– Я хочу, чтоб мы расстались добрыми друзьями, – сказала она.
Он раскрыл рот, как будто намереваясь что-то сказать, но, стремительно повернувшись, убежал. Что с ним? Она не решилась пойти за ним. Может, он плачет? Тут она услышала его кашель: он был в туалете. Когда он вернулся, она обняла его за шею и припала к его губам: от него пахло рвотой. Люлю разрыдалась.
– Я простудился, – объяснил Анри.
– Давай ляжем, – плача, предложила она, – я могу остаться до утра.
Они легли. Люлю сотрясалась в отчаянных рыданиях, ведь она вновь обрела свою комнату, свою чудесную чистую постель и красный отсвет в зеркале. Она ждала, что Анри обнимет ее, но он не шевелился: лежал, вытянувшись пластом, словно кто-то положил в постель бревно. «Он сейчас выглядит так, будто говорит с каким-нибудь швейцарцем». Она обхватила его голову руками и внимательно вглядывалась в его лицо. «Ты чист, да, ты чистый». Он захныкал.
– Как я несчастен, – всхлипывал он, – никогда я не был таким несчастным.
– Я тоже, – согласилась Люлю.
Они долго плакали. Наконец она успокоилась, потушила свет и положила голову ему на плечо. Если бы они могли лежать так всегда, чистые и печальные, как сироты; но это невозможно, так в жизни не бывает. Жизнь – это огромная волна, которая накатывалась на Люлю, вырывая ее из объятий Анри. «Твои руки, твои большие руки. Он гордится тем, что они такие большие, говорит, что у потомков древних родов всегда большие конечности. Он уже не будет обхватывать меня за талию своими ладонями – мне бывало слегка щекотно, но всегда приятно, потому что он мог почти смыкать пальцы. Неправда, что он импотент, он просто чистый, чистый – и чуть-чуть лентяй». Она улыбнулась сквозь слезы и поцеловала его пониже подбородка.
– Что я скажу родителям? – спросил Анри. – Моя мать с ума сойдет.
«Госпожа Криспен с ума не сойдет, наоборот, будет в восторге. Они станут говорить обо мне за обедом, все пятеро, говорить с осуждающим видом, как люди, которые уже давно знали об этом, но не желали этого касаться из-за присутствия младшей сестры – ей всего шестнадцать, она еще слишком молода, чтобы обсуждать при ней некоторые темы. Госпожа Криспен будет смеяться в душе, потому что она знала все заранее, ей всегда все известно и она ненавидит меня. О, какая грязь! И внешне все против меня».
– Не говори им сразу, – умоляла она, – скажи, что я поехала в Ниццу поправить здоровье.
– Они мне не поверят.
Она осыпала лицо Анри частыми, быстрыми поцелуями.
– Анри, ты был не слишком ласков со мной.
– Верно, – сказал Анри, – я уделял тебе мало внимания. Но и ты, – заметил он, подумав, – не была особенно ласкова со мной.
– И я тоже. У, какие мы несчастные!
Она заплакала, да так горько, что едва не задохнулась; скоро рассветет, и она уйдет. «Никогда, никогда мы не можем сделать то, чего хотим, нас все время куда-то заносит».
– Ты не должна была так уходить, – сказал Анри.
Люлю вздохнула.
– Я очень тебя любила, Анри.
– А теперь не любишь?
– Не в этом дело.
– С кем ты уезжаешь?
– С людьми, которых ты не знаешь.
– А откуда ты знаешь людей, которых не знаю я?! – яростно спросил Анри. – Где ты с ними встречалась?
– Не надо об этом, мой любимый, мой маленький Гулливер, не строй из себя супруга в такую минуту.
– Ты едешь с мужчиной! – в слезах воскликнул Анри.
– Послушай, Анри, клянусь тебе, что нет, клянусь жизнью моей матери, что мужчины мне сейчас отвратительны. Я еду с одной четой, пожилыми людьми, друзьями Риретты. Я хочу жить одна, они найдут мне работу; о, Анри, если б ты только знал, как мне необходимо побыть одной, как мне все это опротивело.
– Что? Что именно тебе опротивело? – спросил Анри.
– Все! – поцеловала она его. – И все, кроме тебя, мой милый.
Она просунула руки ему под пижаму и долго ласкала его тело. Он дрожал от прикосновения этих ледяных рук, но не сопротивлялся, он лишь сказал:
– Я совсем разболеюсь.
В нем определенно что-то надломилось.
В семь часов Люлю встала с опухшими от слез глазами и сказала устало:
– Мне пора возвращаться туда.
– Куда?
– Я живу в отеле «Театральный», на улице Вандам. Гнусный отель.
– Оставайся у меня.
– Нет, Анри, умоляю тебя, не настаивай, я тебе уже сказала, что это невозможно.
«Это поток, который тебя уносит, это жизнь; ты не можешь ни осуждать, ни понимать, остается лишь дать себя увлечь. Завтра я буду в Ницце». Она зашла в туалет, чтобы теплой водой промыть глаза. Надела пальто, вся дрожа. «Это словно рок. Лишь бы я смогла поспать в поезде этой ночью, иначе в Ниццу я приеду совсем без сил. Надеюсь, он взял билеты в первый класс; ведь я впервые поеду первым классом. В жизни всегда так: годами я мечтала поехать в путешествие первым классом, и вот, когда, наконец, мне представилась эта возможность, все складывается таким образом, что меня это ничуть не радует». Теперь она торопилась уйти, потому что эти последние мгновения были совершенно невыносимы.
– Что ты хочешь сделать Голуа? – спросила она. Голуа заказал Анри рекламный плакат, тот сделал его, а Голуа теперь от него отказывался.
– Не знаю, – ответил Анри.
Он съежился комочком под одеялом, видны были лишь его волосы и краешек уха. Он медленным, слабым голосом пробормотал:
– Я бы проспал целую неделю.
– Прощай, любимый, – сказала Люлю.
– Прощай.
Она наклонилась к нему и, слегка приподняв одеяло, поцеловала в лоб. Потом она долго стояла на лестничной площадке, не решаясь закрыть за собой дверь. Наконец она отвела глаза и сильно дернула за ручку. Послышался сухой щелчок, и ей показалось, что сейчас она потеряет сознание; похожее чувство она пережила, когда услышала, как первые комья земли застучали о крышку отцовского гроба.
«Анри не слишком любезен. Он мог бы встать и проводить меня. Наверно, мне было бы не так тоскливо, если бы он закрыл за мной дверь».
IV
«Она сделала это! – думала Риретта, глядя вдаль, – сделала!»
Был вечер. Около шести часов Риретте позвонил Пьер, и она пришла на встречу с ним в кафе «Дом».
– Но разве вы не должны были встретиться с ней сегодня в восемь утра? – спросил Пьер.
– Я виделась с ней.
– Она выглядела неважно?
– Да нет, – ответила Риретта, – я ничего не заметила. Она была несколько уставшей, но сказала, что плохо спала после вашего ухода, так как ее возбудила мысль, что она увидит Ниццу, и потому, что она испугалась портье-алжирца… Знаете, она даже спросила меня, уверена ли я, что вы взяли билеты в первый класс, даже сказала, что поездка первым классом была мечтой ее жизни. Да, – решила Риретта, – я уверена, что у нее и в мыслях не было ничего подобного, во всяком случае, пока я была у нее. Я пробыла с ней два часа, а у меня острый глаз на такие вещи, я бы удивилась, если б от меня что-то ускользнуло. Вы скажете, что она очень скрытная, но я знаю ее уже четыре года и видела ее в разных обстоятельствах, я знаю мою Люлю как свои пять пальцев.
– Значит, это Тексье ее отговорили. Забавно… – Он задумался на мгновенье и неожиданно сказал: – Интересно, кто им дал адрес Люлю. Я сам выбрал отель, о котором она раньше никогда не слышала.
Он рассеянно вертел в руках письмо Люлю, и Риретту это раздражало, потому что ей очень хотелось его прочитать, а Пьер никак не давал ей письмо.
– Когда вы его получили? – наконец спросила она.
– Письмо?.. – И он отдал его ей. – Возьмите, вы можете его прочесть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10