И опять я застал их за привычным делом. Трудились они до пота, старательно забивая хилую мелодию громом ударников и собственными воплями. Судя по тому, что глаза их были закрыты, а на губах блуждали идиотские улыбки, эта дьявольская какофония нравилась им до чертиков. К тому же секстет был явно подкурен. Ну что же, Богу Богово, а Гончаров предпочитает водочку. Нас они даже не заметили, а может, сделали вид. Руководитель, который вчера произвел на меня наиприятнейшее впечатление, сегодня был неузнаваем. Вихляясь в десяти шагах от меня, он ревел кастрированным бизоном, неприлично сжимая микрофон. Они и не думали заканчивать свой чувственный номер, видимо полагая, что и нам он приносит наслаждение. Возможно, Максу их предсмертные крики и нравились, но виду он не подавал. Скривив и без того не очень фотогеничное личико, он пытался что-то мне сказать. Но с таким же успехом мы могли разговаривать при усиленном артобстреле. Нервы Макса оказались слабее моих, и он сделал до смешного гениальный ход. Подойдя к колодке питания, он повернул рубильник. Оглашенные еще несколько секунд дрыгались в полной тишине, если не считать уныло бьющего большого барабана. Впервые я получил от них настоящее, неподдельное удовольствие. В конце концов поняв, что их подло обманули, музыканты очень рассердились и с гитарами наперевес пошли на нас. Макс вышел вперед и предупреждающе вытянул руку:
- Не надо, ребята, я только что из больницы.
- Сейчас тебя обратно увезут, - плотоядно пообещал самый здоровый с бас-гитарой в руке, - мочи их, пацаны.
В самый последний момент я прикрыл собою Макса, и первый удар пришелся мне в глаз. Второго я уже не помнил, потому как вырубился от первого. Когда я очнулся, Макс сидел на стуле и, болезненно кривясь, прижимал к груди руку.
- Скоты! - Я хотел вновь кинуться в атаку, но побеждать было некого. Кто молча, кто поскуливая, кто сидя, кто лежа, музыканты не предпринимали никаких агрессивных действий. Но всего их было пять. Видимо, шестой оказался малым разумным и, предпочитая смерти позор, удалился по-английски. - Что с тобой, Макс? Швы?
- Да нет, я сильно-то не махался, руками грудь защищал. Вон сидит в углу красавчик, он мне и заехал микрофонной стойкой. Кажется, палец сломал. Батюшки, Иваныч, а тебе-то всю икону попортили. Обкуренные они, координации никакой, я их тут как котят раскидал. Идиоты скаженные, я прибил бы кого невзначай, что тогда? Который тебе нужен? Эй, орлы, поднимайтесь, я с вами, больше вас никто не обидит. Мы ведь хотели только несколько слов сказать, а вы сразу в драку. Нехорошо с вашей стороны. Товарища моего обидели, а он вам в отцы годится. У вас можно курить? Ах да, конечно можно.
Недовольно ворча и стыдливо отворачиваясь, пять меломанов приводили себя в порядок. Я с удовлетворением сообразил, что никаких видимых следов ударов на них не было. Ухов бил сильно, но аккуратно. Ба! Только теперь я заметил, что самым благоразумным оказался не кто иной, как сам руководитель. Именно его не хватало на бранном поле.
- Эй вы, ханурики, а где ваш маэстро? Где сам маэстро Пятницкий?
- Какой еще Пятницкий? - с вызовом спросил самый молодой.
- Ну который в микрофон чертей созывал.
- Так он не Пятницкий, а Петровский. Гена Петровский. Наверное, он за пацанами пошел. Щас мы вас тут месить будем.
- Вон оно что, ну ладно, подождем, мы люди не гордые, - ответил Макс, поудобнее устраиваясь на стуле.
- Кончай, Славик! - встревоженно вмешался бас-гитара, получивший побольше остальных. - Не слушайте его, мужики, лажу он гонит, а Генка слинял по-тихому. Он всегда так, только бодаловка, он в кусты. Наверное, на толчке отдыхает, а он что - вам нужен?
- Да, надо бы перекинуться парой слов, мы для этого сюда и пришли.
- Славик, иди притащи этого очконавта, он доиграется, скоро я сам его подловлю.
Гена Петровский пришел бодрый и улыбающийся.
- Ну, вот и успокоились, слава богу. А я думаю, зачем вмешиваться, без меня справитесь. Как дела?
- Это я тебе сегодня вечером, как отлабаем, объясню, - мрачно пообещал бас-гитара и недобро зыркнул на шефа.
- А в чем, собственно, дело? Я не пойму. Господа, вы ко мне? К вашим услугам, - засуетился Петровский, а я видел перед собой совершенно другого человека, вчера он был гораздо симпатичней.
- К тебе, к тебе, - проворчал я, прижимая платок к опухшему глазу, пойдем-ка, дружок, выйдем на минуточку, а то у вас тут все анашой провоняло, не хочешь, а задуреешь. Геночка, - взяв его под локоток, задушевно начал я, - ты меня, наверное, помнишь? Я еще вчера приходил к тебе, и мы с тобой базарили о том бритоголовом, что принес тебе устное распоряжение, припоминаешь?
- Припоминаю, - осторожно согласился рок-звезда.
- Вот и чудненько. А теперь постарайся припомнить эдакого невзрачного, маленького человечка в зеленом спортивном костюме. Не заметил ли ты его во время предпоследнего заезда? Его характерные приметы: большая голова, большие ноги и бабий голосок. А самое главное - это его нос. Он вислый, большой и похож на банан. Не видел такого?
- Н-н-нет, не знаю, вроде бы нет.
- Подумай хорошенько, он похож на гнома.
- А-а! Гномик-то! Так бы сразу и сказал, конечно заметил, мы над ним угорали. Только он не в зеленом костюме был, а, скорее, в сиреневом.
- Это детали. А почему вы над ним угорали? Что он делал? Как себя вел?
- А как может вести себя пьяный в задницу полудурок? Приставал ко всем. Лез целоваться. Говорил, что он нас всех любит.
- А кроме вас, он еще кому-нибудь докучал?
- А то нет. Там выше нас телка сидела. Нормальная такая бабца, но юбка у нее только и закрывала что поясницу. Так этот карлик полез к ней в трусы. Ножки у нее не слабые, она его коленкой так поддела, что он отлетел на руки к какому-то менту. Мужик тоже хочет его стряхнуть, а он ни в какую, вцепился в него как клещ и целует. Прямо комедия. Мы минут пять балдели, пока его мамаша не забрала.
- Что? Какая мамаша, о чем ты говоришь? Чья мамаша?
- Ну этого карлы, с тыквой Дауна. Прибежала, извиняется, схватила его на ручки, плачет, приговаривает, успокойся, говорит, мой миленький, никто тебя больше не обидит, никто не тронет! Ну тут на нее народ как зашипел, чтоб не мешала смотреть, она и убралась вместе с ним.
- Ты что мне тут ахинею несешь, какая, к черту, мать? Ему же лет пятьдесят должно быть, и рост у него совсем не карликовый, метр шестьдесят.
- Сколько ему было лет, я точно не знаю, по его идиотскому хрюкалу этого не определишь, но думаю, не больше четырнадцати, а вот с росточком точно лажа получается, чуть поболе метра в нем было.
- Так какого же дьявола добрые пять минут ты заставляешь меня выслушивать всю эту чушь?
- Я не заставлял, начальник, ты спросил, я и ответил. Рассказал то, что помню.
- Это хорошо, теперь вспомни, кто сидел в непосредственной близости от ваших акустических систем.
- Да кто же его знает, ты задаешь совершенно немыслимые вопросы. Это же сотни людей.
- А я не прошу тебя перечислять их всех. Но может быть, были такие, которые так или иначе тебе запомнились? Например, внешним видом или неординарностью своего поведения.
- Ну запомнился один ненормальный, что сидел прямо перед стойкой нашего помоста, ему динамики били прямо по ушам.
- Вот-вот, расскажи о нем подробно.
- А чего рассказывать. Мужик примерно его комплекции. - Он показал на Ухова. - Сидел в наушниках, наверное, с плейером.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38