"Ну если бы бог мэо не родился, разве вода из водопада могла бы стать сладкой?" Неграмотные люди, естественно, верят в это. А потом прилетает американский вертолет и устраивает катание. Радость, счастье. А скот забит, урожай не собран. Здесь праздник бога отмечают не день и не два, а месяц... У мэо начинается голод. Американцы тут как тут. Продовольственная "помощь" старикам, а молодежь вербуют в армию. Так были созданы "особые силы мзо" пятнадцать тысяч неграмотных, фанатичных наемников.
- Мы идем к мзо с тетрадкой и книжкой. Мы создали для них письменность, стремимся повысить их жизненный уровень...
Мы проговорили с Сисаной весь день. Потом он прилег на полчаса отдохнуть: прошлой ночью было заседание ЦК, он очень устал, а я вышел из пещеры подышать "нормальным воздухом".
Литое солнце умирало. Раскаленная, желто-белая масса солнечного света превращалась возле входа в нашу пещеру в осторожную, розовую, зыбкую акварель. А позже эти нежные акварельные "размытости" стали постепенно, но очень настойчиво, с каждой минутой все настойчивее, побеждать сильный сине-голубой тон.
Выйдя из пещеры покурить, я увидел, что небо уже не голубое, а черное. И в этом черном небе мерцали загадочные звезды. По-прежнему, как и утром, надрывно кричал петух. Он прятался от бомбежек вместе с людьми и выходил из пещеры дышать ночным воздухом тоже вместе с людьми. Товарищи надо мной подшучивали, но когда я несколько раз "предсказал" бомбежки по вою собак, подтрунивать перестали. Собаки выли так, как двадцать шесть лет назад, когда я жил на Волге и шла Сталинградская битва и фашисты налетали на наш город по два, три раза в день. Я с тех пор запомнил, как жалостливо, по-бабьи голосисто мычали коровы, а им подвывали собаки. Глаза у собак были замершие, устремленные в небо, которое сулило им невидимую и непонятную, но неотвратимо идущую гибель.
Сурин Фуми посовещался с комиссаром охраны Сисуком. Принято решение: спать до полуночи и потом двинуться в неблизкий путь - через горы, пешочком - в типографию и редакцию газеты. Ночью идти безопаснее - летают только винтовые "АД-6", а их можно услышать загодя и спрятаться среди скал.
Мы шли, растянувшись цепочкой. Впереди вышагивал необыкновенно элегантный (даже в своих рваных кедах и местами прожженной хлопчатобумажной партизанской форме) комиссар охраны Сисук, потом шел наш переводчик Понг Сурин Фуми. Когда мы с Валентином Свиридовым только приехали, он сказал:
- Если вы забудете, как меня зовут, постарайтесь вспомнить игру пинг-понг, и если вы меня назовете Пинг, я не очень обижусь, хотя в общем-то я Понг.
- Старина, - сказал я, - ни в коем случае не забуду ваше имя, потому что одна половина вашего имени равнозначна фамилии режиссера "Мосфильма" Саши Сурина. Пинг Понг Сурин Фуми. Очень просто.
Понг очень потешался по этому поводу. (Я радовался, глядя на него. То время, что мы провели у партизан - и рядом с принцем Суфанувонгом, и в пещере вместе с Сисаной, и во время перестрелок с диверсантами, - всегда и всюду Понг поражал меня своей одинаково опрятной подтянутостью. Брюки бритвенно выглажены - он клал их каждую ночь, если спать приходилось не на земле возле костра, а в пещерах, на деревянных "матрацах", под циновки; ботинки модные, до глянца начищены, а на шее повязан платочек, подаренный ему какой-то никому неведомой Прекрасной Дамой.)
Замыкали нашу цепь три солдата охраны. Шли мы, весело переговариваясь, но когда пришлось карабкаться по отвесной скале высоко наверх, Сисук обернулся и передал по цепи команду:
- Тихо! Потушить фонари!
- Черт!-выругался Понг. - Сейчас в темноте измажу брюки...
Быть таким опрятным здесь, где нет бань, а бамбуковые водопроводы разбиты бомбежками и даже простое умывание перерастает в проблему из-за внезапных налетов, - дело трудное и, я бы сказал, мужественное. Тем более мне был симпатичен Понг: я люблю людей, считающих для себя долгом быть элегантными во всех случаях и при всех условиях. Элегантность отнюдь не предполагает обилие тряпок. Я видел девушек на строительстве Абакан - Тайшета в маленьких унтах и в ватниках - они были куда как элегантнее некоторых молодых людей, натягивающих шляпы на уши обеими руками...
- Вот черт! - снова выругался Понг. - Измазал колено!
- Разговоры! - коротко сказал Сисук.
- А в чем дело? - шепнул я.
- Вчера они где-то поблизости сбросили диверсантов, а на скале нас можно перестрелять, как глупых кур, поодиночке. Они стреляют по голосам или по свету фонариков.
После нескольких часов перехода Сисук позволил сделать привал. Мы сели на камни в кромешной темноте. Прижались друг к другу спинами. Кто-то из солдат охраны достал флейту и заиграл песню "Лам вонг". Сисук начал тихонько подпевать. "Лам вонг" - танец-песня. Ее поют, танцуя. (Однажды мы попали под сильную бомбежку, и нас всех засыпало землей: бомбы угодили совсем неподалеку, и мы уцелели чудом. Солдат, которого не только завалило землей, но и стукнуло камнем, ощупал себя - цел ли, - достал флейту и заиграл "Лам вонг".
- Что это он? - спросил я Понга. - Контужен, что ли?
- Почему? Он с радости играет. Жив, - значит, пой и танцуй!)
...Сисук долго слушал, как играет на флейте солдат, а потом сказал:
- Ну-ка, дай мне.
Солдат передал ему флейту, маленькую, самодельную, из бамбука, и Сисук заиграл нежную, протяжную песню. Черно-белое небо, подрезанное острыми ножами горных хребтов, опрокинулось над нами звездным безразличным спокойствием. Рядом журчал ручей. Где-то в'скалах протяжно и скорбно кричала неведомая птица.
...Ранним утром мы добрались до нужного нам места в горных джунглях (я намеренно не называю географических названий мест, где побывал, - меня об этом просили лаосские друзья: у американцев есть очень подробные карты, и лао опасаются, что сразу же начнутся бомбежки их баз, спрятанных в самой глубине гор). Здесь, в отличие от нашей горной долины, был слышен детский смех ребятишки вылезали из пещер и грелись на солнышке под надзором двух женщин, одна из них была с карабином, другая - с биноклем. В отдалении солдаты чистили оружие; свободные от вахты нежились под солнцем: постарше - просто закрыв глаза и откинувшись на руки, словно на пляже, а те, кто помоложе, читали книжки. Рядом с входом в пещеру работал ткацкий станок, если, правда, это кустарное сооружение можно называть станком. Девушка ткала себе свадебную юбку. Это - традиция Лаоса: каждая девушка обязана выткать для свадьбы красивую юбку. Крохотное селение, скрытое в тропическом густом лесу, еще ни разу не подвергалось бомбардировке. Последняя воронка, которую я заметил, была в двух километрах отсюда. По лаосским понятиям это глубокий тыл.
Здесь расположена типография Нео Лао Хак Сат. Познакомился с директором Бун Поном. Ему тридцать шесть лет. Работать в типографии он начал восемнадцать лет назад - в день ее основания. Был подсобным рабочим. После налета на типографию полицейских Бун Пон бежал из Вьентьяна. Три месяца пробирался в районы Нео Лао Хак Сат, питался банановыми листьями, прятался от диких зверей на деревьях, привязывался ремнем к стволу и так спал. Здесь, в скалах, начали на пустом месте. Собрали кустарные печатные станки. А сейчас выпускают газету, книги, календари.
Он провел меня по типографии: это пять глубоких пещер, соединенных узкими, темными расщелинами - коридорами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
- Мы идем к мзо с тетрадкой и книжкой. Мы создали для них письменность, стремимся повысить их жизненный уровень...
Мы проговорили с Сисаной весь день. Потом он прилег на полчаса отдохнуть: прошлой ночью было заседание ЦК, он очень устал, а я вышел из пещеры подышать "нормальным воздухом".
Литое солнце умирало. Раскаленная, желто-белая масса солнечного света превращалась возле входа в нашу пещеру в осторожную, розовую, зыбкую акварель. А позже эти нежные акварельные "размытости" стали постепенно, но очень настойчиво, с каждой минутой все настойчивее, побеждать сильный сине-голубой тон.
Выйдя из пещеры покурить, я увидел, что небо уже не голубое, а черное. И в этом черном небе мерцали загадочные звезды. По-прежнему, как и утром, надрывно кричал петух. Он прятался от бомбежек вместе с людьми и выходил из пещеры дышать ночным воздухом тоже вместе с людьми. Товарищи надо мной подшучивали, но когда я несколько раз "предсказал" бомбежки по вою собак, подтрунивать перестали. Собаки выли так, как двадцать шесть лет назад, когда я жил на Волге и шла Сталинградская битва и фашисты налетали на наш город по два, три раза в день. Я с тех пор запомнил, как жалостливо, по-бабьи голосисто мычали коровы, а им подвывали собаки. Глаза у собак были замершие, устремленные в небо, которое сулило им невидимую и непонятную, но неотвратимо идущую гибель.
Сурин Фуми посовещался с комиссаром охраны Сисуком. Принято решение: спать до полуночи и потом двинуться в неблизкий путь - через горы, пешочком - в типографию и редакцию газеты. Ночью идти безопаснее - летают только винтовые "АД-6", а их можно услышать загодя и спрятаться среди скал.
Мы шли, растянувшись цепочкой. Впереди вышагивал необыкновенно элегантный (даже в своих рваных кедах и местами прожженной хлопчатобумажной партизанской форме) комиссар охраны Сисук, потом шел наш переводчик Понг Сурин Фуми. Когда мы с Валентином Свиридовым только приехали, он сказал:
- Если вы забудете, как меня зовут, постарайтесь вспомнить игру пинг-понг, и если вы меня назовете Пинг, я не очень обижусь, хотя в общем-то я Понг.
- Старина, - сказал я, - ни в коем случае не забуду ваше имя, потому что одна половина вашего имени равнозначна фамилии режиссера "Мосфильма" Саши Сурина. Пинг Понг Сурин Фуми. Очень просто.
Понг очень потешался по этому поводу. (Я радовался, глядя на него. То время, что мы провели у партизан - и рядом с принцем Суфанувонгом, и в пещере вместе с Сисаной, и во время перестрелок с диверсантами, - всегда и всюду Понг поражал меня своей одинаково опрятной подтянутостью. Брюки бритвенно выглажены - он клал их каждую ночь, если спать приходилось не на земле возле костра, а в пещерах, на деревянных "матрацах", под циновки; ботинки модные, до глянца начищены, а на шее повязан платочек, подаренный ему какой-то никому неведомой Прекрасной Дамой.)
Замыкали нашу цепь три солдата охраны. Шли мы, весело переговариваясь, но когда пришлось карабкаться по отвесной скале высоко наверх, Сисук обернулся и передал по цепи команду:
- Тихо! Потушить фонари!
- Черт!-выругался Понг. - Сейчас в темноте измажу брюки...
Быть таким опрятным здесь, где нет бань, а бамбуковые водопроводы разбиты бомбежками и даже простое умывание перерастает в проблему из-за внезапных налетов, - дело трудное и, я бы сказал, мужественное. Тем более мне был симпатичен Понг: я люблю людей, считающих для себя долгом быть элегантными во всех случаях и при всех условиях. Элегантность отнюдь не предполагает обилие тряпок. Я видел девушек на строительстве Абакан - Тайшета в маленьких унтах и в ватниках - они были куда как элегантнее некоторых молодых людей, натягивающих шляпы на уши обеими руками...
- Вот черт! - снова выругался Понг. - Измазал колено!
- Разговоры! - коротко сказал Сисук.
- А в чем дело? - шепнул я.
- Вчера они где-то поблизости сбросили диверсантов, а на скале нас можно перестрелять, как глупых кур, поодиночке. Они стреляют по голосам или по свету фонариков.
После нескольких часов перехода Сисук позволил сделать привал. Мы сели на камни в кромешной темноте. Прижались друг к другу спинами. Кто-то из солдат охраны достал флейту и заиграл песню "Лам вонг". Сисук начал тихонько подпевать. "Лам вонг" - танец-песня. Ее поют, танцуя. (Однажды мы попали под сильную бомбежку, и нас всех засыпало землей: бомбы угодили совсем неподалеку, и мы уцелели чудом. Солдат, которого не только завалило землей, но и стукнуло камнем, ощупал себя - цел ли, - достал флейту и заиграл "Лам вонг".
- Что это он? - спросил я Понга. - Контужен, что ли?
- Почему? Он с радости играет. Жив, - значит, пой и танцуй!)
...Сисук долго слушал, как играет на флейте солдат, а потом сказал:
- Ну-ка, дай мне.
Солдат передал ему флейту, маленькую, самодельную, из бамбука, и Сисук заиграл нежную, протяжную песню. Черно-белое небо, подрезанное острыми ножами горных хребтов, опрокинулось над нами звездным безразличным спокойствием. Рядом журчал ручей. Где-то в'скалах протяжно и скорбно кричала неведомая птица.
...Ранним утром мы добрались до нужного нам места в горных джунглях (я намеренно не называю географических названий мест, где побывал, - меня об этом просили лаосские друзья: у американцев есть очень подробные карты, и лао опасаются, что сразу же начнутся бомбежки их баз, спрятанных в самой глубине гор). Здесь, в отличие от нашей горной долины, был слышен детский смех ребятишки вылезали из пещер и грелись на солнышке под надзором двух женщин, одна из них была с карабином, другая - с биноклем. В отдалении солдаты чистили оружие; свободные от вахты нежились под солнцем: постарше - просто закрыв глаза и откинувшись на руки, словно на пляже, а те, кто помоложе, читали книжки. Рядом с входом в пещеру работал ткацкий станок, если, правда, это кустарное сооружение можно называть станком. Девушка ткала себе свадебную юбку. Это - традиция Лаоса: каждая девушка обязана выткать для свадьбы красивую юбку. Крохотное селение, скрытое в тропическом густом лесу, еще ни разу не подвергалось бомбардировке. Последняя воронка, которую я заметил, была в двух километрах отсюда. По лаосским понятиям это глубокий тыл.
Здесь расположена типография Нео Лао Хак Сат. Познакомился с директором Бун Поном. Ему тридцать шесть лет. Работать в типографии он начал восемнадцать лет назад - в день ее основания. Был подсобным рабочим. После налета на типографию полицейских Бун Пон бежал из Вьентьяна. Три месяца пробирался в районы Нео Лао Хак Сат, питался банановыми листьями, прятался от диких зверей на деревьях, привязывался ремнем к стволу и так спал. Здесь, в скалах, начали на пустом месте. Собрали кустарные печатные станки. А сейчас выпускают газету, книги, календари.
Он провел меня по типографии: это пять глубоких пещер, соединенных узкими, темными расщелинами - коридорами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15