаешь. (Наливает себе. Взрывается.) Бог мой, супружеская жизнь не стоит на месте! Ты рассуждаешь как какая-нибудь портниха! Портниха в климаксе. Все эволюционирует! Мир – это непрекращающаяся эволюция! Я выпиваю этот стакан виски, и вот я уже не тот человек, который его налил, думая, что испытывает жажду. Вчера я слишком много выпил, и виски вызывает во мне отвращение. Отвращение. (Опустошает стакан.) И тем не менее через полчаса я опять возжажду.
Люси (холодно). Я в этом уверена. Эволюционирует все. Только не твоя ненасытность.
Арчибальд (вздыхает) . В мире столько голодающих!.. Я испытываю чувство голода и за индусов и за бенгальцев! Знаю, что пользы от этого никакой, но при мысли, что эти люди подыхают с голоду, у меня начинается приступ булимии. Это сильнее меня. Я – это они. Ты понимаешь? Я ем, но все впустую. В нашем прогнившем западном обществе я вою от голода. Я голодаю за весь третий мир. А все моя повышенная чувствительность.
Люси (холодно обрывает его). Нет. Это не для меня.
Арчибальд. Что не для тебя?
Люси. Твой номер. Вот уже двенадцать лет как твоя не знающая границ чувствительность на моих глазах выходит из всех границ. Какая-то бочка Данаид. Только наоборот. А внутри ничего, кроме твоего «я». Ты и впрямь не меняешься. Приклеился к своему ничтожному «я», как грудной младенец к собственным запачканным пеленкам.
Арчибальд (холодно смотрит на нее, важно). Знаешь, что я тебе скажу, радость моя? Ты просто-напросто становишься фашисткой. Ты явно меняешься. (Непринужденно.) Может быть, ты взяла себе любовника из правых?
Люси (внезапно, жестко). Слушай, почему бы нам не развестись?
Арчибальд. Зачем разводиться? В этом смысла не больше, чем в женитьбе… Постель – это еще не весь дом! Есть стол – в столовой. Есть кресла – в гостиной. Иногда у нас с тобой бывали очень интересные разговоры.
Люси. Ты имеешь в виду собственные монологи? Когда-то у тебя был идеальный собеседник. Я слушала тебя разинув рот. Ты не заметил, что теперь декламируешь в пустоте? (Неожиданно, жестко.) Штерман зовет меня к себе. Думаю, как поступить.
Арчибальд (подскакивает). Этот еврейчик? Этот никчемный левачок? Этот вшивый? Этот болтун?
Люси. Он. Его по крайней мере избивали в полицейском участке.
Арчибальд (смеется) . Рассказывай! Провел три дня в полицейском участке. Тоже мне – Верден! Дерьмо! Дерьмо, моя милочка! Пожалуйста, имей любовников. Мы современные люди. Жизнь есть жизнь. Но все-таки будь поразборчивей. Не делай меня смешным! Дерьмо! Полукровка! Разобрать-то невозможно, что он говорит! Немецкий еврей!
Люси (кричит). Мы в каком-то смысле все немецкие евреи!
Арчибальд (несколько сконфуженно) . Разумеется… Но есть нюансы. (Взрывается, искренне.) Сексуальная свобода – это, разумеется, свято. Но ведь есть же приличия! (Смотрит на часы, нервно.) Черт возьми, будут когда-нибудь в этом борделе вовремя завтракать? Разумеется, с точки зрения социальной дом моей матери был омерзителен, но там вас по крайней мере обслуживали!
Люси (холодно наблюдая, как он нервничает). Я должна тебе еще кое-что сказать. Я узнала это только вчера вечером от Джульетты. Грацциано сказал, что он тебя убьет.
Арчибальд (пытаясь засмеяться). Мой издатель? Лучший друг? Хотел бы я на это посмотреть!
Люси (нежно). Дочь ему рассказала. Вчера.
Пауза. Внезапно струсив, Арчибальд, подавленный, падает в кресло.
Арчибальд. Черт побери. Тем хуже! Налью себе третий стакан виски. (Наливает себе виски. Рука немного дрожит.)
Люси. Ей пятнадцать лет.
Арчибальд (мрачно, не отрываясь от стакана). Знаю. А на вид все восемнадцать.
Люси. Грацциано издает тебя двенадцать лет. Ты ей приносил кубики. Потом кукол… Добрый дяденька!
Арчибальд. Кровь в голову ударила. Ты не знаешь, что это такое, эти маленькие шлюхи. Ты читала «Лолиту» Набокова?
Люси (холодно). Да. А ты?
Арчибальд. Попробуй разберись, что вокруг делается. Теперь эти девчонки предлагают себя как кулек с конфетами.
Люси (холодно). И ты не отказался. Она беременна.
Арчибальд. Черт! (Встает. Идет к Люси. Жалкий. Путается в словах.) Люси, нужно мне помочь. Нужно мне помочь. Ты моя жена. В конце концов, это что-нибудь да значит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19