Он смотрел на меня вопросительно.
- Повел ее в кино, - шепотом пожаловался я, - а она ушла с середины, не захотела...
- В кино? - удивился он. - Какое кино, кацо? Ей отдихать надо...
- Она стала какая-то совсем другая, - сказал я. - Может быть, я чего-то не понимаю... Когда спрашиваю, она переспрашивает, как будто не слышит...
Он поцокал языком.
- Когда человек нэ хочит гаварить лишнее, - сказал он шепотом, - он гаварит мэдлэнно, долго, он думаэт, панимаешь? Ду-ма-эт... Ему нужна врэмя... У нэго тэперь привичка...
- Она мне боится сказать лишнее? - спросил я. Он рассердился:
- Нэ тэбэ, нэ тэбэ, генацвале... Там, - он поднял вверх указательный палец, - там тэбя нэ било, там другие спрашивали, зачэм, почэму, панимаэшь?
- Понимаю, - сказал я.
Я надеюсь на завтрашний день. Завтра все будет по-другому. Ей нужно сбросить с себя тяжелую ношу минувшего. Да, мамочка? Все забудется, все забудется, все забудется... Мы снова отправимся к берегам голубого Дуная, сливаясь с толпами, уже неотличимые от них, наслаждаясь красотой, молодостью, музыкой.... да, мамочка?..
- Купи ей фрукты... - сказал Меладзе.
- Какие фрукты? - не понял я.
- Черешня купи, черешня...
...Меж тем и сером платьице своем, ничем не покрывшись, свернувшись калачиком, мама устроилась на топчане. Она смотрела на меня, когда я вошел, и слегка улыбалась, так знакомо, просто, по-вечернему.
- Мама, - сказал я с укоризной, - на топчане буду спать я.
- Нет, нет, - сказала она с детским упрямством и засмеялась...
- Ты любишь черешню? - спросил я.
- Что? - не поняла она.
- Черешню ты любишь? Любишь черешню?
- Я? - спросила она...
Декабрь, 1985

1 2 3 4