Крепко взяв за локоть, я отвел ее в сторону:
- Алена, сегодня здесь был здоровый красивый мужик в коричневой кожаной куртке, ты должна была обратить на него внимание.
- Конечно, я его знаю, он здорово помог нам с похоронами - и деньгами, организовал все. Кажется, он был начальником отца...
- Все правильно. Скажи мне, в последние дни перед смертью отца он к вам заходил?
- Нет. По крайней мере, при мне. В последнее время к отцу вообще никто не приходил. В полном одиночестве он пил водку, писал свой дневник да рисовал какие-то рожи. Не успевала выбрасывать за ним испорченную бумагу.
- Рожи, говоришь? Это интересно! Он что, художник?
- Какой там художник! Домик нарисовать не мог.
- Еще интересней! А у тебя, случаем, не сохранилось несколько экземпляров его творчества?
- Вообще-то я их все время выкидывала, но вчера, в поисках дневника, опять обнаружила несколько физиономий. И, ты знаешь, выбросить - рука не поднялась. Оставила на память, как последнее его письмо.
- Ленка, ты очень правильно это сделала! Ты даже не представляешь, насколько ты умная женщина!
- Я тебе это всегда говорила, Гончаров, но ты не верил.
- Я был молод и глуп. Где рисунки?
- Сейчас принесу. Ты помяни его пока.
- Я за рулем, позже приеду специально.
На четырех листах обыкновенной писчей бумаги детской рукой было нацарапано восемь рожиц. Даром живописца покойный явно не обладал. Рожи были кривые и какие-то ненастоящие, непохожие одна на другую, но всех их что-то роднило. То ли перекошенный злобой рот, то ли массивная челюсть. Словом, если приглядеться, то становилось понятно, что неумелый человек хотел нам показать одно и то же лицо. На трех рисунках у человечка были задраны кверху руки, словно он готовился кого-то ударить. Интересные мордочки, ничего не скажешь! Если привязать к ним прошлое ограбление, то полету моей фантазии не будет предела. И все же надо попробовать.
Знакомых господ, занимающихся сомнительной деятельностью и накрепко связанных с откровенными преступниками, у меня в городе предостаточно. Пролистав записную книжку, я отправился на охоту. Не вдаваясь в подробности, демонстрировал им своих злобных человечков в надежде разбудить ассоциативную память применительно к какому-нибудь конкретному лицу. К сожалению, мои усилия оказались напрасными. Проехав по семи адресам, я отказался от бредовой идеи. То ли никто не хотел выдавать своего брата, то ли художником Лагин оказался хреновым. Как бы там ни было, к Елене я возвратился несолоно хлебавши. И на ее немой вопрос только отрицательно мотнул головой, не желая вдаваться в детали. Просидел я с братом и сестрой до темноты. Только часов в десять, с трудом поймав тачку, отправился домой.
Несмотря на печальный повод сегодняшней пьянки, состояние, близкое к блаженству, овладело мной, когда я подходил к дому. Я любил этот мир, я любил человечество - со всеми его причудами и недостатками. Но кажется, человечество не очень-то любило меня, потому что, едва я ступил на коврик возле собственной двери, как яркое, злое солнце миллионами брызг взорвалось под ногами. Оно высоко меня подбросило, ударило головой о ступени и пожелало ночных сновидений.
- ... Козел... кто в партию, кто куда... а он вечно не туда вступит. Козел, как ты мне надоел... очнись, скотина... - надоедливо мешает мне умирать занудный знакомый голос.
- Юрка, может, все-таки "скорую" вызовем, вдруг у него чего-нибудь оторвало? - беспокоилась какая-то женщина.
Определенно - я и ее знаю!
- Да не скрипи ты, все нормально, он за эту "скорую" потом съест меня с дерьмом. Успокойся, сейчас у него шок пройдет, и все будет как у Клавы. Видишь, зенками ворочает, только веки открыть стесняется. Надо ему в глотку налить холодной воды.
- Налей ее себе в жопу, скотина! - не выдержал я предстоящих издевательств над своим истерзанным и немощным телом.
- Ну, что я тебе говорил? - торжествующе заорал сосед. - Он же живучий, как змей. Нормальный человек на его месте давно бы не хамил, а тихо тлел в могиле. Только я его трижды с того света вытаскивал, не говоря об остальных. Все, иди домой, я скоро буду. Костя, живой, что ли?
- Живой, - оглядывая стены собственной берлоги, нехотя согласился я. Но за козла ты мне ответишь! Будешь землю жрать.
- Буду, - радостно согласился Юрка, - а ты не забудь, сколько раз я тебя полуживого вытаскивал из лап мокрушников.
- А ты не забудь, сколько раз я за тебя хлопотал перед полковником. Скотина, если бы не я, был бы ты сейчас участковым, ходил бы по подвалам, собирая бомжей и проституток.
- Да если бы не я, тебя бы давно съели червяки! Тоже мне, частный сыщик! Алкаш и тунеядец!
- А ты говно, а не майор! Ладно, лучше расскажи, что это было?
- Думаю, просто взрывной пакет. Окажись под ковриком что-то посерьезнее, то сейчас твои яйца болтались бы на люстре.
- Почему так сильно болят ноги? Там, внизу, у меня все в порядке?
- Успокойся, у тебя все, словно у нормального человека. А ноги болят потому, что отшибло. Дать выпить?
- Что за дурацкий вопрос! Даже можешь немного, в пределах разумного, налить себе. И принеси чего-нибудь попить, ужасно хочется пить.
- Не дергайся, все сделаю.
Я лежал и размышлял, прикидывая, какая сволочь устроила мне этот праздничный фейерверк. Чей муравейник я разворошил? От кого такое серьезное предупреждение? Неужели это плод моих сегодняшних похождений? Не может такого быть, слишком рано! Тогда кто еще мог подложить мне подобную свинью? Кому дядя Костя наступал на хвост в ближайшие несколько дней? Никому, кроме двух недоделанных рэкетиров. Значит, кровная месть - зуб за зуб - идет оттуда? Мало их Макс отделал, придется повторить, только на более высоком идейно-политическом уровне и желательно в малонаселенном месте. Вот ведь бараны! И запросто можно сдать в ментовку, благо имеются их писульки. Конечно, они пойдут в отказ, но в следственном изоляторе стараниями Макса могут усвоить очень многое. Козлы!..
- Ты чего бормочешь? - прервал Юрка мой негодующий внутренний монолог. - Может, правда психушку вызвать?
- Непременно, о тебе давно дурдом плачет! Да что ты мне суешь? Что ты мне налил, у меня кот писает больше! Себя так не обделил, кулачье отродье!
- Хозяин барин, не заплохело бы тебе. Похоже, на Гончарова опять открыт охотничий сезон. Опять ты влез в какое-то дело? Если будешь платить, как в прошлый раз, то рассчитывай на мою помощь.
- "Если хочешь быть майором, то в сенате не служи..." Обойдусь без сопливых, да и толку от тебя как с козла молока.
- Конечно, у тебя же есть Ухов!
- Юрка, пей и проваливай, мне надо отдохнуть и подумать.
Этой невинной радости меня лишил приход Милки. Страшного в этом ничего не было, если бы не одно "но"... Она притаранила с собой огромную дорожную сумку. Запахло опасностью. С ужасом я наблюдал, как, раздевшись, Милка начала потрошить ее необъятное брюхо. Вещь за вещью на мой диван ложились плащи, костюмы, юбки и прочие рейтузы. Гора росла, и конца этому не было. Дело делалось фундаментально, и моя роль сводилась к минимуму.
- Может, ты скажешь, в чем дело? - робко высунулся я.
- С папашей поругалась! - озабоченно рассматривая мятый пиджак, между прочим ответила она. - Кстати, из-за тебя.
- Стало быть, я явился яблоком раздора?
- Ага, он назвал тебя шалопаем, бабником и алкоголиком, но я мужественно защищала тебя своей чахлой грудью четвертого номера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
- Алена, сегодня здесь был здоровый красивый мужик в коричневой кожаной куртке, ты должна была обратить на него внимание.
- Конечно, я его знаю, он здорово помог нам с похоронами - и деньгами, организовал все. Кажется, он был начальником отца...
- Все правильно. Скажи мне, в последние дни перед смертью отца он к вам заходил?
- Нет. По крайней мере, при мне. В последнее время к отцу вообще никто не приходил. В полном одиночестве он пил водку, писал свой дневник да рисовал какие-то рожи. Не успевала выбрасывать за ним испорченную бумагу.
- Рожи, говоришь? Это интересно! Он что, художник?
- Какой там художник! Домик нарисовать не мог.
- Еще интересней! А у тебя, случаем, не сохранилось несколько экземпляров его творчества?
- Вообще-то я их все время выкидывала, но вчера, в поисках дневника, опять обнаружила несколько физиономий. И, ты знаешь, выбросить - рука не поднялась. Оставила на память, как последнее его письмо.
- Ленка, ты очень правильно это сделала! Ты даже не представляешь, насколько ты умная женщина!
- Я тебе это всегда говорила, Гончаров, но ты не верил.
- Я был молод и глуп. Где рисунки?
- Сейчас принесу. Ты помяни его пока.
- Я за рулем, позже приеду специально.
На четырех листах обыкновенной писчей бумаги детской рукой было нацарапано восемь рожиц. Даром живописца покойный явно не обладал. Рожи были кривые и какие-то ненастоящие, непохожие одна на другую, но всех их что-то роднило. То ли перекошенный злобой рот, то ли массивная челюсть. Словом, если приглядеться, то становилось понятно, что неумелый человек хотел нам показать одно и то же лицо. На трех рисунках у человечка были задраны кверху руки, словно он готовился кого-то ударить. Интересные мордочки, ничего не скажешь! Если привязать к ним прошлое ограбление, то полету моей фантазии не будет предела. И все же надо попробовать.
Знакомых господ, занимающихся сомнительной деятельностью и накрепко связанных с откровенными преступниками, у меня в городе предостаточно. Пролистав записную книжку, я отправился на охоту. Не вдаваясь в подробности, демонстрировал им своих злобных человечков в надежде разбудить ассоциативную память применительно к какому-нибудь конкретному лицу. К сожалению, мои усилия оказались напрасными. Проехав по семи адресам, я отказался от бредовой идеи. То ли никто не хотел выдавать своего брата, то ли художником Лагин оказался хреновым. Как бы там ни было, к Елене я возвратился несолоно хлебавши. И на ее немой вопрос только отрицательно мотнул головой, не желая вдаваться в детали. Просидел я с братом и сестрой до темноты. Только часов в десять, с трудом поймав тачку, отправился домой.
Несмотря на печальный повод сегодняшней пьянки, состояние, близкое к блаженству, овладело мной, когда я подходил к дому. Я любил этот мир, я любил человечество - со всеми его причудами и недостатками. Но кажется, человечество не очень-то любило меня, потому что, едва я ступил на коврик возле собственной двери, как яркое, злое солнце миллионами брызг взорвалось под ногами. Оно высоко меня подбросило, ударило головой о ступени и пожелало ночных сновидений.
- ... Козел... кто в партию, кто куда... а он вечно не туда вступит. Козел, как ты мне надоел... очнись, скотина... - надоедливо мешает мне умирать занудный знакомый голос.
- Юрка, может, все-таки "скорую" вызовем, вдруг у него чего-нибудь оторвало? - беспокоилась какая-то женщина.
Определенно - я и ее знаю!
- Да не скрипи ты, все нормально, он за эту "скорую" потом съест меня с дерьмом. Успокойся, сейчас у него шок пройдет, и все будет как у Клавы. Видишь, зенками ворочает, только веки открыть стесняется. Надо ему в глотку налить холодной воды.
- Налей ее себе в жопу, скотина! - не выдержал я предстоящих издевательств над своим истерзанным и немощным телом.
- Ну, что я тебе говорил? - торжествующе заорал сосед. - Он же живучий, как змей. Нормальный человек на его месте давно бы не хамил, а тихо тлел в могиле. Только я его трижды с того света вытаскивал, не говоря об остальных. Все, иди домой, я скоро буду. Костя, живой, что ли?
- Живой, - оглядывая стены собственной берлоги, нехотя согласился я. Но за козла ты мне ответишь! Будешь землю жрать.
- Буду, - радостно согласился Юрка, - а ты не забудь, сколько раз я тебя полуживого вытаскивал из лап мокрушников.
- А ты не забудь, сколько раз я за тебя хлопотал перед полковником. Скотина, если бы не я, был бы ты сейчас участковым, ходил бы по подвалам, собирая бомжей и проституток.
- Да если бы не я, тебя бы давно съели червяки! Тоже мне, частный сыщик! Алкаш и тунеядец!
- А ты говно, а не майор! Ладно, лучше расскажи, что это было?
- Думаю, просто взрывной пакет. Окажись под ковриком что-то посерьезнее, то сейчас твои яйца болтались бы на люстре.
- Почему так сильно болят ноги? Там, внизу, у меня все в порядке?
- Успокойся, у тебя все, словно у нормального человека. А ноги болят потому, что отшибло. Дать выпить?
- Что за дурацкий вопрос! Даже можешь немного, в пределах разумного, налить себе. И принеси чего-нибудь попить, ужасно хочется пить.
- Не дергайся, все сделаю.
Я лежал и размышлял, прикидывая, какая сволочь устроила мне этот праздничный фейерверк. Чей муравейник я разворошил? От кого такое серьезное предупреждение? Неужели это плод моих сегодняшних похождений? Не может такого быть, слишком рано! Тогда кто еще мог подложить мне подобную свинью? Кому дядя Костя наступал на хвост в ближайшие несколько дней? Никому, кроме двух недоделанных рэкетиров. Значит, кровная месть - зуб за зуб - идет оттуда? Мало их Макс отделал, придется повторить, только на более высоком идейно-политическом уровне и желательно в малонаселенном месте. Вот ведь бараны! И запросто можно сдать в ментовку, благо имеются их писульки. Конечно, они пойдут в отказ, но в следственном изоляторе стараниями Макса могут усвоить очень многое. Козлы!..
- Ты чего бормочешь? - прервал Юрка мой негодующий внутренний монолог. - Может, правда психушку вызвать?
- Непременно, о тебе давно дурдом плачет! Да что ты мне суешь? Что ты мне налил, у меня кот писает больше! Себя так не обделил, кулачье отродье!
- Хозяин барин, не заплохело бы тебе. Похоже, на Гончарова опять открыт охотничий сезон. Опять ты влез в какое-то дело? Если будешь платить, как в прошлый раз, то рассчитывай на мою помощь.
- "Если хочешь быть майором, то в сенате не служи..." Обойдусь без сопливых, да и толку от тебя как с козла молока.
- Конечно, у тебя же есть Ухов!
- Юрка, пей и проваливай, мне надо отдохнуть и подумать.
Этой невинной радости меня лишил приход Милки. Страшного в этом ничего не было, если бы не одно "но"... Она притаранила с собой огромную дорожную сумку. Запахло опасностью. С ужасом я наблюдал, как, раздевшись, Милка начала потрошить ее необъятное брюхо. Вещь за вещью на мой диван ложились плащи, костюмы, юбки и прочие рейтузы. Гора росла, и конца этому не было. Дело делалось фундаментально, и моя роль сводилась к минимуму.
- Может, ты скажешь, в чем дело? - робко высунулся я.
- С папашей поругалась! - озабоченно рассматривая мятый пиджак, между прочим ответила она. - Кстати, из-за тебя.
- Стало быть, я явился яблоком раздора?
- Ага, он назвал тебя шалопаем, бабником и алкоголиком, но я мужественно защищала тебя своей чахлой грудью четвертого номера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28